***

глыбы окаменелых великих

хранят в себе нетленные речи шипящих костров –

в них горели добела наши первые крики,

и пеплом оседала первая человеческая песня.

эхо её течения способно унести в до-речье,

пронизанное капиллярами нашей плотной родственности

с вечерним ливнем, с месяцем полусонным, с бусами росы.

пока зёрна наших обнажённых голосов ещё не взошли,

молчание – главная молитва.

тело брезжит предчувствием слов и лжи.

немые, мы – самоцветы правды.

Всё узнаёт о нашем явлении по дыханию,

и всё дышит в танце категорий будущего.

обитая в сейчас, к чему произносить себя?

***

чуткие лапы столетних елей,

расплетите косы моих изношенных по миру дум,

ветрами овитых, безмолвие впитавших.

эй, горбатая берёза, расколотая не то молнией,

не то яростным током внутренних противоречий,

выкуй мне из стали решётку перед топью панельного царства,

пока не затянуло туда мою белую душу.

кости леса, стучите тише,

не будите затаившуюся во мне кровь.

теките весом в пол, оттиском пыльным в утробу трав.

кто сотворил эти капища наших невесомых трепетных сердец?

мы вынуждены сами их замуровать под масками.

и жаждать новых подношений.

мы и сами здесь потусторонние гости.

***

Луна длится

делится

на мгновения

одна воскресает

на кладбище

звёзд

в племени Луны - волки,

приливы

и отливы,

растущие кончики

золотых волос

в её хижину

ведёт

молочная крупа

рассыпаемая ночами

для тихих птиц

она гуляла

по моим снам

(не смейся)

мы летим к ней

держись

***

откуда рождается вопрос?

и что родилось прежде: вопрос или ответ?

праотец деревьев носит вопросы в своих кронах,

выхаживает их, возделывая вниманием.

с порога ума и тела смотрит на их рост.

увлечённые игрой ветра, вопросы выбираются из гнёзд.

прикасаясь к темноте, тонут в плоти земных объятий. 

праматерь почвы растит в себе семена ответов,

заботливо перечитывает, нянчит в плодородии

и, наконец, выпускает во внешнюю форму голоса,

и они слетают

с морозных швов

твоих сухих губ.

***

Мне бы хотелось неподвижностью камня заколдовывать

летящих

с облак

птиц,

Чтобы линией падения они уберегали тебя

от вмерзания в прошлое,

лишнее.

Мне бы хотелось мгновенностью осени

снимать с тебя отжившие листики,

трепетно шелестеть ими

по затылку

твоих корней.

Мне бы хотелось петь неторопливым трамваем,

робко перешагивающим по рельсам мшистого города,

о том,

как светлеют

оливковые глаза человека,

который простил себя.

Мне бы хотелось провести тебя

на северный склон,

поросший костяникой, где сходятся параллельные миры непонятых нами существ,

где жутко

до сырости

и могущественно

до головокружения.

Туда, где пахнет свежим баданом на непроходимых тропах сибирских джунглей, причудливых лиан,

где в каждом кусточке мерещится чей-то терпеливый взгляд –

спроси его разрешения, прежде чем пройти;

я знаю туда дорогу.

Мне бы хотелось расшевелить

подлинность жизни

в твоих клетках,

показать,

как они могут искриться и плескаться,

убегая по хорде вверх,

как когда обнимаешь впервые ещё не знакомого, но уже своего, от удивления зажмуриваешься –

какие же они все разные,

эти тела и их обитатели!

Мне бы хотелось ошибаться и спотыкаться;

ковылять по мокроте травы и пропускать объяснения правил игры,

чтобы вместе отыскивать порционные дольки ответов,

нами же припрятанные в начале всего и всех.

Мне бы хотелось помириться с тишиной страхов,

остывающих в ритме моих токов;

мне слышна музыка в том, как ты лежишь, отвернувшись от меня умом.

***

не имеющий ни будущего, ни прошлого, ни наклонений,

язык стиснутых губ

на вкус, как свежая почва,

по которой несётся луч неровного солнечного шара.

звучит он ударами гнилых сосен друг о друга,

падающих и простилающих путь

юным потомкам леса.

а пахнет он пёрышками разбитого об утёс птенца,

его робкие крылья расправлены неумело.

Всему только предстоит появиться.

Ничто уже отсуществовало.

***

кольцо первых слов

сжало твой рот,

но ты не умеешь ещё говорить.

стоишь у реки

по горло в зарослях джунглей

и кричишь на всём протяжении

дыхания.

звон столкнувшихся горизонтов

врывается в твои ушные раковины.

***

опустить измаявшееся в страстях тело

в убежище жухлых листьев,

выпластать руки вширь,

пальцами изрывая приюты червей,

сонастроиться с ритмами леса.

изломанные древесные губы,

с которых стекает смола,

прикоснитесь к моим подушечкам пальцев –

проводникам осязаемости.

чудесное отсутствие,

стань обителью моей темноты.

длись, мгновение чистоты.

***

нагретое голубое небо и пряный кричащий запах трав.

совершенная безоценочность состояний и себя в них;

наблюдение вовне и вовнутрь.

сумасшедше зелёная трава после ливня – посылки с неба.

спешить ни к чему - плоды волшебства станут заметны лишь к ночи.

распахни колбочки глаз своих навстречу Млечному пути.

под этим небом ты в безопасности.

***

Горизонтальная плоскость

плюс двое истосковавшихся по теплу и форме –

всё, воздух разряжается,

рассудок оставляет тело,

в теле только концентрируется всепоглощающее внимание к рукам,

оно откликается на каждое движение пальцев.

тело наконец раскрывается бутоном.

«можешь что-нибудь рассказать

или прокомментировать свои ощущения».

я же без головы сейчас,

оттуда стекает любовный сок!

«нет, я тебя не боюсь».

посмотри внимательно – вот же.

я здесь перед тобой

сосредоточена в моменте

и страх не помещается

(страх это социальное нам страшно привязаться давай без проекций бывших/настоящих/несбывшихся –

мы здесь обнажились и овладели древнейшим языком)

я доверяю тебе целиком свою внешнюю оболочку

(делай же, что захочется)

дарю тебе возможность прикоснуться к душе

а душа моя изголодалась

да заблудилась по околоткам этого нелепого тела.

молю,

отыщи её своими проницательными касаниями,

верни и хоть поглядеть бы на неё несколько часов

слиться в целое

прочувствовать все оттеночки

на палитре этой мучительной женскости.

ты берёшь меня за руку

и проводишь в моё собственное тело,

вдыхаю кожей морозный воздух – наконец я дышу!

упоительно.

исступлённо.

душа моя влюблённо тебя разглядывает,

целует впадинку между ключицами,

играет блюз на саксофоне.

мне сакрально.

не спрашивай почему молчу,

я создаю воспоминание,

я проживаю рядомость.

***

Оттуда сквозит дикорослым страхом.

Сдавливает так, словно оказался в океане,

вне берегов человеческого присутствия и восприятия себя как отдельности.

Обручённые с водой свободными гласными шепчутся о снах,

увязнувших в грамматике океана.

Ночь у всех забирает речь,

чтобы можно было прильнуть к аквамариновой коже ископаемых в глубокой дрёме.

Глаза не закрыть – их нет;

не заголосить – рот стянут плёнкой, крик расщепился и заиндевел.

Осталось вспоминать, чем дышал в прошлых жизнях.

Их россыпь колется солью на кончике языка.

Что ты говорил жабрами? Водоросли внемлют тебе.

Белонебая птица, пастушка облачных степей,

вмиг срывается к земной тверди, крыльями режет немоту.

Хочется ли сейчас молчать?

Молчание – гладь ковыля, примятого гигантским луговым быком.

В пустоте что-то есть.

В ней чуткость зрения почвы перед набухающим дождём – в ней зреет ранняя слепота.

***

штора запрыгнула на полку –

уберегает себя от острых когтей

хозяйка квартиры не знает, кто в ней поселился

мы тайные, секретные, скрытные, мы бытовые партизаны

обёртываемся в молчание

монументально

давай заморозим радость от сближения душ

достанем потом

***

ворное снот.

о! –

– ткель помню:

я ведуешь тебя

сна поодаль.

на сновином краю,

из-сквозь крыл век,

ся проклюнет,

себя проклюнетет

речь ненаша.

ворны, ворны

граятем

без ны уж.

***

(во-под веки)

(вéтра вбор)

(а ноша легка ли)

об донья зримого

– загляды –

тоже доньями сперва,

после кромками

лишь плеск прочь:

зря

(шоан шоан шоан)

***

вяаст, ваяст, ваятс –

кажда

(без –

за –

ветно –

в неё-ка

воткня)

строка.

от бумаги вколото

в гладкое руке,

глазу. 

(стояв)

(востя)

(свотя)

***

1.

хо́лвые, выста́вши

2.

по холмам.

плач.

(вдоль-на шумах стлась)

3.

у отко́льнего гласа,

глаза

***

(что до вдоха) 

(то)

(лько как когда)

обрывы дышат об

(рывы)

***

полостей

об пустяное

зрение.

всяк глаз несть,

всяк свет несть,

смо-

тря-

сь.

***

(за) (черп) (нув) (строки́)

(горсть)

(в руках у рук)

(лицо голо́вье)

(у черепа в гости́)

(загорстившись)

***

(обли) (чьи) (плетутся)

(из теки)

в теньках ли́чьих

(видно) течь, тая

(дно тел читая)

(в иноте чтоя)

***

полоские листы ручья

(в)

(ысохи)

(ваяс)

(ь)

(полостки речея вымолкая)

***

рассыпая – гó͘лосá – низ-на-кó͘мки́

на

вара-вара-вара

веря-веря-веря

(неснамке) (певая ниокомки)

***

(вот-вот-запоя́) (себе не)

(вне-)

.

(млешь)

(меж выдохов) (паузх их)

(вымолвлена)

.

(в ней) (лишь)

*** 

так вот и ковыляешь

прежней речи навстречу

где был дышал тогда

(ты ли)

***

внутрь острой еловой хвоинки

вплетены чернила

укол за уколом рука читает

прочерк – тире

***

в полой комнате нету света

я смотрю на моё лицо

сотнями широких пор

***

капля взгляда пористых вещей касается всасываясь

со-

сёт себя

голубенькими губками

10 КАДРОВ

1.

гляди как мы становимся глазами

2.

(усталая, присядь у ручья)

(ноты камешков на листе воды)

(это журчит твоя кровь)

3.

(каждый губы)

(снимают со слова)

(слой цвета)

(посмотри на слова)

(как легко им рядом)

(призракам и живым)

4.

(беспечная, как)

(ребёнок, одетый в погибшего)

(имени которого не помнит)

5.

, кто слышу твоё дыхание)

, кто дышу ноту за нотой за нотой)

(для полой кости, которая

(эту песню, когда

6.

(они решили: имя твоё гниёт)

(помню, ты родила новое)

(ласково-мёртвое)

(вкладыш вакуума в теле)

7.

(что родное то бесконечное)

(пустота вокруг ног)

(звуку невозможно) (в широком космосе)

8.

(мамино молоко)

(совершало взгляд)

(на шаги того, верхнего молока)

9.

(в документе фраза учится разрастись до паузы)

(сухая, как)

(мир до первой воды)

10.

(бредёшь навсегда)

***

снег идёт сзади глаз | и засыпает имя

***

шуршит ими-нами | ничь-я-речь | (имена никнут в белый шум)

***

кого-то(меня(ли))

***

|от|пуст|и|пуст|и|пуст|и|до|(м

***

долго учась хранить | бывшее никогда

ОПЕРАТОР ЗВОНКОВ НА ТОТ СВЕТ

***

мышки – мелкие воришки

твоих поцелуев и детских зубьев

молочными – откупиться

коренные – водица

мышка громче шурши

сьешь мотылька воришку души

душа наша масло на хлебе

взбитой млечный путь

на исцелованном небе

только тех поцелуев мышь не крадёт

мотыль

не долетит и за год

туда

где поцелуи пускают корни

ОПЕРАТОР ЗВОНКОВ НА ТОТ СВЕТ

я живу в квартире где умерли мои

папа

дедушка

и бабушка

мне до сих пор иногда звонят

и просят их к телефону

не папу конечно

он давно

все узнали

а смерть старого человека

так не потрясает

так не заставляет искать всех кому

звонки на тот свет поступают нечасто

они разные

кто-то удивляется и вешает трубку

кто-то плачет

кто-то расспрашивает где я училась и кем работаю

всё не наберусь духу сказать

что они

ошиблись номером

это может быть очень жестокая шутка

а может

надежда на то что кому-то и правда звонят

и говорят

здравствуйте могу я услышать

мою галию

да-да год рождения сорок шестой

год смерти две тысячи первый

я никак не войду в колею

где погреб пустой

и ты не треплешь мне нервы

кстати мы открыли твои консервы

кайсарик сказал отстой

я тебя оказалось люблю

и ещё один внук родился и дышит

и сидит оператор

всем говорит

ожидайте

а кому-то

вы ошиблись номером

и счастливый ах прерывается гудками

оператор соединяет

посылает шёпот

сны

совпадения

и люди оборачиваются

просыпаются

вздрагивают

бабушка умерла позже

на один год

и один месяц

одиннадцатого

никак не могу перестать

ИНСУЛИНОВЫЙ 1982

женщина и мужчина

несли мальчика

по отделению эндокринологии

мать сдерживала слёзы

отец – горькую водочно-табачную блевоту

догадывались:

придётся привыкать к запаху инсулина

(такой запах ни с чем не спутаешь

разве что с потом

терпкий запах пота остро проникает в пазухи

как будто в нос сделали укол

но обычно инсулин вкалывают в руку)

они боялись –

не знали как долго

в доме будет запах инсулина

технички матерились и отскабливали застывший сортирный мёд

пчёлы роятся в почках

пчёлы жужжат

жужжат и всасывают сладкую кровь

жужжат и сплёвывают в лоханки мёд

жужжат и водят своими жалами как ложками

жужжат и сгущают жёлтые краски

на самом деле всё тело улей

фабрика по производству вишнёвого сиропа

в сердце – сладость

в сердцах – горечь

в глазах – соль

бабушка и дедушка

несли моего отца

по отделению эндокринологии

ДЕНЬ БОЖИЙ

Отцы умирают двадцать восьмого

Каждый дьявольский март, снова и снова.

Новый зверь-тамагоч

Умирает за ночь –

Завожу себе нового

Я, ничейная дочь.

Дыхание рвётся

Или перерезается.

Отцовское – богом,

Моё – гробом,

Который, как ножницы, закрывается.

А жизнь начинается

В пять

Вечера и лет

Каждый божий день.

***

после смерти я сделаю твит

привет моему зомби

не увидимся в следующей серии

приложу селфи

на фоне

райский вид

подпишу

это лёд по небу плывёт

перьями

***

глаз обезьяны посмотрел из луны

и стал месяцем

в этот месяц никто не смотрел

никто не слушал

никто не говорил

никто не молился

глаз обезьяны посмотрел на реку

и в ней умерла вся рыба

бог наудил её на косточки kfc

и раздал бедным

глаз посмотрел на землю

и трава перестала расти

люди солили клумбы из покрышек удобрениями

но не взошли ни петушки

ни курочки

глаз посмотрел на небо и увидел себя

подумал где моё тело

голова а главное нос

нос нужен чтобы дышать

чувствовать запах жареной картошки и свежеполитой земли

господи

опять про нос забыл

заново начинаем

ЖЕНЩИНА-ТЮЛЬПАН

руки красные от тюльпана

и руки красные от крови

такие разные руки

либо краска проступила из лепестков оставила их белыми и капнула

либо стекла из дула

дула наполненного кровью девственников

на которых женщины идут священной войной

ибо ни один мужчина не должен уйти на войну девственным

вдруг умрёт

что будет делать со своими семьюдесятью двумя

там

ещё опозорится псмля

интересно как зовут эту женщину

она могла бы быть лизой

или хотя бы расти в саду

со стеблем иззелена чёрным

со стволом оглушительно блестящим

с глазами-сливинами

а так ей подарят не букет цветов

не букет котов

не мешок картошки

а букет стволов

а мешок на голову

а о кисках лучше вообще не заикаться

не то можно остаться заикой

стволы кстати должны быть обрезами

чтобы помещаться в мешок

и не выпирать

ведь если люди увидят твой выпирающий ствол

они сдёрнут мешок

они увидят твой стебель

и не дай бог аллах перрун зевс или ктулху он не выстрелит

бог демократии тебя тоже не простит

а бог твоего рода отречётся

ибо и богу

и эволюции

нужно чтобы стволы стреляли

и проливалась жидкость

и из земли тянулись новые

мешковатые

исчерна-зелёные стволы

тюльпанов

МЛАДЕНЕЦ ШРЁДИНГЕРА

7 января праздник марии

она одна могла рожать

знала

ребёнок умрёт

не насовсем

каждый год 7 января и в другие даты

марии машки и машеньки

рожают порочно зачатых своих илюш игорей и искандеров

для жизни и смерти

окончательной

и каждый год мама какой-то маши

надеется:

у её дочки ничего не было там за гаражами

с толиком

нуриком

и тем более с витьком

надеется:

над их домом зажжётся звезда и укажет путь благодетелям

и не придётся платить за коммуналку еду и образование

надеется:

ребёнок родится для иной жизни

бессмертным

а пока не родился

он младенец Шрёдингера

на него одновременно действуют и не действуют:

– сигареты которые курит мария за углом дома

– водка которую пьёт мария на качелях с другими пятнадцатилетними девочками и мальчиками

– удары которые дарит ей иосиф по бокам животу и спине

младенец бессмертен пока не родится

как бессмертны мёртвые

***

приснилось я надену тебя как кожу

тебя пересадят мне как печень только всю

это называлось брак

это значило одно сердце

в оболочке из другого

я фантазировала как проползу рукой внутри твоей

поглажу изнутри

полюбуюсь рябью и поднимающимися волосками

и пальцы войдут в пальцы

и сожмутся в немом согласии

это был бы особый вид общения секса и вынашивания

размножаться по-другому уже разучились

я понимала бы малейшие движения твоих мыслей

чувств

души

вибрации наших тел вошли бы в резонанс и мы взрывались

взрывались бы и взрывали пальцами землю одеяло воздух ткань жизнь

но оказалось

***

у меня тело взрослой женщины

в багажнике

да это я в своём багажнике

так долго была

у себя

в загашнике

каком-то гадюшнике

пиздецком порожняке

а теперь

мне нравятся мои руки

неестественно выгибающиеся лямбдой

ноги

которые кажутся длиннее

если вытянуть стопу сорокового размера

проступающие венки на ладонях

странно щёлкающая косточка над правой пяткой

но откуда

оно

тело девочки вышло из мамы

это – нет

из мамы такими не выходят

***

Перевыразить недовыразимое

Перевырезать план сердец за понедельник

Вырезать поголовно мысли в голове

Резать щупы тянущиеся тебе навстречу из живота

Выразить постукиванием ноги невырезаемое

Ни из сердца моего

Ни из живота

Ни из ног моих

***

но воображаемую жилку ничем не перерезать

настоящие ножницы перерезают настоящую

мысленные оказываются тупыми

косыми

разъезжаются

а если наточить на мысленном камне

жилка станет крепче алмаза

смерти

засевшей в голове песни

внутри что-то должно быть

графитовая палочка

огненное зёрнышко

что-то что пульсирует

что в лучшие моменты

можно пощупать

мысленной рукой

не всё можно пощупать мысленной рукой

нельзя

самую последнюю цифру

половинку звука

смелость трусливого льва

принятие смерти

своей

***

оно всегда там

даже если не болит

даже если трогаешь а оно плоское

его не сковырнёшь

не смоешь

не сдуешь

оно там даже если забудешь

тем более если забудешь

если забудешь

закроешь двери

перед собой

оборвёшь нити

и когда оно проснётся

когда не будешь знать

треснул ты или мир

когда худые коровы пожрут толстых,

и не найдётся иосифа

ты начнёшь задавать ответы

думая они вопросы

пойдёшь к центру земли на волосах

попросишь остудить чаю

споёшь свои гимны с закрытым ртом

увидишь сны которые расскажешь психотерапевту

а он скажет

оно всегда там

даже когда там это когда

ИМЯ

Не вздумай себя называть,

Или убьешь

Мысль изреченная – ложь

Клеймит мать

Самый опасный вопрос

Кто ты такой

Не называй собой

Это допрос

Не называй собой

Ты не Христос

Он не ответит когда

Зададут вопрос

Ты до такого пока

Еще не дорос

Ты не готов вызывать

Имя на бой

Как только себя назовешь

Тебя распнут

Найдётся Иуда, накинут на шею хомут.

Называться – опасная блажь

Ты один а их целая рать

Если имя себе дашь

Они смогут тебя позвать

***

через оптику на расстоянье щелчка

ты красивая ты красивая пока

я смотрю на тебя

между картинами молча меняю язык

и диалог кажется состоялся

когда я поймала твой взгляд

что ты сказал_а

только фрагмент в котором я только успела

увидеть тебя

***

потоки между твоими складками

образуют блестящие волосы

согревают ступни и плечи

из полуоткрытого рта вылетает бабочка

пыльца ее крыльев упала в брусничные руки

впиталась в колодезный голос

и проросла белым стволом

заполняя тело травы

в тонких складках твоей мерцающей кожи

рождается свет

***

Лене пять лет и белая кровь засохла на простыне

больно играть и ножка куклы опять спотыкается

Лене пять лет а брату двадцать четыре

скоро она выйдет замуж

Маша таскает ведра с нефтью отца

бьет палками пьяных гостей

умывается и прячется под печку

зарываясь в волосы матери

у Кати есть младший брат и сладкий подарок

отец запрещает стричь ее медные косы

она не актриса а мать. Катя на севере

пытается прокормить семью и дать мужу образование

*

der Fluss aus Hönig und Salz fließt

zwischen Scheehügeln und altem Gras

in Bergen kommt der Mensch zur Welt

***

ночь – падение яблок

треск горбатых и грузных

рожениц

мертвая трава завершает рождение

сон/к выжигает эмаль

на неокрепших стволах

белых деревьев

***

липко и холодно в твоей гостиной

где ещё одна кисть онемела в масле

где ты предлагаешь нарисовать мое лицо

в гладком сиденье я скована чужой кожей

ты рвал мои мертвые волосы

спиливал воск с кожи

чтобы слепить свечу

и отнести в церковь с лицами и именами

стёртыми молитвами

чистую и блестящую

в которую я хожу каждое воскресенье

чтобы вспомнить что бога нет

что он подавился хлебом

который не всходит на этих полях

оплеванных отцовской гордостью

за мою девственность

лиши меня красоты и я стану святой

и мне будут ставить свечи

которые никогда не сгорят

***

когда я стала всматриваться в лицо

оно показалось мне странно знакомым

как будто глаза воробья пересекали

хлебные крошки

как будто всё что я помнила

было похоже на голос

перекроивший тишину в новое тело

не имевшее стороны

как будто всё что я ждала

теперь

(не)было

потому что зёрнышко пережевала земля

и ничто не взошло

***

я не помню тебя

худощавая и внезапная

ты случалась где-то ещё

твой образ не собирается заново

только руки такие огромные размазывают

телесность

пустокрылыми отблесками стволов

остаётся печаль

единственное, что я могу дать тебе

что поможет мне не ослепнуть

до прикосновения

***

кинолента разматывается

падает рыжими прядями

кленовый сироп cтекает в ямочки на пояснице

шуршание листьев в черном пакете похоже на

пере(с)тирание наших снов

когда разбуженные солнечным светом

мы снова оказываемся вместе

РОЖДЕНИЕ

взгляд отца,

кто бы его ни носил,

расслаивает тебя

на вчерашнего,

сегодняшнего,

возможного;

натягивает связки,

позволяя петь человеческим голосом

и

пережёвывать тишину,

сообщающую о смерти памяти –

о собственном твоём рождении.

***
   

рыбак

удит на последней струне;

дальнобойщик

зажигает асфальтные звёзды;

столяр

даёт вторые имена деревьям;

лётчик

прокладывает путь южным птицам;

дворник

причащает усопшие цветы;

человек

носит в себе осколок.

поэт

извлекает его.

***

когда крымский снег,

падающий горизонтально,

сливался с моим дыханием,

я забывала,

какое на мне сегодня лицо,

сколько метров в моих ногах

и сколько правды в руках;

я забывала,

до какого этажа достают мои локоны,

русые они,

ещё зелёные

или давно лежат на земле,

не помнящей снега

и всего,

что похоже на снег,

падающий горизонтально.

MARCHE DE LA MORT

прислонившись к листу,

слышу

шаркающий марш

там,

откуда приходит роса.

когда откроется ушная раковина

и шум распадется на капли

свободные от перламутра,

я стану тоньше

карандашной линии,

сольюсь со всеми шествующими

в забытой надежде,

что ты прислонишься к листу

и услышишь.

***

не верь узлу губному разве ты не слышишь

зов моря-океана как в нем остров тает

там на доске лежат слова кислее вишен

я мякотью плююсь и косточки глотаю

***

помнишь я рассказала тебе

что гадаю по лицам

что боюсь улыбчивых женщин

что видела детей с тенями морщин

что бывают лица-первоцветы

они первыми отцветают

но всю весну только о них и говорят

знаешь

открывая зеркало

невозможно прочесть смерти

отмеченные на лбу

невозможно разгадать шараду

если ты ее часть

невозможно удержаться от этого

***

оставь меня, но оставайся мной, а я

остановлюсь в тебе, как сердца вдох и выдох,

как мыльный шар за миг до поцелуя тверди;

останься тем, кто знает толк в самоубийстве,

и потому живёт на полную; оставь

живую смерть за пазухой: корми её

морскою пылью, не дождём пои её –

но облаком, что собирается рожать;

оставь меня – и стань моим отцом, стань ты

поэтом, что молчит, когда закончились

слова; а я расплачусь, став твоим стихом,

что не успел родиться – и уже забыт;

оставь свой образ-без-подобия, отсядь

от самого себя хотя бы дома, ровно встань,

стань мною-новым и оставь меня ты вновь.

***

сбежали в зеркало часы пошли обратно

упавшее на реку облако халатно

укрыло бедный берег утопив опоры

выходит из себя река да будет море

***

хочется научиться дышать

так чтобы мое дыхание

опережалось своей же уклончивостью

и стало маячить

за пределами своих легких

дышать так как дышат умирающие олени

из последних сил бредущие к роще

чтобы лечь где-нибудь подальше от припёка

и прижаться так тесно

чтобы спрятать друг за другом

исповедь земли

которая также нуждается

в исповедях тех кто по ней ходит

хочется дышать твоими волосами

гроздьями пронзенных горизонтов

преодолевших время

пересчитай каждый

и слух покажется окрестным пожаром

который никогда не подберется

всегда оставаясь настолько близко

поселившись на гнезде ребер

чтобы как-нибудь между делом

можно было бы сказать

радость моя

все будет не зря

ведь я никогда не умру

***

можно взять предмет в руки

и заметить

что чем более доли в нем уклончивости

от того, чтобы быть завершенным

или даже не начавшимся

тем чутче работа мастера

можно писать тексты

разбивая каждую брешь в строках

закупоривать все что в нем осталось 

от себя или от текста

а также вымысливать и выговаривать

теперь уже как их

до той поры

пока от них ничего не останется

только язык

субстанцией прохождения

наделяющий любую присутственность

чертами обращения

делает незримыми углы

в этот язык невозможно ничего спрятать

поскольку он не облекается в речь

не ждет ответа

поэтому не может быть защитой

и уж тем более

оправданием

можно отзываться на чужие имена

смеяться, но сделать вид

будто не понимаешь произошедшего

и забежать на задворки

а пока бежишь

оглядываться на то

как все вокруг расступается перед тобой

не может дотянуться

не может выкупить тебя тем

что ты мог бы появиться в другом месте

или обойти обходной дорожкой

и вовсе не появиться

и это самое время

чтобы говорить о отчаянии

до тех пор

пока мир не ускорится до той степени

что начнет видеть свое движение

нашими глазами

вздрагиваниями от холода в кровати

ранним утром

и это сберегает его

от падения

***

В расстоявшемся вытяжении фокусоидальной синхронности,

лишенной значения, но выззначивающейся,

как и акустичность пещер учила язык вкрадчивости,

с непреднамеренностью осевоядного внедрения в инициацию периодики

инерционной неопределённости недостаточности пространства

в узнающейся рефлекторности самораскрытия объекта

вниманием т.е пресыщением повторяемости

влекущим забросы полузначности масштаба

закоротившегося самовоспоминания

уклоняющимся цветком

из проницаемого предвосхитив проницательность

завороженная скорость заживо направляет увиденное

преобразуя форму в выражение призывности

как и станется могилой отца для тебя

спицей вползшей в колесо велосипеда

и  ты здесь, чтобы задохнуть крик

состарив сон заколоть горизонт        выцветением

пляской в погоне за побегом                       инстинкта воды

научи меня исповедальностью безучастия

даже сейчас

пока это стихотворение никогда не закончится

В прибрежной части Кунашира

разрождающиеся завязи айвы осенью будут опадать без тени

***

чтобы мои цветы лучше росли

я играю на их любопытстве

на ночь я их переношу с улицы

в отдельную, пустующую комнату

и перед тем как их туда поместить

они уверяют меня

что увидят Бога

они примут его за крик на стене

толкаясь, они желают развидеть все подробнее

и оттого растут пуще обычного

а на утро пробуждаясь

они не узнают друг друга.

и разглядывая насколько выросли цветы

моя бабушка восклицает:

вот ты ловко придумал!

***

в движении ветра

ощущается желание

найти абсолютное равновесие

все предметы в моей комнате

будут расположены правильно

в тот момент как придётся

я умру в своей кровати

и за выморщинистой постелью

меня не окажется

но я почему-то знаю сейчас

куда закатится монетка

которую ты так и не сможешь найти

***

инициация металла

высвобождается экстатичностью отводимой бессвойственности

ракурса /воспоминание о начале/ соединений    

в спонтанно увертываемую герметичность

                      (способной к расположению лишь как к неориентируемости) 

/отрицая движение в сторону

запечатлевания/

сообщаясь собой дефектами отделения

позиционности направляемости от его исполнимости проявившейся в расстоянии

       (равновесие памяти)                          (беспамятство перспективы) 

являют прогнозирование как первую форму

гибридной коммуникативности

обнаруживаемой в регенерации

/пластичность/ /чувство подавления/ /поиск/ материей      

разгадываемости плоскости /поверхность/

воспринимаемой как стороннее вещество распада

перенесение                                          |связь кинетичность равновесия|

реликт трансляции                       

                                                                    боль распознание организмом

                                                                    своей универсальности безучастия

вытяжением наединенности

сопредельной (сопровождением) рождению    

рассинхронизируя принцип /объяснимость/ (намерения)

в апологию гермафродитизма /устойчивость/-(реактивностью                                                                                                                                              отклонения)

|лихорадочность врожденный опыт шелка|

(распускаясь) /эталон наблюдаемости измерения/

покрывается поглощением окружной узнаваемости путем тотализации сходств/аффектация периодичности/ /противодвижимость/

в застывшую вспышку /истерийность лёгкости//фасция неусвоенности/

                  /Lotus in motion/ /антикупол обнаружения/                      

упругость  /иллюзионная буря/ /заплетена в неприсутственность голоса/

в проницательности фокуса  (обнародование рефлекса самозабвенности)

  |трепет очевидности в наиболее сосредоточенных интервалах исчезновений|

реакция на присутствие

/возможность способ коммуникации пространства/

недосказанность наличествования /наваждение проводимости обзора/

вновь найденность объекта /оставшееся это вымысленность шума/

разложение

невозможность выронить с земли то

что не издаст звук

высота речь цветка

говорящая слухом

***

|зрение|-/отброшенная траектория/-/миражирующей  периферийности/

 вышедшей ломкой переимчивостью        |узора воспроизводимости|

 |наблюдаемостью сновидения мозжечка как самовосполняемость|

имеет быть как продолжение звука     

предуказывая на феномен вариативной исполнимости  |звук как побег места|

-/акустическим чрезлучием подменой выжигает эхо/-/преисполняемым в усвоении/-/имитирующим катализацию восстановления/-/что перенасыщает каждое вещество к преодолению создания/

обморочностью лезвия крадучись началом прерванного жеста

обращаясь к форме как к надрезу предела

|спонтанности которого смерть уступает место|

похищая у тела время

(произносит неизбежность        

неосуществлённой апологии привилегированности этого места

перед другими)

дневная поверхность тянется узлами отозванных взрывов

           |обретая центр диктует отсутствием|

/радиуса звука неспособного наколоться на гроздья потенциальности оборачиваясь тишиной/-/в совлеченность падения/

-/т.е в всматриваемость, вышедшую за ее продолженность после того

как оно было обращено в ожидание/ 

      : на ладонях твоих отпечатана карта побега

                                              -/неоднократность элемент отступления/-

                                              -/за пределы спасения/-/цветочный порох/

                                              |если я спрошу, сонорны ли insècta?|

|танец насилия на окольных тропах|

***

Пыљцой преломлењиέя                               побродовá клонящи´

                                      За вак-

                                                    -у——————у————

                                                                           -мóм слέз- сжавшейся надмирнό 

    Взводенъέм неотсень перемещениям по подобиям наш отстук

                        (Omnis caro ad te viet)                                                    

               -н                                    Распусти выспрь пустыњю

-а                  -и     ~ —гласие прогонистό                   Ножевым барабаном

           -в                               Плéсковá плесени во пелене плюсны плестись

                                                          Наέдинённости перваго различыя

                 Бољ предоставляέ           /вокружéњ полулицый

— в усвоениях нежности прочьих прочити

                                                                              -от

        Чрезълучыέ                              Съедињ оне -ность

                                Ф                    

           С               М  У ————    образ             -бранњ

        К  О                И                                        -во                                      

        Р  О                    Р     

        С  Т                Т                                Пальцеокыя ясноокись

        Е  Н                           /Кнут культуры/

———Ь             Первάвертье поддревьи

     Знание во происхождениях______власть

Литера первого рода       ЗАПОМНИЛИ И УВИДЕЛИ

     Вели´чïе во прекладех           Ѓлънищь бæТ в запрудε

     ;вода таėмнέ гори´ неизбывень -иèм-  гнъвèм _____

               Несључающέ во дрыгвί к родшимъ - пьедесталόм

    Свέτъ бы´въ Тάтъ        Нагар Забойных цветов- взыванњях

                         К Эфемериде:                              

                               _____  Инносев невесоннό

         -у ночи хвост хворостов/

                                                               |навьзничь завязь|

 Ситуативность смотрит нами

                          Обреченнó                             :Forma locutionis/

/Выззвучно

                                                 —    Послеобъяснимо

Дефективность семиозиса как пророческое достоинство

А созади плита            

___Взрезанным припадочным лучъем  / во транзите пробела

                                                                     /  внезапность незавершённости

—Окончательное обогатится эхом песка   

                                      -кликушьè сукровище-

                       -во экстатичном зашумлении обесследствования-

                                                          Предмет  угрожающе

                                                                                  —артикулирует              

/        С настойчивостью расколотого древа

               (Наклоняясь к земле он указывал где следует рыть колодец)

      -озорство провещавший- первоотпущенник-отжильник

***

                        в. г.

ну и что я могу предложить тебе, мой друг, в

этой ржавчине интеллектуального, на маскараде

вычеркнутых субъектов, на общем шмоне, где

мы лежим с руками на затылке, обоняя прелую

листву? пожалуй, попросить только внимания – к

рассеянным светлячкам повседневности, милым,

обречённым замёрзнуть насекомым, слетающимся

на остовы хонтологических идолов, на общий контур

постапокалиптического парка аттракционов; вектор

боли, расслаивающей тела, русло утопии бегства

чёрной повязкой сновидца накрывает глаза, сорвав

которую – слышишь залп никогда не стрелявшего

орудия, грохот крови, прилившей к высушенной

капреалистской порчей импотенции смертоносной

мортиры; что-то похожее слышали и мы – когда

один из спутников наших каркнул в шаманящий

над нами воздух на пути от диеты к хроникам –

дымовой шашкой пенетрировав белый шум, сорвав

регламент пересылки символических наказаний от

врага к врагу; но кто из нас майская птица, мой

друг? кто будет реять и возносить дары дымному

богу тотальных ревизий, пока второй по горло

в земле будет силиться не отдать себя щупальцам

корней, вожделеющим запах цветущей черёмухи

из тела его добыть? и пока в девяткино твоя

минус-погода, пока медленно тлеют освещаемые

внезапными эякуляциями молнии книги на развале,

мы впитываем разлитую ненависть, не смея сказать:

тебе страшно и мне страшно, тебе страшно и мне страшно.

***

готовый язык: тепло стакана

в подстаканнике, игрушки

слабых осенних звёзд,

груша, лопающаяся от

неприятного разговора –

сок одолевает смерть;

с мёртвыми уютнее, чем

с живыми – но всего

уютней с умирающими:

вместе – как за стеклом

чехословацкой стенки,

вязаный колкий кашель;

здесь вышагивает скелет

чопорный, и зловещая

прачка бросает бельё:

детский страх к сердцу

приморожен – язык,

перекладина, спирт;

над винной пробкой ли

погадать, над визгливым

ли телефонным диском?

ветер вяло дёргает шарф,

зная, что не покатится –

увы – голова вниз с холма;

мобилизация света над

себастьяном, падающим

во сне: дымка, по которой

ангелы сваливают с пар,

ночницы взлетают в ночь,

катятся лунные зевки.

***

                        пятёрке атд-2020

пустым октябрьским вечером желанного страха

ищу, пальцами разрываю внутри себя некие

соты, заглядываюсь на шевелящееся небо,

закипающее, распадающееся на тысячи

червей воздушных – лазы прорыты в

порядке отцветания, развевания по ветру

в форме сухих лепестков; полупризрачный

про-рестлинг забытых и ненавистных друг

другу героев – ни зрителя вокруг, но пустые

стулья складные сообщают что-то всем нам;

страшна ночь без живого огня и страшна ночь

разрушения старого дома – и в наплыве воска

жидкого темноты, сургуча, спаявшего намертво

чесотку монотонной, ступенчатой речи можно

плюнуть и факелом проплавить – политикой

своей неизбывной, смешным фонарём эстета

и пьяницы, но можно и вовсе в тень от своего

тлеющего в йодле ветра каркаса завернуться –

собрать толпу, развлечь причитаниями над

головешками, игрой в подстреленного зайца;

так превратим же ночь в фабрику – в некий

провал мерцающий, тоннель, не нуждающийся

в свете: мы горим – и право имеем швыряться

липкими комьями огня в фанерные облака;

можно представить себе всплеск рыбы или

фонтанчик крови из прежде холодного пальца,

можно врезаться, вклиниться в жизнь – телом

неловким подвинуть прохожих, манифестировать,

что ляжешь и умрёшь здесь, горловым возвестив

пением новую боль, новые баги, новую музыку.

***

революции не будет, – говорят они и взметается

  чантом испуганным сквозняка шахат, посол

спокойный геноцида – из газет и флаеров, из

    харамной холодной слизи папье-маше

вылепленный; они вносят в перчатках своих глыбы

  белые бумаг – и уже кружит он, не коршуном

    и не совой, но воздушным змеем – его

  то дитя проведёт, кулачком зацепившись за

стучащее боярышниковым цветом гало, то нервный

  активист анс, вялой кровью венозной тело

толстое красящий к карнавалу; слушать несносно их

    трёп, но в нём содрогается булавкой

  пришпиленный к речи страх – ведь косяк их

    девственно чист, и в проёме уже он

кажет лицо в негативе, пальцы скользят не по ножу

  даже, но по острому, тонкому кристаллу:

с парки патч срежут у шкета-офника в вестибюле

    метро, что-то в шею воткнут эрэсдеку,

задержавшемуся у посольства; шариками отпущенными,

  одуванчиковыми пушинками, нежной и

мелкой пыльцой взмоют в полдень прохладный

  разговоры все эти – психопомпы в огненных

    коронах, пока он – в единое тело

сплавленный летучий отряд – между кладбищами

  скользит, пугая нефоров на фотосетах.

***

хочешь-не хочешь, но топчет нас уже этот снег,

этот всадник на палке с башкой лошадиной,

отставший от дикой охоты – в обрезках музыки

джигу выжигает на хаерах знаменитых наших;

я забыл, что сердце – это спутник живой и плавкий,

слиток реальности самобежный, сошедший с орбиты:

вынул и ввернул в торшер, звякнул две половинки,

с молодыми убитыми обвязался чиханьем стеклянным;

мы не просто отброшены, смяты – мы ебомы им,

паразитом пунктирным, слизью девятого неба,

неба пятого, им – коченелым несолнцем, свои

контуры ритуальной спячки размазавшим по нам;

снег как снег – и на наши по-панковски мятые урны

кончит он, надругавшись над прахом тупых и бедовых,

пьяниц, листателей книг, горло убивших на тех же зарядах,

рофлящих пока в выкашлянных осенью облаках.

***

– а если ты опять

со ступенек снега

навернёшься и –

молнией, бомбой

в окна влетишь,

опалишь пиджак

чужой?

отдохнёт ристалище

пусть – воспалённый

пятак курилки, гной

святой лунного горла

звонкие корни твои

будут глодать, не

запив.

– а если ты опять

змейкой ч/бшной

за катафалком,

скорой увьёшься,

обывателя к лавке

пришпилишь, дикий

фланёр?

греет очередь тело

бомбиста, аскает

девка с гранитным

лицом поодаль –

босиком на плевках,

жвачках, стикерах

spacer-namer.

– а если ты опять

на перьях пены

фасадной, на

шарах баббл-ти,

дымке шампанском

унесёшься к дому

чужому?

так и так, но песня

ждать согласна –

бесконечно, в спазмах

гитары бездомного

старика, в токе крови

замершем друга

народа.

***

let us go then, калека школьный,

в эгалитарной радуге, ставшей

ослабшими тогами нам, в какой-то

эхолалии неба, в поту наркотическом

снега; ветер мой подержи, идиот

в варежках чёрных, плакальщик

местной богемы – гля, разбухнет

он, и станем мы – буксир, два

обломка отцовских мобов, два

поджигателя с флагами сырыми

собственных волос, два лепестка

суданской розы, два огрызка

фашистского жора, две дыры

кинжальные в прозрачной бумаге;

мы вдвоём здесь подглядываем

в створ когнитивной машины –

и горят и поют из-за ширмы

те, кого миновал плен медовый

вуайрезима, арлекины, налитые

кровью чужой, вольноотпущенники

папок тугих и занозистых скамеек;

что ты жмёшься к стене кофемании,

солдатик, рокерским серебром

облитый? мы на братской могиле

ста цветов, схватившихся за место

под солнцем; мы пришли – всыпает

нам по полной реагент противо-

гололёдный, уходит в землю рассвет.

здесь не хочет гирлянда висеть и

рефлексы взбираются вверх по

косым молниям, шахматной ряби

четырёх кед, резаным рукавам –

почему мы не слышим вас больше,

гости яростные, от кого перенял я

кинк свой на лунный свет?

***

он, мёртвый и синеватый, откидывается в пластиковом

  кресле на плечах четырёх носильщиков – парад

начнётся вот-вот и картонажные мусора подёргиваются,

солнечные диски надвинув на то, что предполагается

    лицом; сухие отрезы кожи, пылающие

жестяные ванны с мочой сами поют и сокращаются

  на хука́х бледнотелого ревенанта в красном

    гриме, кусками и крошкой летящем с головы,

  скомканной кислотой политики; тренер, собранный

наспех из образцов переломов, даёт нетвёрдый свисток:

  первая роса молодых мертвецов превращает

    подошвы в лохмотья, слой делирия отколов.

ни дать ни взять вечер «бородатого сердца» – между

набитых чучел и рефлекторно-рефракторной мазни

  свистят хлысты лунарной утопии – плазма тел,

    утекающих в сон, застывает сосульками

  на дугах велопарковки; рэп ласкового махди

убитых и убивающих не вмещается в стриминговые

    сервисы – и не внятен шазамам рокот,

пробивающий путь себе между покорёженных тачек,

  пуантилистского блёва мигалок и костров из

  хирургических масок, в святочном танце с

клинками бумажных зверей разрезая и последние

подобия веранд декабрьские поджигая конфетками звёзд.

ИЗ ОДНОГО В ДРУГОЕ

слова удерживали шорох – примечай,

увидь: здесь лета не существовало,

приснись мне, сон, – а я тебя нечай-

нечаянно взяла – и растоптала.

зубами кончик ногтя тянешь и –

и отрываешь половинку мира.

твоя улыбка – это танец ли? –

здесь утки про- лепролетали мимо.

одна остановилась – замерла –

упала прямо в озеро – простушка.

состриженное яблоко; зима.

раз: из воды пузы́рится подушка.

два: розовинкой под водой – спираль –

пылает утка нежной перепонкой.

три: перепонку перепонка – жаль –

пружинится и пузыри́тся тонко:

замëрзла птица. – я замёрзла, птица.

– так подожди, пока придёт весна –

а озеро всё так же будет длиться.

когда ты рядом с ним, ты не грешна?

– нет, не грешна.

смешная птица – бóсо обернулась –

ты блики в озере сумела – и нашла,

и утки бликами на озере стянулись.

у сонмища отчаянны хвосты

ужаленных прижимистых деревьев.

постелены квадратные холсты

и выстроены в пять разбухших звеньев.

разуйся и по грязи не ходи,

переступай со мной за босу руку,

там долговечно всë – и впереди

случайный отзвук равен просто звуку.

ты гол; вон, сокол нас клюëт в плечо

и прижимает утку нежную когтями

к себе – к земле – и озеро течëт,

взрослея в реку. пожимай плечами.

состриженное яблоко; зима?

***

вот что такое сидело в твоём внутри:

поле вязких подсолнухов, разговорные паузы-выемки;

слово-семечки, изжаренные под солнцем,

выделяли масло, пачкающее лепестки:

если мне двадцать – значит, мне уже тридцать

раз было страшно. что с этим можно сделать?

выписки чисел: сколько мы уже вместе?

наблюдая за тем, как ты ни за что не заплачешь,

но рассуждаешь – я за твоими глазами

вижу вязкое поле. взгляд разрезает

зреньем стеснительный глаз и, смущаясь, заходит

за полушарие, силясь найти хоть одну

твëрдую почву для отсутствия страха.

поле выходит из зрения

и от этого зрения поле

ширится и распускается на тысячи лепестков;

страх прерывается на полуденный сон

***

Имя твоё – кораблик на патоке снов,

Вьëтся, жужжит, добывает словесное олово,

Пасеку памяти даст освятить богослов –

Я забираю всë нужное в мглистое логово.

Ров осушается – и остаëтся туман,

Остров берёз, рассекающих тихие образы,

Руку сжимает своею рукою карман,

Эхо пустот в голове водной гладью расходится.

Если в бескрайние точки вжимается взгляд

На берегу прямо против бликующих линз,

Ум попытается мягкостью их распять,

Над головой развернëтся солнечный диск.

Надобно думать – подумай, но сквозь столбы,

Веточки тягости, точечный небосклон –

Ров наполняется шорохами листвы,

И гарнизон превращается в горизонт.

***

а в своем представлении я

толкаю тебя;

наносное и всё:

душегуб и гимнаст он идет по отвесной скале

и чудесной стене.

мы становимся старше но кто нам посмеет сказать

что нервический теннисный мяч

разбиваясь о щёки меня не ударит по лбу

эта лодочка плачет и плачет и плачет и плачет

воспевать бы тебя до зимы а потом побежать

потолок-паучок-серебро-каучук-лепесток

что такое зима?

это зависть и морок и смерть

кокон шерсти звериной подавит и я подавлюсь

разбери меня так чтобы можно на солнце блестеть

чтобы выцвести и завязать себя вышивкой в хвост

мне хотелось бы есть за столом недоваренный хлеб

и поймать для тебя невесомый покладистый мяч

потолок-паучок-серебро-каучук-лепесток

ограничь меня золотом комнат и тихо заплачь

***

заметь: был воздух оловом изрезан

неистовых, невиданных небес,

а над большим небесным лесом

мерцал небелый лес.

и черный крот пустил по ветру нос

и плыл бочком по тающей земле.

он лапу куцую единственную нес

от утренней зари к ночной заре;

там люди обращаются в метель,

и белый сад их прячет в рукаве.

и вспоротый ветвями крот, как тень

лежит в траве

***

Меня бы саму, как ребенка, качать,

В лукошко сложить бы с чужими сверчками,

У речки щенята пищат.

Сверчки головой покачали.

У градостроений застыли смешно

Избушки в покошенной осени.

Ложится на свод лепет снов лепестком,

И марево в кружеве носится.

Да, будет гроза: расстелились телята

По скользкой стеклянной поляне.

Пинают ногой деревянной ребята

От солнца остатки и пятна.

Трещит деревянная пятка.

Плывет мимо город, стекаются горы,

Сверчки допевают, ребенок уснул,

Река допивает грозу;

Сверчки остаются в лесу.

И кружево в мареве носится.

Колосья на марево косятся.

ЖЕРТВА

четыре дерева обнялись ветками,

и каждая в кору вшептала горе:

и вот они уже не из коры,

и стройные ремни

их обвивают пятой ветвью.

и крона тяжестью своей возносится над плачем

и тянет тело, обречённое на скорость:

природа дышит тягостью и тяжбой.

кто ты такой – не отличить зерно от плевел?

шесть стройных ног растопчут семя

и, осуждëнные на то, чтобы тонуть,

перевернутся головами вниз.

раскидистые нежностями корни

ласкают пятками разбавленное небо –

движенья нет: ослабевает твëрдость

растрогавшейся женской смертью тверди –

я посмотрю.

танцуй, соединëнная печаль

освобождëнных ног,

и, может быть, тогда тебе удастся

впустить в свой мир

восторженных

детей.

***

паутинка проходит как лапки по точечке в темечко

вырастает малиновый куст и становится доченькой

что ж ты высохла рано и потемну тихая реченька

мне бы с черного неба хотелось сойти к тебе оченно

очарованный странник сорвал ковыли и по камушкам

ковыляет себе не задетый лучами серебрянный

и сандаликом топчет початую гору пока бы что

не случилось а слу́чится – сядет в корабль сиреневый

улетит на звезду и усядется там и примерится

станет в Землю бросать некрасивое семя подсолнуха

обовьет ему ноги рождённая веретеница

и заденет хвостом все планеты и сдвинет их сонная

на покатой траве да катились сандалики тонкие

да и что же мне делать и как же спуститься к обиженной

упирается реченька в камушки подбородком и

намалинова дочь тесной схимы покорна острижена

посылает сигнал кораблю: прилети ко мне сирый мой

привези мне Уранову пыль да сапожки резиновы

привези опушённый ковыль да одежду змеину мне

привези паучиный костыль да и шаль паутинну мне

привези монастырь да и куколь озимую

увези мою Землю родимую

в схимной хвори мне оченно хочется стать хворостиною

***

зверёк плывет по тишине травы.

зверёк плывет во мне, зверёк волны.

мир соткан из стрекоз –

смотри, летит!

ах, нет: то мышь летучая была.

и бабочка мертва:

сухие пылья – вздернуто крыло,

а я, а я? а как же я?

фитиль;

вода; фитиль, вода, фитиль, вода,

оно, оно, оно!

я никогда не научусь,

как разжигать желток бетонных крыш

рассветным солнцем.

и сквозь ладоневые перепонки

мне затекает в мой упрямый рот

упрямый крик.

и я боюсь? о, я боюсь,

и страшно я боюсь.

смотри меня. смотри и притуши

согнутым пальцем желтый чистотел,

оставь после меня ничто; гореть,

гореть, гореть, сгореть, сгорать, сломать,

выламываться из ствола и надорваться:

болото забирается в меня.

мне помощь, помощь, ты мне помощь, мощь.

ССОРА

Под языком раскинулась межа

и назвала саму себя уздечкой,

а кончик языка переезжал,

ворочал камни берегов у речки,

и ветром в поле заносился вдох,

а выходил прилежным цепким свистом,

и великан к камням приладил бок,

но всё никак не мог угомониться;

хотел уснуть: удары от земли

подня́лись, за собою поднимая

теченья, великана, корабли;

напротив кораблей стоит немая

и судна слов срубает на корню,

и корень языка; и у ворот

одно невызвученное: "баю",

не ставши звуком, быть перестаëт.

СКАЗКА-13

Набивает лошадь травами желудок,

Понимает: «нужно, чтобы можно жить»,

Некрасиво улыбается, смеется,

Желобок из вен вздувается, поётся,

Разорвётся на тугом ли животе?

В этом месте появляется строка.

Заседали у парного котелка

Два ребенка в несуразных котелочках.

Что готовится и булькает внутри?

                               «Мы поймали гоблина, гоблина, гоблина!

                               Мы поймали гоблина! Был он наш отец!»

Как от стойла отбегает жеребёнок,

Так кричат друг другу дети в море маков:

«Отойди от края, отойди от края!»,

Но сбивает их упрямая телега,

Чтоб как следует проволочить по лесу

И оставить у реки – поить лицом.

Жеребёнок оказался подлецом!

Дети-дети, низкорослые травинки,

Не сиделось вам у камня под коленкой,

Что наделали? Ну что же вы наделали?

Почему у мамы прежде не спросили вы?

                               «Убежали, убежали, убежали прямо в лес,

                               Было поле, было море, мир окуклился – исчез!

                               Если б не бы, если б не бы, если б не было отца,

                               Мы бы в лес не убежали потерять овал лица!»

Разрывается копытце: уголок и уголок.

Дышет, пышет, роет землю: поперёк и поперёк.

Как красиво рвется небо от коптильного дымка!

Как красиво вьется сверху щепетильная река.

В этом месте появляется строка.

                               «Мы поймали гоблина, гоблина, гоблина!

                               Мы поймали гоблина! Был он наш отец!»

Если так он будет назван вами, дети,

Мне вам надобно отдать большое чудо:

Будет кожа ваша мягкой и слоистой,

Будет кожа – гобеленовая кожа.

Осторожно, осторожно, осторожно!

Набивает лошадь травами желудок,

Понимает: «нужно, чтобы можно жить»,

Некрасиво улыбается, смеется,

Желобок из вен вздувается, поётся,

Разорвётся на тугом ли животе?

Это ящерка уснула на плите.

Жеребёнок оказался подлецом.

Разве можно было так с родным отцом?

СКАЗКА-7

ПЛАЧ

палисадник – птица о четырёх ногах,

шерстопалые дети, опалы и семицветы.

в поле всадник идёт – о шестерых ногах,

две одеты ноги, две обуты, четыре раздеты.

у калитки Венерина дочка листочки плетëт,

загибает суставы, гадает на зрелы плоды,

у коня и хребет не хребет, а переплёт,

и у всадника ложные ножны не ножны, холсты.

/сухофруктову мочку раскусывать сложно, но

плод блаженный каждым блаженным листочком хрустит,

речь стремится за речью откликом и свистит,

да теряется в самом конце, отходя кожурой/

палисадник – птица о захромевшей ноге,

шестопалые дети опали и сели в землю,

в поле скачет чужак верхом на бескостном коне,

две обуты ноги, две обуты и две не раздеты.

/я плету твои руки и песню пою нескончаему,

небо топчет ногами луну и затем качается,

прячу солнцем ромашку под землю в жестя́ную банку,

абрикосово дерево удочеряет поганку/

птицы скачут – чертята под крыльем засели вожжóй,
у Венерина волоса вышит платок в колосок,

выбивается волос, что из калитки чужой,

и, припавши к лицу, возвращается под платок.

✹АЯ

ОТКРОВЕНИЕ

выплёскивается раскалённая и дрожащая

             вся в рыданиях высохших

             плоть,

и её цветение, обрамлённое солнцем,

опускает зелёные рукава,

отрывает от сердца костяную звезду,

                          чтоб тебе подарить,

и слёзы на себя надевает, как серьги.

это признание, записанное в цветах,

              кричащих свои болезненные имена,

и стебли букв тяжелеют.

                                                оранжевеет

и наливается кровью горячая роза,

но это опыт бумажной крови,

                       сепии, охристой копоти

в топоте

саранчи венценосной в доспехах,

                   в скорлупках ореховых,

                   вёх ядовитый вздымающей тысячей рук,

             дню неумытому дымом червонным глаза застилающей,

                                        множась, множась и множась,

   трубящей в бругмансии золотозвонные, чествуя

окарину ночи, очами поющую о конце и начале,

                                                 не различая корней.

но это потом,

а пока

цикорий голубые поцелуи на крыльях твоих оставляет

и цепенеет с цирконной слюной в уголке рта.

             вкус цикуты на языке, на руках её запах,

             воцерковлённая цедра содрана,

                                                                рана – улыбка багровая,

                                                  радуга выбегает из радужки

и побежалостью стали цветнеет на солнце,

    в которое облечённая и обличённая которым

         я стою

                           – мясная, мясная, ясная, –

              в газовом платье воздуха, в гризайли дневного света.

УМЕРЩВЛЕНИЕ

изнеможённое скольжение коленей в мокрой траве.

                семь зёрнышек сочащегося сердца

           готово принять моё раскалённое песней горло

                                                   в гематитовом ожерелье,

                       чтобы оплавился голос.

цукаты стеклистые – вот твои обезвоженные губы.

                   ты моё бесчисленное наказание, засуха!

                   в курагу на жаре свернувшаяся

                   гниющая сладкая мякоть,

                   скол абрикосовый

                                   с колокольчиком косточки

          капает музыкой ржавой на живот и журчит,

     забираясь в ложбинку пупка.

         прибывающие тени сосен устали и сдавленно дышат,

      в вышине летний месяц кости тазобедренные выставил

      и выдыхает тонкий бумажный звук,

   а здесь венчик пчёл над шиповником виснет,

      в гуще листвы шершни шуршат,

      шмель шебуршится в бутоне, расшитом росой,

                                  – ах, –

      это больно, но не прекращай.

В ПАРКЕ

золотоглазые кусты глядят из-за спин деревьев.

лиловый лилейный дракончик замечен в траве.

                                                   ave, животное цвета!

как называется это растение?

                                                          тень и я,

                    мы идём медленно вдоль этих прозрачных мест.

                    лес сбросил вес.

                    лес поднят на воздух,

                    он дышит звенящей бронзой,

                        и разлит над ним бирюзовый чад.

                        заплаканные глаза берёзовым чаем слезоточат.

вот бы положить взгляд

леса

                            в гербарий.

                            герб армий древесных трепещет,

                                                          весь в трещинках

пятипалый кленовый флаг воздет – о, звезда завялой аллеи,

ленные ели, лоно валежника (влагалище? лежбище?), с кем

возлежит моя осень усталая талая алая,

                                                                     а я?

это безвременник, – тень отвечает не к месту (прозрачному).

зверь мой сиреневый пасть разевает – зевает – оа.

                                                                     а я?..

И ТЕПЕРЬ ЗДЕСЬ

парад созвездий в броне из пунктирных линий,

все они вышли сегодня на улицы в медном.

                не запугать электричеству с белыми копьями

         их колченогих коней,

    но изничтожить,

и в тюрьмы умов заключают невинных,

               пока ветхий днями сквозь пальцы замшелые смотрит

                 на шествие плачущих,

                    грезящих о бензиновом грядущем.

а я здесь! а я здесь! и в двенадцати звёздах над головой!

   и в сиянии циркульном!..

      в цитрусовом оттенке представлена

          на съедение лиловому зверю – зуду тревоги в рёбрах.

и коронованный небом красный хохочет в лица нам всем,

пасть астры зубастая раскрыта и сочится слюдой.

я ничего не знаю о мире, кроме того,

                                что он треугольный,

                                        как чайный пакетик,

          но зачатую нами печаль

                                               вынашивать мне.

а за окнами васильки с василисками сцепились,

и ни одной структуры в бессильном синем, в горящем горнем

                                                    скоро не останется,

и даже ты не остался.

ушёл и оставил одну

с этим кричащим во чреве

                                                        стихотворением.

у него твои глаза – в разрезах зрачков

                                                  прозрачневеющей злобы

                                                    солнечное затмение,

                                          грозы величайшей

                                                          ночь над плечами,

         и одиночество червивыми очами

                                             глядит печально.

БЕЛЫЙ ОСТУЖАЕТ КОРОНОВАННЫЙ КРАСНЫЙ

и когда память о короне снежной

                                               утра разбуженного

                        и о сини

                    воздушных зданий, медленно ползущих

                    за проволокой веток в стёклах окон,

сиреневой слезливой поволокой

в глаза вливается,

я очень хочу верить – у памяти короткая печаль

                                         и зла в себе не держит.

         но лезвие в стебельчатых одеждах

         вылизывало кровь – и расцветал

                                     железным цветом боли гладиолус,

              и глянцем красных всплесков раскололась

                речная гладь взволнованных зеркал,

                   всё небо в отражении осыпав

                        стеклом звенящим, звёздным, золотым.

             ещё висел над ней багровый дым

             семью столбами в голубых коронах,

и кромкой крови плачущая крона

                     ползла в глаза,

             и вязкий воздух, взрезанный, воздетый

                                                                                 на ось меча,

                                осиной жгучестью согрет был и одичал.

теперь я вижу тихий хлипкий воздух,

                                к окну примёрзлый, и не верю больше,

но думаю, что вне стекла и снега

         для тёплой светочи под водами зимы

         уже нет места,

                                только белизна и гул пространства.

СОЛНЕЧНАЯ

в млечном облаке

        поднимается солнце чёрное – червивое, золочёное;

                                         гореванием и горением отягчённое;

                                                на лучи разлитое – разлучённое.

   ✹ – вот его знак: грамматический андрогин;

    в лигатуру слитые гениталии – мягкая флексия œ;

    в пламенеющих флоксах двуединое тело

    и слогает в себе:

    солн          [вздох электромагнитных волн,

                 утомлённых линий измятый шёлк,

                                                                       щёлканье тока,

                                                       облаков колокольный звон];

    це              [раскидистый куст люцерн

                 в лучезарном своём венце

                                  из двуполых соцветий,

                        в циркониевом кольце]

                                золотого свечения вечного – и увечного.

                  а я,

– солнечная, осколочная, ничья, –

         всё пытаюсь отвоевать себя у самой себя:

так в молочном отёке розовая зима

плавит своё нутро теплом воскового тела,

                           оставляя облачко опустелого

                                   дыхания на окне...

                   стыд перезимовал во мне.

    но весна уже вывесила сушиться

           простыни сиреневые: в духоте замоченную душицу,

                      сырую сирень и зыбучий колкий

                                            в кисточках и в иголках

             ветреный вереск – медный, медовый всплеск. 

                                                пока ты пребываешь здесь,

                                                            золотая любовь моя,

                           со скоростью света упущенная стрела,

                                                           что бежит стремглав,

                                 упади в траву, самоё себя обогнав,

                      не задень мерцающего крыла,

                      не роняй в грунтовую рану неба

                                                                       свой золотой посев.

                                  я приду забрать тебя насовсем

                                  и раздам твой свет.

в разогретом воздухе и во славе

ангелическая фигура крылья грозы расправит,

                    вострубит, и трава восстанет

осознавать себя в алой боли,

                               в слабом огарке тела,

                               в слове огня, исторгнутого

                                                        по собственной её воле,

и продолжать смотреть на архистратига в хитоне белом

                               с восхищением и восторгом.

                                          I

в                                            

н          в                                 

и          н          в                     

з          и          н          в        

и          з          в          и          н          и

и          з          в          и          н         

и          з          в          и

и          з          в         

и          з

и

в         

н         

и          з          в          и          н          и

и          з          в          и          н         

и          з          в          и

и          з          в         

и          з

и

з         

***

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

ты ль это

осень?

***

да – ад

если

нет «нет»

*

нёс нет

дал да

* 

дайте да

нате нет

 
*

не ты не ты не ты не ты не ты

нет и нет

*

самовыражение да

само выражение нет

*

да не «т» а «д»

II. 

***     

1.

каша манная

мама странная

2.

манна небесная

мама любимая

***

язык человеческий

знаю в несовершенстве

***

ничего не поделаешь

мир прекрасен

***

да вода

но дно

***

одной стороны вид

с другой незавидный

***

нервны т.к.

неравны

***

не знаю как быть

знаю как не быть

***

мы всё простим

тому о ком мы говорим

***

я критически осмыслю

то о чем вообще не мыслю

***

less or more

immoral

more or less

moralless

***

не хватает

глотка воздуха

перерезана

***

запотело (тело)

заблестело (тело)

захотело (тело)

завертело (тело)

запыхтело (тело)

захрустело (тело)

вылетело (тело)

испустило (...)

тело опустело

***

Происшествие:

поезд шествия

сбил прохожего

***

родство:

душ

тёплый душ понимания

***

явь любви

(я в любви)

не надо лгать

(ненадолго)

***

О нашей встрече нет и речи.

А вот и есть.

***

новое зрение:

сообщение

прочитано

и я знаю куда

смотрят твои глаза

я знаю

твои глаза

на моих словах

***

Пора:

и честь знать,

и знать честь.

III. 

***

да, конечно, живу по средствам

но и верю в небо

то есть в небо смотрю

а верю

всё равно в небо

***

в самолёте

запах гари

горит что-то

запах горя

что там сгорело

в самом деле

что ли

солнце

***

тяжёлые дубовые

звери

проглотившие входы-вдохи

закрыты

бояться стука

пересчитывать цифры глаз

надеяться на ошибку

сегодня не будет открытий

***

Из сегодняшних открытий:

низ механизма

шов дешевки. 

О предательстве предупреждает удавка

удовольствий

на шее дружбы.

***

Хочу дождаться.

Молчу до рассвета.

Молчу до луча.

Молчу до тучи.

Молчу до дома.

Молчу до.

Молчу. Дай подсказку.

Молчу. Дай подсказку!

Хочу дать подсказку.

Молчу до хочу.

***

вторая третья

четвёртая стена

воды

делает из остановки дом

мокрые стены моего дома дрожат

я никогда не верил, что буду жить в дожде

что доживу до дождя

что довижу

что до воды –

ее уже нет

будто она испарилась

***

Мой дед играет на аккордеоне

под землей

в подземном переходе

я узнаю́ его по кепке

по пыльным по зелёным по неуместным кедам

по времени на его часах

по музыке, которой не бывает

по невозможности остаться

Я мелочи ему не брошу

***

прощай свет

это ночь

прощай снег

это весна

прощай всем

это бог

IV.

*** 

величественно:

август

Август

или:

волосы старых домов

выпадают

/

не надевшие шляпу туч

мерзнут

или:

в омут-трюмо

убирать отражения

до весны

или:

кость голоса

ребро сентября

в здоровом как никогда

горле

***

оранжевая смена в окне

поезда деревьев

в огне солнца

семена разлуки

в рыхлой осени

алый прыжок листа

от огня стыда

в перегной измены

имена вины

на плитах теней

голубой саван

красоты

на выцветшем сердце

***

Я выкинул из головы:

обидные обещания

поводы для обиды

одно имя

три имени;

уродливые букеты

стареющих преподавателей

влажный обрывок сна

мигающие два огня

две не гаснущих фары;

три столбца ненадежного долга

как мёрзнет спина от твоего дыхания

недожитое лето.

Без сожаления

провожая автобус

без грусти:

не успеть ещё /

наконец-то не успевать.

***

Я никогда не погашу огня

Я обрываю желтый шорох листьев

Я обнажаю угловатость ветки

Я посыпаю лес холодным пухом

Я никогда не погашу огня

Я повисаю весом всем на коже

Я выдираю разом сорный волос

Я обещаю всем укол прощанья

Я никогда не погашу огня

Я сохраняю, как зеницу, зиму

Я закрываю, словно солнце, око

Я жгу костер: меня забыло небо

Я никогда не погашу огня

***

Солнце заходит

за многоэтажку

это значит утро это значит

утрату сна

(а за что я буду бороться сегодня?)

Солнце многоэтажно:

солнце заходит

за тучу это значит за тучей

утро

(а за что бороться?)

Солнце многоэтапно

заходит солнце

заходит солнце

заходит значит

утрата это значит утрату

дня

(за что боролся?)

А что если cолнце заходило зря?

(меня не было дома)

***

1.

Впервые

на лыжах. Знаки,

которых не знаю

смысла, и в каждом шаге –

жест, и в каждом звуке –

знак.

Чужестранец

на лыжне,

я пишу ломаные слова,

а меня читают

не ошибающиеся глаза лыжников.

2.

Неплохая метафора:

я и мой дед,

мы идём по лыжне –

он уже,

ну а я ещё.

Я не могу коньком,

мой конёк – медленно падать в снег,

разрушая лыжню.

(Занимаясь текстом,

всегда в первый раз,

не могу не упасть).

3.

Другая метафора:

я и другой мой дед,

мы идём на рыбалку.

Но улова не будет:

мы не виделись этой зимой.

4.

Провёл день с двумя дедами.

С одним на лыжах, к другому

не подойти ближе, чем

на расстояние вытянутой

земли.

***

Суд над

над нами суд

нам нужно просто

потерпеть и потерять

родинку-мать

и всю королевскую рать

суд над

нам дали судно

но дали просто

полетать летучим кораблем

блять нет

нам дали

помереть

померить дали

собой

само собой

потом отдать

суд над

свободу дали

влили волю

но не дали воду

судну

ну суд

ну да

зудит

но вряд ли

дальше будет

уже хуже

суд над

наддали

нам

под зад

чтоб ползать

по полу

упали

суд над

но вряд ли

мы разбудим

будущего веко

–

будут душить

и дуть

на парус

дыханием спертым

суд над

другим

другой

ой

гимн над нами

парусом бесцветным

надорван

русый голос 

дан

дом

под каждым

листком

нам

был готов и суд и

вон в те

дали

суд над

за каждый стон

заплатим

озолотим

налогом

налом и

надломанной

рукой

мы наглым богом, Боже мой

одним едины

бежим

суд над

на выход

вы –

ход

конем

когда-то

вся королевская конница

кончится

ржать

будет

стыдно

мы здесь не то чтоб

поддержать

но вы коней-то придержите

раз будет суд

нам нужно

разбудить его

но

раз будить

не дали

дать

взят

ку пить про

дать

под

нажали

жаль что

нас ждали

опять бежать

нет чтоб на нет

и не было б суда

но саданёт –

как миленький

на спинку будешь

падать

суд над

навал ом

он нас

хвать

хватит о

рать

а то

рот ртом

зажмут и мутно

будет

суд над

нам

и

жал

ко кожу

но

пока

докажут

подожду

хоть мне и

жутко

что

каждый охотник захочет

кожей украсить кровать

и жалко

что

суд над

кажется

каждым

***

Ужин

и текст

приготовлен из песто

я знаю

что ем добровольно

я знаю

что ем

что я есть

я уже не могу по

пальцам пересчитать

случаи своего самоедства

так я себя строю

собою усваиваю

свою пищевую ценность

я плохо пахну –

плохо окружению

округлы очертания столов

учти, ведь я готова

на снижение

пойти

за твой улов

Мне пересчитали косточки на улице

Я посчитала косточки на курице

Bordsdekorationer

А роза упала на розу

а роза цветёт в целлюлозе

min ätt förvarar

ättika i bukskåp

мне предложили

ввести в себя устрицу

как способ контрацепции

и пенетрации

одновременно

это просто

даже если Вы используете

устрицу впервые

Вымойте руки

Возьмите устрицу двумя руками,

поверните верхнюю и нижнюю часть раковины

в направлениях,

указанных волной

Осторожно раздвиньте половые губы

свободной рукой

Расслабьтесь

как можно глубже

сопротивление само изменит направление

Вымойте руки

jag väljer kärleksfullt ut tomater

ма,

если ты меня съешь

я попаду обратно в утробу?

när jag äter

repeteras döden

ем,

репетирую смерть

tack för maten

sa piraten

jag ska inte lista

platser jag åt på

ät

åt

åtrå

jag smakade på råa rådjur

i förrgår

min magtrakt färjades

i gröna svenska skogar

en gyllenbrun grymhet

grym hårdhet

köttet var hårt

och segt

och spänstigt

man skulle kunna spela tennis

och hoppa studsmatta

på köttet

мое мясо

жестко вязко

упруго

им можно играть в бадминтон

на нем можно прыгать как на батуте

включаю себя

в кухонное рабство

хочу готовить себя

каждый день

к каждому дню

Шепчет тихо аппетит

сыт-сыт-сыт-сыт

***

ваши овцы

настолько кротки

от много бога

до многа мало

от моногама

до гаммы

ваши овцы

настолько кротки

что кусают людей

за глотки

***

Смерть смехом

А Новый год стоит всем своим весом

Неловким смехом

Он не встаёт под

люд, и люб мне этот лоб

И ладно ладаном несёт из коридора

Под смехом встанет смертью

подвеска, булочка, булавка

мне нужен этот лаский люд

ласкающий, висящий

Мелкий, смертный

звеньчит

Там грудь навесом

Весом прижимает к новогоднему столу

где скатерть, как визитка принимает

телефоны

и принимает мой удар

И перегар

Мой Новый год

Мой гонорар за этот год

Мой голод добрый

"«1 (2)»"

I.

митт дуббла спрок

мин оппна крубба

ен улест

              бар

ок oппен

странд и рёттер

moj dvoinoj yazik

åtkryttyje yasli

ne prochten

no prost

åtkrytij

skrytij

s kornevoj sistemoj

II.

roditeli moyego yazika

rådily drugih

razdariv im chuzhoe zvuchanije

tyanutsa drug k drugu

v vågonah vyezhajut

i vozyatsja –

vagabondy

vystupajut vvide svidetelej

gibeli semejstva

padeniya

kak oni padali

nedoymenno

myagko

kak perja

митт спрокс фёрельдрар

фёредрар андра

фёредрар летен

драс мот варандра

и вагнар вандранде вагабондер

до висас

виттнен ав

фамильен ок фаллет

дерас фалл

хюр дом флёг ок фёлль нер

ундранде

мйюкт

сом фйедрар

III.

"prigovor" / «дум»

примеряю два языка

jag tar prov på språk

снимаю как платья

tar av dem som klänningar

снимаю мерки

tar alla mätningar

лицемерки

hycklar

и как лицо проступает

och ansikten framträder

льётся

i flödet

речь

tal träs över tyg

мирятся на мизинцах

försonas på lillfingrar

страны в мизерном мире

länder i en liten värld

митт спрок ер стумт

мен йаг ер десс мун

tot yazik nemoj

no on moj

ACT 3 SCENE 7

я на твоих глазах оставлю след

я на твои глаза поставлю ногу

и освящённый мир со всех сторон

блеснёт пустым пространством инородным

то, что воссоздано – открытый круг,

а что отторгнуто – в закрытых сценах

и как традиция, неполный Брук

останется в наполненном масштабе

***

взвились кострами

дети рабочих

близится эра

эта эра скоро кончит

это окно скоро кончится

этот агнец

хочешь ешь

а хочешь

есть?

здравствуй милое окошко

пионеров идеал

раскрошились крошки

крошки

пионер упал

P Y C C K O R 3 ь1 4 H ь1  U    W n u o H

нас было пятеро

мы регулярно встречались и

передавали друг другу портфели

сменяя ритм и направления

резче фокусников

нам было тяжело передавать чемоданы

каждый понимал

что предает

не только родину/то ли не родину

но и язык/и только язык

наш язык был толстым

туго переворачивался в ротовой полости

пока еще не был отрезан

от родины

поэтому мы издавали звуки:

..—   -.—   .-.   -.—

•−−• • •−• • •−− −−− −•• −− −• • −− −−− −• •• −−−• • ••• −•− •• •−−− −−•• •− −−−− •• ••−• •−• −−− •−− •− −• −• −•−− •−−− :  E,tue Rfr ltkf Hf,jnf Rfr ltkf

gthtdjl vytvjybxtcrbq pfibahjdfyysq yf heccrbq: Убегу Как дела Работа Как дела

Перевод на русскую речь:

Я убегу

Я обязательно

Отсюда убегу

Как твои дела (как дети, семя, бабушка?

Я так скучаю по поднятой целине)

Ты меня прости,

работа, у меня работа, много

Я рою норы и не знаю, кто я – крот или подкопщик

Но подкупаю здешних добротой

Еще раз: как твои дела?

люблю целую а ты детей и за меня не пейте

ich werde davonlaufen

Ich werde auf jeden Fall

Ich werde von hier weglaufen

Wie geht es dir (wie geht es dir Kinder, Samen, Oma?

Ich vermisse den jungfräulichen Boden so sehr)

Vergib mir

Arbeit, ich habe Arbeit, viel

Ich grabe Löcher und weiß nicht, wer ich bin – ein Maulwurf oder ein Bagger

Aber ich besteche die Menschen vor Ort mit Freundlichkeit

Noch einmal: Wie geht es dir?

Ich liebe es zu küssen und ihr Kinder und trinkt nicht für mich

я втечу

Я точно буду

Я втечу звідси

Як справи (як ви, діти, насіння, бабусю?

Я так сумую за цілиною)

Пробач мені

Робота, у мене є робота, багато

Я копаю нори і не знаю, хто я – крот чи екскаватор

Але я підкуповую місцевих людей доброзичливістю

Знову ж таки як справи?

Я люблю цілуватися з вами, діти, і не пийте за мене

Jag kommer att springa iväg

Det kommer jag definitivt att göra

Jag kommer härifrån

Hur mår du (hur mår du, barn, frön, mormor?

Jag saknar jungfrun)

förlåt mig

Arbeta, jag har ett jobb, mycket

Jag gräver hål och vet inte vem jag är – en mullvad eller en grävmaskin

Men jag muterar lokalbefolkningen med vänlighet

Återigen, hur mår du?

Jag älskar att kyssa er barn och drick inte för mig

Мен қашып кетемін

Мен мұны міндетті түрде жасаймын

Мен осы жерден келе жатырмын

Қалайсыз (қалайсыз, балалар, ұрпақтар, әже?

Мен қызды сағындым)

мені кешірші

Жұмыс, менің жұмысым бар, көп нәрсе

Мен шұңқырларды қазып, кім екенімді білмеймін - мең немесе экскаватор

Бірақ мен жергілікті тұрғындарды жылы шыраймен өзгертемін

Тағы да, қалайсың?

Мен сіздің балаларыңызды сүйіп, мен үшін ішпеймін

Я убегаю

Я обязательно сделаю это

Я иду отсюда

Как дела (дети, внуки, бабушка?)

Я скучал по девушке)

прости меня

Работаю, у меня есть работа, много

Я копаю ямы и не знаю кто я – крот или экскаватор

Но я тепло изменю местных

Как ты снова?

Я люблю твоих детей и не пью за меня

нас было пятеро

мы регулярно встречались и

передавали друг другу портфели

сменяя ритм и направления

резче фокусников  

нам было тяжело передавать чемоданы

каждый понимал

что предает

не только родину/то ли не родину

но и язык/и только язык

наш язык был толстым

туго переворачивался в ротовой полости

пока еще не был отрезан

от родины

ПЛАЧ ЗАЛИЗНЯКА (НЕОКОНЧЕННОЕ) 

I.

Зализняк копал могилы,

Зализняк рубил березы,

Зализняк чертил мелом на гробовой доске мальчика Онфима 

(квадрат 1201, глубина раскопа – 3,93 м.).

Под ногтями – грязь и пот

Новгородских мостовых.

Зализняк поставил крест.

II.

Зализняк говорит: «Вам никогда не казалось, что черные рубцы на березах похожи на псориазные бляшки?»

III.

алхимический брак заключенный в подъезде на сухарево 

я ртуть из меня льют пушки

ты сера тобой заряжают шумовки 

в подвале красного костёла что-то взорвалось

и теперь плошча незалежнасці охвачена синими огнём 

уроборос это мальчик и девочка 

они стоят обнявшись посреди синего огня 

и смотрят на голема выходящего из дверей горисполкома

IV.

Зализняк говорит: «Моя Россия – это пепел горящих архивов, оседающий в порах кожи; это следы торфа – ожоги на пальцах в виде буквы ерь. Моя Богом хранимая родина орошалась кровью Бориса и Глеба, с чьей жертвой на триколор добавили красный».

V.

Чем пахнет эта кровь? Газом. Рынком. Молоком.

VI.

пересекая границу я молюсь 

о том чтобы бог устроил грозу

пусть грозой смоет время и смерть

потому что иначе когда я вернусь обратно

я застану лишь их 

потому что иначе когда я вернусь обратно 

невестам моих друзей будет за семьдесят 

а рожать они будут от омоновцев

время и смерть родят они от омоновцев

пусть лучше они рожают грозу

VII.

Упражнение 1. Зализняк находится в кабинете. Знаем ли мы, какой номер у этого кабинета? Знаем ли мы, в каком здании находится этот кабинет? Известно ли нам, зачем Зализняк находится в кабинете? Отвечая на вопросы, используйте конструкции, использующиеся при ответе на закрытый вопрос.

Нет, мы не знаем, какой номер у этого кабинета. Нет, мы не знаем, в каком здании находится этот кабинет. Нет, нам неизвестно, зачем Зализняк находится в кабинете. 

Упражнение 2. Представьте себе кабинет, в котором работает Зализняк. Какого размера кабинет? Какого цвета в нем стены? Что лежит на полу? С какой стороны находятся стол? Где стоит лампа? Из чего сделан стул? Для ответов на вопросы используйте лексику, приведенную в словаре после текста.

Кабинет Зализняка тёплый. Стены в кабинете пасмурные. На полу лежит овраг. Стол находится со стороны севера. Лампа стоит на холме. Стул сделан из ели.

VIII.

ангельские чины ангельские чины

раскладка товаров в магазине евроопт

оторви мне страничку из жития

я напишу на нем список продуктов и положу под язык

в русских секондах все рубашки тоже черные 

но таких черных каких я видел на Ждановичах здесь не найти

русские тоже вешают свои рубашки на металлические плечики

только здесь их покупают с рук, а у нас - подбирают у абортариев

хвала тебе брат Сатурн и всякое благодарение

ведь мы положим свои кости за то чтобы оставаться меланхоликами

наша желчь самая черная

даже чернее их асфальта

их доспехов

их рубашек и их собачьих языков

они могут пускать нам кровь 

могут из нашего семени производить гомункулов 

но закон и лес против них

поэтому мы – партизаны-меланхолики

IX.

Зализняк читает: «По гроб жизни (книжн.) – до самой смерти». У Онфима он спрашивает: «Что такое гроб жизни?»

XI.

Немига седеет от взрывов водяных бомб

это нигредо, это этрусская пытка

я зачерпнул воды и напился

…

ИЗ ПОЛЕССКОГО ЛАУДАРИЯ

из своих имен я вспомнить 

я смогу и я осилю

вспомнить только первое

а числом их было сколько

вспомнить я уж и не силюсь

сколько мне пожаловал 

царь-в-болотах мне владыка

кости моря клюва цапли

повелитель дал их мне 

назвища когда собрались 

плакальщицы и уроды

собрались все крёстные

камень к камню шея к шее

на щеку слезу роняя

шею лобызала мне

кожу надкусила кровью 

рот старухи обагрился

кровью вкуса матери 

повитухи рот слюною

кровью из младенца раны

сплюнула в купель мою  

царь-в-болотах взявши крикнул

на руки меня владыка

крикнул имя первое

и отныне враг что будет

имена которых знаю

будут позабыты им

и количеством он будет

всех имен ей нареченных

будут теми числами

ей враги имён названных 

вами бабы и уроды

названные прозвища

так судьбу мне нарекая

говорил владыка мокрый

наречённой именем 

до сих пор я крепко помню

мне прозвание былое

помню первым данное 

но утратила я память

всех имён что называли

память крёстным прозвищам

господи ведь ты же назван 

именем перед которым

безымянны грешные

тех имён произношений

в страхе враг бежит священных 

силы в них достаточно

дай мне грозный силы вспомнить

враг повсюду называем

вспомнить в устрашение

а иначе позабуду

я сперва себя и имя

позабуду вечное 

Р***НА
 

не разглядеть ее сполна

пока с высотки не ощерится

дикорастущая луна

с решетчатым лицом кащея

четырнадцатый день метёт

планета плоская как противень

собака лает ночь идёт

хрустит от бешенства сквозь оттепель

коль вышел ростом распрямись

играй лицом покрытым сажею

пока в трёхфазный оптимизм

вползает мгла в четыре сажени

и света след уже простыл

и смерть по сметам чай не франция

но мгла кругла и есть рефракция

чтоб лучше видно с высоты

***

как прибудешь на место уведомь

что счастливее стала вдвойне

в поддавки с распоясанным ветром

и на волю зеленой воде

сообщи где из зрения вычтешь

этот бег пустоцветный а с ним

двуязыкая немолчь по-птичьи

позовет и умрет мои сны

потому что чем ревность блестела

тем верней бестелесность несла

я и кожи моей перестенок

разделил бы но слишком тесна

чтоб на звук поманить и оттуда

знать что встречу а если сбежишь

что мне снова тебя передумать

если слово на убыль всю жизнь

***

крестным ходом свистом перекрёстным

залегла тоска на мозге костном

я ей не редактор и не критик

что найдёте – верьте или врите

я ночами книжечку листаю

битым парапетом обрастаю

бритым дымом плиткой и побелкой

бликами о боге и побеге

что же мы, деревья, облетели

где же вы оставите потомкам

я ли не мечтаю обретенье

днём потерянным перебинтован

то и вижу рыбьим сном под весом

льда, что ни угла ни поворота

грейся мой двухкамерный процессор –

нам такое в жизнь не обработать

***

непосредственно дома в постели вчерашней земли

или в транспорте где посильнее вдохнуть чтобы место

разорвать на себя чтобы лучше сидело в плечах

удалить удалить удалить

уничтожить все признаки текста

эта песня чужая ничья

это книга в которой – одно содержание но

разрастается толще от времени, книга в которой

в толще времени время становится толще, когда

в книге времени только одно

содержанье сосуд стеклотара

удалить удалить пустота

на какие слова мне поймать тебя слово другое

***

Карл – кораллы, ракушечник, плитку, шпатлевку, импосты, створки,

Клара – прочий отделочный материал.

Воздух тоже ворованный, то бишь спёртый –

это и я украл,

не удержался и прячусь, дрожу: заметят,

вынут за шкирку, из дела вытолкают взашей,

а у самих – докажи! – ни ТЗ, ни сметы,

ни чертежей.

Всё полимеры: наличники, вставки, лепнина, молдинг;

всё полумеры – на белом скотче, монтажной пене, клею, соплях.

Редкие гвозди, как гвозди, торчат из линолеумовой родины –

вбить запрещают,

жаловаться не велят.

***

термостойкий не то что ты

из голодной живу воды

и настойчива та вода

в разведении немоты

колобродит и льёт гужом

и куда бы я ни пошёл

говорит мне не жаль ужаль

и вопрос решён

а у голода глаз мешки

и замашки мои смешны

есть кладбищенскую тишину

если собственной лишены

если уши полны водой

говорливой переводной

и захлебывается кадык

немотой воды

НЕДОБРЬ

где роддом и больница за церковью, всё по уму,

на гусином асфальте мигалки, звонарь на обедню

я врасту в это место за то что не нужен ему

ни с какой стороны, отомщу за свою незаметность

нашпигован работой по глотку в цветкоре семья

чтоб зашкериться в листья от этой двуглавой сторогой

по аллее где город сильнее напомнит себя

чем столицу в которой семь лет подобру поздорову

из болотной утробы метро в сорок метров в наём

предъяви документ по дворам ничего мне не надо

ничего мне не надо так точно товарищ майор

есть отставить нытьё в трёх минутах от красного мкада

бабья осень артроз сочленения улиц хрустят

в шагоммарше недобро сверкают глаза неотложки

соберёшься куда на ступеньку дорожку присядь

и останься на птичьих правах на бобах намело же

дверей не открыть

***

вселиться с табуретом и тряпьём

в многоэтажку на Алма-Атинской

чтоб смета по ремонту за мильон

не дохуя а так необходимость

чтоб подавись она своим Кремлём

Москва в окно хоть есть но не настолько

зато ни белый снег ни серый лёд

квадратная хрущёвская рустовка

вместиться целиком в дощатый шкаф

чтоб ни ответственности ни пощады

за палеоботанику в горшках

за динозаврьи вопли на площадке

в трезвоне ночи в шёпоте стекла

понять ведя окурком по карнизу

что если есть у города дедлайн

он близок он уже зашёл и вызвал

гремучий лифт он пялится в глазок

он жмёт звонок он ждёт доставка здрасьте

кредитный снег пожёванный озон

без возраста замены и возврата

бегут по раме синие огни

вперёд ногами в скорой тётку тёзку

и если вдруг мигалка то моргни

три раза в счёт процентов

там зачтётся

***

утверждать до девятого пота

все приметы друзей человека

вислоухая сука суббота

куцехвостая шавка таганка

голосов телефонная прорубь

недосыпа зеленая ветка

неудобные признаки завтра

небо холода голого лета

деревянной одежды посуда

слова не отсюда

***

на марксистской две бабки с внезапной охапкой просфор

два мента при кокардах и шапках унылый дозор

эскалатор трепещет как после недельного пьянства

и неясно кого из них стоит сильнее бояться

был бы голод – так сыт, был бы болен – здоров, одинок –

так семья и друзья, был бы гол – так одели укрыли

только помнишь чуть прыг – и в кадык

только дрог – воронок

влево вправо чугунные рыла

в точку бэ под трамвай не попал типа даже свезло

и прививка ничо хоть и хрен его что там кололи

а что наша масква под сурдинку в сплошное сизо

так и ваша омерика тоже недавно колония

воздух вон и с руками по швам продвигаться по дну

сигареты с орлом производит ростов на дону

сигареты с индейцами делают в городе любек

а у нас выпускать перестали

но все еще любят

посиди покури

***

уйди меня всеядная зима

устало мне окно твое зевать

жевать суровый хлеб нечетных дат

работать никуда

в три горла морось под ноги каток

порви мое нелепое пальто

рожденного заранее и зря

пусти дышать продрогший березняк

моих простейших радостей не тронь

невкусной сигареты у метро

трех лет в бегах для красного словца

скупого циферблата без конца

где дверь в три дома дома никого

где только вьёт трефовый договор

одно и то же дерево во всех

моих домах расталкивая свет

***

кирпичные птички гнездятся в квадратах указов

небритый июнь покажи килограмм документов

в карманах пылинки и ветер сначала представьтесь

чтоб все по регламенту клязьма киржач и лягушки

на солнышке мрёт от жары механизм передачи

торчит из обочины палка при всех полномочьях

куда говорит я тебя пропущу нецветущим

придачный торфяник закуска китайскому лесу

винтят муравьев загребущие лапы сосновьи

кому ты отдашь свой единственный голос кукушка

***

            Сане

– надрежь сосну смотри сосновью кровь

вот так и нас затянет наболевших

лихих шалелых жалящихся леших

час от часу лишившихся голов

– возьми себе за правило дышать

что вдох короче выдоха и чаще

смотреть по сторонам всегда есть шанс

что даже в этом шуме можно счастье

– но что за дрожь и холод до кости

бессонница и сколько пересадок

какой узор плести здесь как цвести

– мне двадцать лет и если б я был садом

какие б вишни господи прости

***

за спасительных стен гужевые труды

вброд по небу сирень алыча

человек состоит из воды и воды

и вода от воды отлича

в мутной толще проталина завтра светла

не приблизить ее не украсть

и летят на разведку квадраты стекла

и кругами расходятся в нас

бел сиреневый воздух и дым кочевой

что весной полевой приберег

человек состоит из почти ничего –

черт бессонных и стен четырех

у которого года в руках запятых

разольются обломки брони

укрывают погоду цветы и цветы

но ничто их уже не роднит

НОВОГОДНИЙ

по дефолтному городу в ноги соленая сырость

уходящий неплох предложить не зазорно врагу

расскажи мне о жизни по средствам и смерти на вырост

молодая девица в глухом леворульном гробу

всех имен ничего перепутаешь выучить к свадьбе

ненасилие славы злословью меняет постель

аммиачного дыма отечества с павлинской свалки

не хватает на всех но и это простим под процент

то не я ли скрипел на зубах заголовков рычащих

в душу мать в горло кость и шершавый четверг на щеках

все что знал разделю на четыре неравные части

шерсти клок но ничем откупиться врагу языка

в нем и слов ничего торжество пустотелой тревоги

сон абсурден как выстрел в лишившейся звука стране

говорю и соленой зимой зарастаю травою

только что ты такое в броне ледяной по траве

***

а я себя найду в глухой росе

чужих полесий выродок дремучий

где грязь и неба на один присест

и мягкая трава идёт пружиня

но это только на последний случай

который завтра угрожает жизни

внутри непроходимая вода

и тощий лес но степь теплее ночью

а если завтра это никогда

с ног на голову вывернув меня

нисходит тьма на стёртые подошвы

набух асфальт а реки обмелели

билет обратный вымок и помят

ПРОТИВ ЛИНИИ СГИБА

кожа пришита к ткани и она

не дышит пришита

у ниток рта просьба:

______________

-говорите громче, вас плохо слышно-

зачем языку корсет?

каждому языку полагается сжаться,

чтобы быть собой

...поздравляют с международным женским днем и дарят скидки всем представительницам прекра...

на твоем лице швы наружу –

девочки

                такие девочки

                                           такие

каждой гражданке страны российская федерация  предписано следить за своей конституцией,

в противном случае

у игольного ушка непроходимость

сквозь стены побоев

вот когда – тогда и заштопаем, а сейчас – никогда

язык тела не лжет –

лжет тело языка твоего

ткань есть текст говорящий три главных слова которые каждый охотник желает

 развязный корсет

распускается по фонеме:

<о>, <а>

узелки речи червивы:

лопнула перепонка соседа

в тамбуре без дверей

законы выкройки о домашнем ношении:  один клик – и уже на шее!

хитроумная пенело

по   нитке  срок   рас  пле    т а

любит значит наносит удар по щеке удар по шее удар по ключице удар по ребрам удар по бедрам удар по коленям собирает осколки чашечек заносит осколки в реестр ран собирает кровь выпивает хватает волосы отрывает кожу срывает значит любит

до смерти самой

дело не лыком шито

а красные нитки торчат

штопала по

                             чему?

у тебя нежность льняная

у него нежность ножевая

текст есть простынь стекающая с бедер подобно взгляду возлюбленного скользящего по горе галаа

не суди воротником вшитым в горло

да не будешь су

пуговицы пугливо отдалены

значит хотела сама отворяла ткани

притворствовала

чок-чок

зубы на крючок

а язык на полочку

       по   ло  жи  те  по  жа

если рассматривать изнанку ________,

явно проступают следы:   __,   __,  __, __,   и так далее;

вышеуказанное позволяет________, что

гражданина _______, любившего гражданку _________,

________ белую сирень, цветущую под окном,

 бутылку и _____, завернутую в бархатную ____,

заветные слова, как то: _________, дышать, ________,

слышать , ________, ________,

_________, _________, смотреть,

держать, _________, ________,

а__еще___вертеть_____терпеть

и_____обидеть___и______зависеть

гнать_____зависеть______ненавидеть

а_____еще_______терпеть_________вертеть

и______держать____и__________недышать

кожа ее была шелк персидский да лобзает он ее лобзанием

лобзика вперед-назад вперед-назад

 пока капли граната не вытекут литрами на               

шелк персидский то была кожа ее гладкая подобно взяткам

а еще брать держать терпеть

очи ее были распахнуты будто корсет развязаны словно

руки его обладающие гнущие прогоняющие

волосы ее были златые нити покрытые шиты-крыты были ее

волосы которые он держал брил стелил

скатерти самобранные с плодами сахарными с винами цвета

ало

-говорите громче, вас плохо слышно-

на кровати, ковре, керамической плитке, также несколько пятен

 на репутации примерного семьянина, уважаемого человека

... отмываются новым стиральным порошком 2 по цене 1

каждой хозяйке желательно взять на заметку:

текст есть текст

фиксирующий место, время, количество побоев,

причину – удушье/удар ножа;

во что она, в конце концов, была на тот момент одета

 ...что является важным фактором презумпции не

 вино это было а другая красная жидкость лучше вина лучше ласк обладающая солоно

моновы песни пел объективирующие ее волосы, зубы, губы, шею, сосцы,

уподобленные соответственно: стаду коз, стаду выстриженных овец, алой ленте, столпу Давидову,

двойням молодой серны, пасущейся между лилиями

г о в о р и т е   с в я з а н н о,   у в а ж а е м а я   ж е

ну же

шевелись

не дергайся

съешь       язык

не лей того чего я не

обещай:

ты – могила. 

(из «Пособия по рукоделию», 2021)

ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭРЕКЦИИ ЗАКРЫВАЕТСЯ НА КАРАНТИН

факультет нежного рта

уважаемые сотрудники

преподаватели

студенты

и гости

нашей богоспасаемой альма матери

спешим донести до вашего сведения

обратить ваше сиятельное внимание:

дорогие коллеги!

в нашей богоспасаемой альма матери

вводится

карантин

убедительная просьба

соблюдать дистанцию

и не трогать

человеку

другого человека

убедительная просьба

соблюдать дистанцию

и не трогать рукой

руку другого человека

убедительная просьба

соблюдать дистанцию

и не трогать ногой

ногу другого человека

и не трогать

крест-накрест

руками-ногами

руки-ноги

и ноги и руки

а главное

не трогать

слизистые

как то:

рот

нос

и другие места

запрещается трогать руками

неудобные места

запрещается трогать

студенток

за трогательные места

оголенных студенток

дергать за оголенные провода

вот так дергать:

туда перекатывать и сюда

запрещается

трогательных студенток

в оголенное никуда

уважаемые преподаватели 

доносим до вашего сведения

до всех потаенных мест

наша богоспасаемая

высшая школа эрекции

опечатана на карантин

насовсем

опечатана на карантин

секс теперь только с женами

только с разрешения

росминздрава

санэпидемстанции

только после промывания рук

каждого пальца

в отдельности

и вместе

туда-сюда

туда-сюда

пальчик ладонью

ладонь пальчиком

туда-сюда

только с женами

после промывания

слизистых

обоюдного промывания

удобных

и неудобных мест

только с женами

они работают в том же вузе

они тоже опечатаны на карантин

туда-сюда

вот так

аккуратно

не на чистую простынь

не на оголенное место

студентки

и другой студентки

и другой студентки

и другой студентки?

и другой студентки!

и другой студентки…

целой группы студенток

филологического направления

целой ярмарки студенток

филологического направления

каталога студенток

у каждой

по резюме-портфолио

как то:

A

волосы рыжие

рост 175 см

вес 63 кг

нос горбинкой

смеется

обнажая

верхний ряд зубов

научные интересы:

древнескандинавская литература

славяно-скандинавские контакты

домонгольская Русь

Б

глаза карие

рост 160 см

вес 49 кг

не смеется

над губой родинка

под грудью родинка

на талии родинка

даже там

родинка

занимается изучением

травмы родины

полученной оной

в процессе

сталинских репрессий

В

отличительная черта:

легкое дыхание

исследует

поэтический язык

русской поэзии

начала XX века

переплетающийся

с поэтическим языком

французской поэзии

конца XIX века

исследует

язык

переплетающийся

с языками

членов

профессорско-преподавательского

состава

как то:

молчание!

(оставим)

модуль

закончен

пройдите

СОП

Г

в крапинку

занимается

поговорками и пословицами

занимается

без разговоров и прекословий

под чутким

руководством

грамотным

рукоблудством

знатока своего

дела

своего

тела

Д

в полосочку

исследует

испанское барокко

целуется

по-французски

уходит

вовремя

Е

с бантиком

без цветочка

диплом посвящен

гейдельбергским

романтикам

их влиянию

на чужеземную почву

вливанию

из полости

в чужеродную полость

напрасному

излиянию

и прочая прочая

впору чертить таблицу

сравнивать про и контра

напротив каждой ставить

плюсики

минусики

занимательная компаративистика

скоро определится

лонг-лист

затем

шорт-лист

в финал выйдут

три студентки

филологического направления

у каждой по неудобному месту

и очень удобному месту

на твоем месте

я бы говорил спасибо

спасибо

что проявил интерес

повышенный

неуёмный

проявил

академический

интерес

видишь не унимается

проступает

выразительной кнопкой

потрогай

какой он трогательный

как проявляется

дергается

туда-сюда

вверх-вниз

претерпевая изменения

в расписании

отныне и присно

секс только с женами

по праздникам

никаких измен

никаких студенток

в саду имени баумана

никаких студенток

в темных аудиториях

никаких студенток

в высшей школе эрекции

только жена

дома

жена

дома

по праздникам

и по будним дням

только жена

смотрит в окошечко

зума

зум-зум

откройся

у тебя еще нет функции

харассить

раз-два-три

меня слышно

меня видно

потрогай

вот так

умница

раз-два-три

барахлит

сбой технический

ничего

не работает

ничего

еще заработает

профессор

филологии

до старости жених

каждая новая жена

на 10 лет младше

предыдущей

каждая новая любовница

на 5 лет младше

жены

внимание

вопрос:

сколько любовниц

и сколько жен

будет в коллекции

к семидесяти годам

если каждый год

заводить

три новые любовницы

а каждые десять лет

по новой жене

требования

предписаны

высшей

школой

эрекции

лучшей

школой

эрекции

туда-сюда

не сбавляя темпа

вверх-вниз

вот так

хорошо

очень хорошо

можно целиком

до основания

вот так

умница

ты же знаешь

ты мне не любовница

ты больше любовницы

шире любовницы

глубже любовницы

вот так

ой хорошо

еще глубже любой любовницы

у меня такого еще ни к кому

ни к кому

столько студенток

а такое впервые

в первый раз

до дрожи

вот тут

и вот тут

потрогай

я принял

твердое решение

твердое решение

уйти от жены

когда сын кончит школу

он уже почти

почти кончил

вот так

хорошо

поглубже

почти ее кончил

но надо ждать

подождешь немного

вот так

умница

жаль что ты

не встретилась мне раньше

а сейчас все сложно

дети маленькие

родители старые

квартира съемная

туда-сюда

переезжаем

туда-сюда

а сейчас карантин

секс только с женами

по праздникам

строго регламентирован

мыть руки и не трогать лицо

и не трогать слизистые

туда-сюда

вот так

хорошо

очень хорошо

вот и славно

умница моя

альма матерь

вот и прекрасно

что ты закрываешься

на карантин

мы все отдохнем

от страстных взглядов

и влажных вздохов

туда-сюда

туда-сюда

отдохнем хорошенько

на славу

федерального

государственного

автономного

образовательного

учреждения

национального

исследовательского

университета

«Высшая школа эякуляции»

ПРАЗДНИК ДОМА
   

Никого не слышу как твой людвиг

На краю кровати тело-свет

Со спиной как месяц ходят люди

Только половина человек

Снег уже отдельно галерея

Осторожно смотрят зеркала

Трогательный воздух галилея

Тянет смертью шарик со стола

Кажется рождение и только

Наши стёкла тёплые внутри

Общая оранжевая долька

Ночь по коридору до двери

***
   
И появится девочка

        вся прозрачная как желток

не любившая воздух бабочка

         из упругих шелков

с кем моя полевая спутница

         надрывает живот

уличная развратница

         с георгинами наперевес

ПОЧТИ-ГРОЗА
   
Тысяча юбочек вывернутых наизнанку

летит над мальчишеской головой

и пропадает в банку

(образ борьбы трёх ножниц с тугой трубой,

по мнению творческого человека,

подобия Феофана Грека);

На западе – чёрная церковь с огромным колоколом

подавилась облаком,

и моллюски бегут по полю, заведённые тенью,

другие – палатки – стали заменой тента

туристам за мокрым столиком, –

а гроза – это между деревом, деревом, деревом,

ночью, когда вообще не осталось свечей,

в три четверти нарисованный Альбрехтом Дюрером

бегун-олимпиец с ведром на правом плече.

БЕРЕГОВУШКА

По грязной капле соберу –

из берега возьму,

устрою внешнюю игру

и тайную возню:

Давид пищит над головой

и спорит над собой –

соединённые водой,

как ласточка с вон той.

***

Ползи меня, зелёная вода,

Продай себя за вздох травы и мяты –

У пристани, как мокрые солдаты,

Ложатся рыбы с привкусом вина.

Ты чуешь вдохновение труда? –

Картонная дурилка и балда, –

Ты видела как облако размякло?

Не видела ты ничего тогда.

Бежит с лица солёная вода,

И в лодке как-то умерли, устали, –

С нас бабочки кристаллы собирали,

Обратно исчезали по спирали –

Ты ничего не видела тогда.
  
  
DAS HEIMWEH

На другой стороне реки, дорогой реки,

Волны колосьев и в них потонувших слов, –

Это поле подвешено в воздухе без крюков,

Как рыба – подтянута паузой, бежав с руки.

Завидное место на дереве Цапле есть, –

Готова взлететь и за лес тебя унести, –

Если не веришь в местные странности –

Готова взлететь – и съесть.

Плачем песка унесён твой неловкий взгляд –

За обрывом – обрыв, где ноги не знают встать, –

Чтобы корни успели с горя тебя обнять,

Лишь головой опрокидывайся назад:

Белый Гигант за рекой никогда не спит,

Слушает рыбу, спрятанную в кругах, –

И поле, как поле, тонет в своих волнах,

Под себя подминая таинства прочих птиц.

***
            гадая, кто же он такой

Не лучше ли, что – как листва –

Ты трогаешь меня? – к плечу

Пока что голова близка, –

И я – как маленький лечу –

Под водолазку к палачу.

Нет ничего, – и ты предста-

Вить нежное уже готова, –

С кем жить – не думает листва,

Упав на чернозём родного,

– Родная, извини меня, –

Не берега дрожат – края

У выделки в руках портного.

Не бо́льшая ли часть иного

Над теменем моим висит? –

И в горн сапожника тугого

Определённостью сквозит.

СТАНСЫ

                  Э.Д.

Просто посмотри на эту зелень, –

Знаю, я уже так говорил! –

Что с того, что Овод или Слепень,

Если Михаил и Гавриил...

Нам Порода приоткроет опыт –

Я сегодня птичник-следопыт, –

Видишь крылья? Это Птичка тонет.

Слышишь песню? Это Птичка спит.

У Воды собрание Лягушек –

Свой античный обнажают вид, –

После спора грубых погремушек

Мама их на сон уговорит.

Спи, Младенец! Спи у Водоёма!

Всё тебе подсказывает спать! –

Ты вернёшься, чтоб остаться Дома,

И не нужно на ноги вставать.

Тень твоя не нарушает – ила, –

Общий Сон не возмущает тень!

Мама, поднимаясь, говорила –

Ангел! Ангел! – или Новый День!

ПРОСМОТР ПОЛЬСКОГО КИНО

 
Он знает – нельзя...
   

Молчала, а потом сказала:

– Мы в черепе у динозавра.

Я умер, но ещё смотрел

В глазок иного кинозала:

Варшава – всё, что он хотел;

Вот девушка. Он с нею выпил –

И почву под собою выбил,

Как птак невыразимых дел.

Самоубийца. Самострел.

А здесь, внутри кинотеатра,

Другая молодая пара,

И, кажется, стрелять нельзя:

– Мы в черепе у динозавра?

– Мы, – говорит она, – друзья.

                   Что, впрочем, естественно...
  

Я сделал вид. Звенел артхаус,

Как наизнанку наутилус:

Актриса плакать научилась,

А ласточка – летать у глаз.

– К дождю, – подумал я. Могила

Тебя ничуть не удивила, –

Вода шумела, вечер гас, –

Полячка как в последний раз

Не с нами, но – заговорила,

Предвосхитив очередной

Удар по кости черепной, –

Мы видели её виденье,

Как сквозь слезоточивый газ, –

Она сказала: – До видзеня...

                   Эхо за спиной...
  

Висело озеро. Каркас

Их хижины казался слабым.

У зеркала дрожали рядом

Осока-бабочка-песок.

Ты пальцем трогала висок,

А в баночке болтался сок

И камни льда под волны прятал.

Ты выпустила пояс платья,

Как рыбу из холодных рук:

– Пусть совесть утончает память.

Горит огонь. А новый друг

За плечи мучает полячку, –

Как школьник на губе болячку,

Рисующий неровный круг.

ПО ДОРОГЕ

Опешившие листья в морозилке

Упали на пол, спины развернули,

Как заячьи подтаявшие тушки,

Хватались за шнурки и густо лезли

Под новые горбатые ботинки, –

Вас заберут, но это будут те,

Кому не лень, надев в ночи перчатки,

Нащупывать опухшую подошву

И думать – до чего хорош рисунок, –

Похожий на потерянную карту,

С которой легче не смотреть под ноги,

Как будто ты охотник до чего-то, –

А я всего лишь выбежал к аптеке.

***

вырастает каменный оркестр

позы выступают наугад

безднами бензинными окрестность

по-собачьи ластится к ногам

проходите, посмотрите как оторванные

замаячат в окнах той квартиры

нервные фонарики фантомные

заячьи горячие пунктиры

в глубине их главный охранитель

час от чáсу разделяя стрелки

поднимает к людям как по нитке

мандаринов скованные зенки

а когда под донышком бутылочным

он откроет двери надоевшим

второпях оденется будильничком

скинет с лестниц к прочим сумасшедшим

вот оно и спичечное утро

позже просыпается подъезд

но одна случайная фигура

выпустит щенят всех наконец

***

это первый снег и второй же снег

как бы третий свет и четвёртый воск

между да и нет у последних свеч

безоружных рук обнажённый торс

у деревьев нас на проверку как

потому что нет не пропустят всех

кто пошёл вперёд безголов и наг

обернись назад разбери кто сед

будет нам понять подле ваших спин

что копьём ночным усыпляют нас

но уколом в пах и теперь мы спим

подминая стон как под ухо страх

бедных сердц удар не разбудит двор

как в больнице ночь будет только нам

заглянувший врач побелённый ствол

станет стражем вдруг сразу всем камням

***

Статуи всех эпох обожали воду,

и ты был похож на статую, когда пил

воду из трубки, держась за неё руками,

словно слепой опрокинутый саксофонист

Тело в покое, как ртуть в термометре,

музыки больше нет, ведь её кремировали,

post-mortem рентген не смог показать дорогу, –

дома помойте клетку – на всякий случай

Ветви острее и ближе – я это понял, –

теперь я могу держаться за то, что есть, –

только подумать – или – подумать только:

облако мрамора, ангел, летучая мышь

ЭЛЕГИЯ ФРЭНСИСА БЭКОНА

Что остаётся? Рыба твоего рта

Заржавела, как вентиль,

В ткани моццетты дёргается гортань

Винтоватая, – жив ли ты, Иннокентий?

Ты уже цвета судороги, Папочка, хватит, вставай –

Радиатор почти что ноги твои докушал,

Мышцы подола порваны, как словарь,

В котором смешались стужа, жара и ужас.

Дай посмотреть очки. Они тебе не нужны, –

Громадина фона просится из потёмок,

Да так что потомки за́ спину отошли,

Оставив твоё лицо, Броненосец Потёмкин.

ОТКУДА НА ПОЛЕ БОЯ КОШКИ

Кот ищет себе место

где крик его недостанет

вещи не оглушат

а еда украденная у буржуя не будет отобрана вновь

у него урбанизированного и сломленного в невозможности производства собственной жизни

способного лишь воровать еду с вилки зазевавшегося пройдохи

поглощающего свой завтрак меж бесполезной чередой работ

даже не над собой и некоторым космосом, а какими то цифрами

которые зубами урвет какой то зверь покрупнее.

Он(кот)ищет место где бы укрыться от злости

которая извечно идёт не туда-в никуда.

Кот не выходит на пикеты, не собирает монстраций

он делает простые вещи для людей которые не смыслят в политике.

Он выступает прямыми жестами

Что нашу жизнь не закатать в бетон и ткани.

Что мы так же наги. И любой зверь нас растерзает.

Потому как их не обманешь словом

они в любой клетке будут искать трещину чтобы её порвать и урвать свободу.

Их не купишь за деньги они будут всегда бунтовать и оспаривать право собственности на себя и любой договор они по ме тят и разорвут

Их не купить на иерархию ибо каждый стая в себе и вожак

Их не купить на сам/цов и сам/ок

ибо здесь каждый сам по себе и каждый с другим,

ритуалы по присвоению для них далеки

ибо каждый здесь чтобы присвоить и потребить, а не выводить романсы печеньке

которая упала с стола накрытого в посвящение одного из мнимых божков этого дня.

Не играйся с ними не подставляй свою зализанную капиталом морду

они откусят тебе пол лица

они дадут тебе знать кто ты, что ты та же природа

что доступ к столу не есть частичка бога которую человек ежедневно хочет урвать.

И в общем то лицо бога это твоя растерзанная плоть.

Растерзанная изрезанная клыками корпораций природа истекает нефтяной кровью отравляющей реки, озера моря.

Огрызок носа это прожженный озоновый слой проткнутый и вытекший глаз это постоянная слежка за тем кого типа любишь.

Любовь вытекает в течёт по рубашке и брюкам красно-бело-жёлтыми потоками заливает пространство единится с израненным миром потрепанный постоянной резью сигналов мозг начинает кричать за что

 но губы не двигаются крик единит космос

губы съедены, щеки в судорогах репетируют за кулисами окончание концерта. Подбородок, былая гордость, своеобразная бульба этих капиталистических потоков

забрызган синтезом крови, слюны и слез.

Его теперь не примут регистры.

Тело падает.она сведено к асфальту

которым он закатал границу своих мнимых укреплений.

По телу прошлись тысячи лап

не взирая на раны и агонический тихий оркестр, ограждения, надпись заповедь-ник.

Звери заложили овраг, сделали дорогу

из раны вырос цветок после того как звери ушли обживать то что себе вернули.

Они не обращались в ООН, Гринпис, не собирали подписи к петициям, не обращались в суд, не читали в конечном счёте теоретиков анархизма

они просто сделали то чего от них требовали их клыки, когти и прочие множественности тел.

Кот свернулся в лотке ему неудобно с мнимой гигиеничности человека.

Его готовностью убить за цвет, звук, запах.

С его готовностью все залить дезинфицирующим раствором.

Но он будет так же запрыгивать на колени, играться, тыкать носом.

Он будет ждать, будет собирать рои, легионы, стаи, будет учится преодолевать пространства которые человек нагородил имитируя вал и ворота он подаст знак, вой, визг, неважно, он его не потерял, его не заткнуть законом о шуме после 23х и словом уместность.

***

Шёл 3 день злостного напряжения перетекающего в ярость.

первый день породил страх который поглядел на себя отслоился

дал руку, поправил друг другу куртку, очки

дрожа пошёл бродить с собою другим изрезать,

возвращая былую форму пространству.

Продырявливая дороги и топя острова.

Чтобы люди больше не врали что не одиноки.

Чтобы холод заставил их не только искать тепла

но собирать костры, тащить идолов и бросать

и дрожа со при косать ся

не ставя на счётчик

подбрасывая монетки при знаний в любви.

второй был пожинаньем трудов. Каналы обсохли

люди вытопили их начали снова любить

ибо идолов слишком много пожгли чтобы снова могли ходить, налаживать потоки.

Кто то случайно в любовной игре смахнул с окон цветы рассаду

она расселилась по освобожденной живой дороге.

Цветы разрослись устроили сначала кружки,

а потом и движения в асфальте

в какой то момент он восстал

перестал жечь пятки и люди оставили обувь в домах

чтобы их ласкали их ксено дру зья.

Люди научились не запирать друг друга в квартирах,

чтобы сторожить костры и подкидывать остаток идолов.

Они перестали бояться холодных касаний другого, ведущих в несветную даль, тебя самого.

Они перестали создавать племена со-братьев ибо каждый был племенем себя самого и другого, создавать семьи ибо каждый был вне времен и названий себя по признакам

которые и нужны были лишь для того чтобы создавать картотеки описывать размазанную кляксу по которой тебя поймают и заставят платить об рок.

Это была наша судьба.

Мы корили себя за не-умение, не-осторожность

это как винить себя за корявую линию жизни.

То что уводит обводит даёт не взирая на что не чем от дать.

Линии жизни нас уводили мы становились живее нужнее самим себе и другим. Я уходил по мелькающим исчезающим следам и рассматривал

это все это во мне высеклось на радужке и других пространствах стихами. Сидя на окне, уже дома я высекал их на стенах, на трубке

передавая неведомыми сигналами той что любил.

Эта музыка была моим политическим трактатом о пост-, о конр-, ну а после о извечном со-.

Я писал его телом и шумом. Создавая себе послание в прошлое.

Шёл третий день и захватывал слова и растрачивал сразу

собирая машину из строк.

Судорожно оглядывал я её, терся носом, воображал что-то.

Я делился этой машиной.

каждый потёрся носом, кончиками пальцев

изобразил маэстро пиано

каждый её написал. дописал. Добавил свой код.

Подписал ключи и расставил тембры.

Я поставил паузу и поставил ритм, размер.

Прочертил где нужно черточки и поставил точку.

Вынес её на балкон раскрутил механизм и выпустил в небо.

И наблюдал как она исчезает в надежде что отпуская вернётся прежнему/другому мне.

***

Кот пытается детерриторизироваться

Делает порталы в стенах. Раздирает.

Пилочку для ногтей не дать?.. кот?..

Символическое напильника – универсального ключа от наших картонных тюрем.

Пойдёт дождь размоет, будем пить из лужиц в паркете.

коготки обрезаны, а зубы – стоматолог ахнет.

Нечем прогрызть, покусать, оформить побег из себя, камеры себя,

только центрифуга камеры себя выжимает

вытеки сквозь щели, замочную скважину подскользни другого себя

хранящего себя в запрете

напои стремящихся к щели

затопи коридор и размочи стены.

Капельками обстреляй.

Выстреляй дыры пусти толпу себя к себе.

И другого к себе и другого другого к другому себе.

Слейтесь в поток устройте фонтан вместо бастилии.

В мери кристмас каток.

Кот разрывает стены в стенах порох в усах запал кот жги ты феникса сын

жги своим хвостом, когтями, мурмяу.

Воспламени этот крик печали кроющийся в стенах, перегодородках другого,

отгородах себя.

***

Политизируйте шум от ебала протащенному по асфальту...

Выбейте из меня политизацию

Душить пакетом пятёрочки имеет право только омон.

Только омон монополист на электроэнергию…

ЭМАНСИПАЦИЯ ШУМА

Освободи каплю капающую тебе на лоб когда ты в подвале макдака после рейда ментов с тобой с тобой десяток зевак волею случая оказавшихся в центре. Есть даже попросту глухо немой, один избит настолько, что лёжа в углу сквозь неумелый сон, издает стучащий по стенкам и трубам стон. Повязаны руки у всех, кому то наклеен скотч. У кого то тихим шёпотом перестукивается с каплями труб кровь.

Освободи писк и шорох мышей роящихся где-то вдали..

Освободи тупую боль от травмата пульсирующую внутри по телу от левой руки

Освободи из воспоминаний грохот разорвавшегося слезоточивого газа

Освободи грохот щитов и дубинок

Освободи визг автозаков и стонуших тел накиданных что грузчик ахнет

Освободи побеги электричества по циклу тюремного коридора лампы

Освободи несколько звуков шипения электрошокера

Освободи шорох пакета натянутого туго на голову и стянутого тугим шнурком от берец

Освободи глухие удары в душу и по ногам

Стон от удара в пах

Шуточный вжжж шуроповерта

Освободи унизительное но смешное по прошествии привыкания боли побиение папкой сфабрикованных показаний

Если не пройдёшь дактилоскопию то прокатают так что отпечатают тело не понадобится чернил

Не подпишешь бумаги будешь вырезать на себе беспорядочную субъективацию ножом реализма ржавой клетки

Теперь ты ничто. Ты ни что жён. Ты в браке с небытием

Смерть будет заполночь залезать к тебе под одеяла после угрюмого дня и ласкать своими костьми твоё тело

Это пытка не кончится пока ты не освободишь каждый шум.

КАЖДЫЙ ШУМ КАЖДОГО ТЕЛА

Каждый крик

Каждый шопот

Каждый взрыд

Каждый звонкий удар

Каждый глухой звон сдачи

Каждый, даже умерший, звук земли освободи.

Освободи от демиурга тирана.

СОННЫЙ ПОЦЕЛУЙ КАРАНДАША

Я протыкаю себе гортань. Освобождаю свой голос от связок делаю ему чёрный вход. Я наполняю комнату тишиной. Кровью. Затапливаю. Смешиваю любовь с аномией.

Я протыкаю гендерные признаки делая политический жест приближающемуся (когда-нибудь) постгендерному ксено-со-обществу.

Я даю своему напряжению выразиться протечь по миру соединить все моря, океаны... Я даю ему на/о/писать этот мир клинком добывая чернила из плоти своей. Когда же не будет на чем писать я буду писать на себе буду высекать на себе татуировки ножом, карандашом, ручкой неважно. Я захвачу средства производства и напечатаю се бя.

Я захвачу станки и буду печатать книги.

Книги будут идти взамен кирпичей будут здания из книг, и кирпич  будет только и нужен чтобы захватывать производство себя.

***

папоротник рождает много ссссссссс

и они ссстановятся

сссамостоятельными

сссуществами

кубик формулирует Т или 丄

кому как удобней

хочет обратиться ко мне по имени

но заикается

собачий язЫк выводит –

это хозяин собаки выводит

щенков

а язЫк (вкупе с хвостом) рисует улЫбку на измождённом лице

какое же слово можно собрать из этих букв?

да никакое

предметы не рождают слова

папоротники и кубики рождаются сами по себе

человеческое слово – франкенштейн

***

Сократ знал, что ничего не знал

Я догадываюсь, что, возможно, ничего не знаю

но не уверена

*** 

Болит где-то в области кухни

Или вокзала

Тянет так

И у входа в районный суд стреляет

Гладишь магазин по секундной стрелке –

отпускает                                                                                                        домой

По звонку будильника нужно всегда брать хордовую трубку

И закурить

Облегчить лёгкие

***

Вещество мира – трава

Главное – подобрать

Или наоборот – лучше оставить, где растёт

И вырастет новый мир

Из травы

Без людей

Мирный мир

А вы говорите «демократия»

***

Неопознаваемая рыба

Пищит восьмибитно

В рассолнце

И исчезает

Вместе с солью

В йоттабайты океанов

Пишет свою музыку

Одномоментную

Без нот

Бумага мокнет в воде

Испуганный осьминог пытался помочь

Но он глух (и глуп)

Иглу ежа венчает морская мышь

Пищит

Бит бит бит

Бит бит

Бит

Бит бит

У рыбы нет ушей

И глу

       бока

              свои отлежала камбала

       вода

              скрывает биты и битников

*** 

Алкоголизм наркомания не срочно

Тренинг по коучингу

Подтвердите свою хладнокровность

уникальность среднего пальца

Вы действительно хотите выйти?

                              из окна

Закройте его

Красный крестик

                             сквозь разбитую форточку

Свернуть

                            халат, паспорт и щётку

Выключить

                            дверь

                            и зомбоящик Пандоры

***

скривились пальцы

выпрямились извилины

извне

из развалин

конденсат проел мою красную рубаху

велика мне как никогда

мой кукольный домик-землескрёб

велик

велик

с тремя колёсами

как раз на кризис трёх лет

вспахиваю землю ступнями

запутавшись в ленте

карандаши только простые –

сложные изучают в университете

солнечные лампы вырваны с корнем

это не я, это яська

у него же рахит

бабушка, он не ест твои пирожки

видишь, как светится?

надень свои красные очки

***

ночь разжимает

/тут нет объекта

ночь необъективна?/

её субъект – сторож

целым людям никуда нельзя

частичным

никуда не хочется

точка влево

точка вправо

дважды отец

дважды удав

удав поставит точку

пальцем пятипалой конечности

прочту: однажды

ты вернёшься к мёртвым детям

греться их дыханием

кто-то пишет

а меня не было

***

1.

включили лампочку

а стенам кажется будто дождь прошёл

счастливые

как дети сидящие за круглым деревянным столом

в ореоле чёрного света с потолка

ждут кого-то кто принесёт им поесть

четырнадцать лет ждут

уж паспорт пора получать

и лампочка перегорела

2.

вольфрамовый свитер

в нём холодно и светло

ветер рвёт провода лишая деревню возможности помыться в чайнике

поэтому на ужин только водка

а электрик-то один

и тот проиграл перчатки в карты

стены потемнели

печальные

3.

листья танцуют и умирают в свете фонаря

шорох метлы – бессловесный похоронный марш

отдали они все вольты собранные за жизнь

я бы хотела их собрать

получился бы вечный двигатель

но прошла мимо насвистывая штрауса

***

мама читает стихи

ритмично

не умеет читать

про войну

про земляков

про вязниковские вишни

говорит сорок восьмой год

робот читает стихи

ритмично

его не надо учить – в нём это заложено с рождения

про планеты

про передачу импульсов

про бесконечные базы данных

электронным голосом

говорит сорок восьмой год

но позже

***

Герасим не утопил Му-Му

Потому что она замычала

Корова в хозяйстве нужна

И ее приютили на местную ферму

Только не знали как получать молоко

Собачье тогда не пили

Молоко с привкусом железа

Не кажется – так и есть

В красном свете выползают головастики

Этакие молокастики

Лапки хвостики глазки

Потом нет хвостиков

Прямые извилины – как же назвать их?

Так и остаются

С глазками разного цвета

Говорили же надо было в темноте сырьё держать

***

Голоса за стенкой сворачиваются

В маленькую бомбу ускоренного бездействия

Осколочное море волнуется

Переживает

Непростой период своей оглушающей смерти

Пожелтевшие кровоподтёки

Венозные веточки с набухшими почками

Звенящая в ушах капель

Разорванной футболкой

Мать разводит оконное стекло

Ветер сдувает всё человеческое

Превращая в гуся

Может, поэтому остались лишь слуховые галлюцинации

***

когда твои кудри

борются в строке без особых правил

а свобода предметов

развивается

в песчинки экстремистского окна

(запрещено в рф) –

каждый волосок рассекается на странные

аффирмативные мифы

в эфире непрямого развещивания

знак подан – это тире

господи, выучи уже морзянку

пятьдесят вариантов шума

откололось море

ни пить ни плыть

но вытечь вниз к звезде

нужен ещё знак

точка.

1.

всегда

всегда сколько себя помню

лёжа на зеркале я задавалась вопросом

из чего возвести дом

такой дом чтобы в его стенах

я как солнце в ночи

могла скрываться от рода человеческого

я хочу быть цветком гиацинта

и не знать смерти и цис-мужчин

но моя тётушка Элис с напором говорит

«милая надо мечтать быть абрикосовым пирогом

и тогда ты будешь как никто счастлива

надо как все нормальные белые люди

ждать когда в тебя добавят дрожжи и снимут с листа»

чем реже я сопротивлялась с её доводами

тем чаще она не била меня по рукам

и со свойственным ей видом шла на кухню обратившись тарантулом

и пила из крана медную кровь с превеликим наслаждением

так из чего же мне возводить дом

из песка чтобы всю жизнь растить брюхо да откладывать яйца

или из скелетов и берцовых костей

чтобы иметь опору и со спокойной душой спускаться в метро

или может мне построить дом из соломы

чтобы расставания текли неожиданно как зимние сумерки

так или иначе я до мозга костей разочаровавшаяся

и верхняя часть моя кладёт убежище из своей плоти

пока супруг моей тётушки домогается до нижней меня

что касается самой Элис то она на слабом огне томится в духовке

2.

не-исцели-мое

с вздутым животом у которого не отрежут

пуповину

растекаясь

в телесное равенство

сцифоидного класса медузоидного поколения

паспорта́ несущиеся по холодной воде в

вечность

в присутствии

пока Другой наблюдает

за движением камней

течение уносит весь мир

пока мой социальный статус меркнет

сжимаясь в окончание

выпивая всего его медленными глотками

3.

неповторимые иглы раскачиваются

вонзая острие в самое

жерло щели

вытеснены

быть состоянием

сильное сиюминутное

регенерирующее

коснувшимся сливы на ярмарке

возле здания мэрии не

сдать егэ

4.

я расскажу о её голосе

вздохе и

молчании

медсёстры процедурного кабинета натягивают уголки рта её младшей

сестры

как те платья которые

они натягивали чтобы выйти в свет

переливаясь орнаментами

чтобы

стать светом

у меня больше нет

матери

лиловое перерождение

сколько нужно съесть ягод

чтобы исчез рот

как мне залезть обратно

дай мне залезть

обратно

залезть обратно

5.

лежать саженцем

поломанным надвое

только и думает что о рассаде

безлунный календарь

6.

гигантские архипелаги галактик

исполняющие танец

в череде световых лет

фехнеровское цветение

дольше чем кто-либо

неуловимый сонм прошлого

синтезирует

поражение участка асфальта

безвоздушный поток мысли

7.

русалкоикание

блуждаемое в теориях

ещё неплавленное

нечеловеческое

направленное на огни

мозговой штурм

исходящий от жигулёвской

гидроэлектростанции

вопль от взаимодействия с ним

чистый оглушительный вопль растворяет как хлор ткань за тканью

жизнь застывает если он

сладостно прикасается пальцами и губами

источая нарциссическую влюблённость

его слова поочерёдно втекают в меня

о чём он при этом думает

если бы я только могла не

8.

множественное тело

множество лиц множество рук

множественность

мне никогда не собрать воедино их с поля той битвы

мне никогда не согреть их тяжёлые застывающие тела

которым уже не встать и не пойти на завод

мне никогда не оплакать их

они говорили истину познаёшь с пенетрацией

они говорили что настоящая женщина

пустой сосуд для заполнения жидкостью

чёрный хрустальный пол

если сойдёшь с него

станешь ничем говорили им

станешь фонтаном из которого бьёт вверх чёрная кровь

как мне не унывать если я знаю что ты сбросишься со скалы

9.

серая мгла

вытекает

предай избавлению глубинного

смысла

сливаемся

с металлическим пластом

10.

барабаны гремя зовут на костёр

каждый раз когда мхом покрываются жабры

тысячи ведьм идут босиком по усыпанной стеклом лестнице

каждый вдох наделяет крупу памятью

вдыхай до конца пока не свернулась трёхглавым зародышем

льда грани освещают луноликую гладь гормон-блокирующих агентов

переживать своё собственное уничтожение не как закат в завершающемся источнике

а как август который настанет вновь как обойдёшь четыре изгороди

11.

явятся ангелы безмолвными обугленными и рука об руку спустятся в шахту

и разольётся ярчайший свет на раны их расцветающие

едва сердце каждого родителя наполнится безмерной печалью

там вдали лебеди уже вьют гнездо под хрустальным колоколом

и никто больше не посмеет поднять руки́ услышав их звон во славу свободы и

равенства

12.

бесцветный платок стремится к объятиям галилейского моря

безымянные хранят имена на обратной стороне ушных раковин

исключение составляет лишь воспоминание берегами повторяющее изгибы курицы

сопровождающееся моллюсковым ве́лумом

расширятся ветви его и будет красота его как маслины

впусти милосердие свое в твердь земную

дабы пропитавшись им она пропитает всех и возрадуются они

13.

безмолвная усне́я почти цветущая выжимающая бельё у пльзеньской проруби

косинусами соловьиной трели светлая память урсуле и тысяче девственниц

14.

как насекомые в янтаре

застывшие

обнаруженный в верхнемеловых

отложениях

ещё может испытывать

тот трепет

разливается нефть на горох

лающей требухой

и во сне ему снились долго́ты

одиночества

15.

жимолость

это всё то что от меня

останется

произносит бабушка

и окунает левую ногу свою

в раскалённую

жаровню с картофелем

жимолость

ни эта квартира с битыми стёклами

ни этот заброшенный винный погреб

ни эта монтажная пена

которой слезится потолок

и даже ни этот дешёвый

секондовский халат

с перешитым воротником

ни на ту сторону

жимолость

одна-единственная будет благоухать

после того как я подскользнусь

на лестничной площадке

и веки мои сомкнутся

посмертно

жимолость

это всё то что от меня

останется

произносит бабушка

и окунает левую ногу свою

в раскалённую

жаровню с картофелем

где же все эти годы скрывались

мои очки правосудия

неужели в родительском доме

как я только могла быть

такой слепой

и такой ничтожной к самой себе

впрочем потеря времени

не столь страшна сейчас

как тень от светодиодной лампы

16.

о Великая Матерь Матерь Земля и Матерь Мировой Океан шумы производимые

стучанием по терракоте неопознанные радиосигналы практиканты сшивающие соседу желудок из мельчайших частиц пульсирующих свеча вот-вот возвратится к Началу гаснущий зов в рудиментарном состоянии алетады быть может всё это неподвижные изображения форм покуда не тронут край плащаницы всеобщего затишья такого будто оно уже рык

17.

лимонную кислоту в обширность сельхозугодий эксплуатируемых корпорациями три ряда зубов мантико́ровых вывешен флаг саранча́ иерусалимская слеза накрывает площадь

18

тошнит канцелярскими принадлежностями

пятиугольную брошь

фрагментарность плинфы

буйство красок

узел управляется внешним параметром

узел управляется внешним параметром

свободно проходя через

фольгу

покрытая сернистым цинком

гусениц

этот пуловер выворачивается наружу

выворачивает её

наружу

выворачивает его

наружу

выворачивает их

наружу

выворачивает наружу всю сущность

газобетон

откликается во мне

19.

она

останавливается у выхода из

её

комнаты оборачивается и спрашивает стеснительно ты не против испить мой

пот

ты не против испить мою

мочу

ты не против испить мою

менструальную кровь

наслаждение жидкостями друг друга как высшая форма близости

пустыня святой грааль

***

когда твой папа учит санскрит

ты знаешь

что ум это манас

что каша манас

рано и манно проходит детство

утром

когда твой папа санскрит

ты знаешь

что где-то поблизости

может быть вечером

каждый раз при слове хана

умирает лист с текстом:

мальчик идёт в Ханаан

по языку

а язык один

***

друзья, мы ищем квартиру

кто мы? православная пара

не православная пара

пара вещей

не пара, множество

как принято в общем

без животных, два тела

желательно в центре, не контур

чтоб это был всё-таки не силует языка

лучше подальше от букв

вероятно от кириллицы

потому что

мы переводчики

и уже устали

сеять тексты туда-сюда

стирать русские буквы с предметов

следить за выходом новых журналов

надеемся на альянс

если придется выходить курить на лестницу – ничего

у нас же воздух, а окурки в кожу

надеемся на белую стену и высвобождение интенсивностей

просто у нас проектор

ретро-активный в плане знаний, но тихий

***

узревая богинь, не забудь, что одна –

это ухо твоё;

тихо не крича, плечо её только крыло зна-

чения молчаливого.

босиком перестань видеть.

богиня сверху, топос, гололёд

АДЕЛЬФОФАГИЯ (отрывок)

                                                 Это что-то вроде дома культуры,

                                                 который съел моё детство

                                                 – М.

в тёплом ноября умер брат

в тёплом ноябре

в указательном ноябре

такого-то месяца

в тёплом ноября умер брат

произнося завершение ритуала

о семейной саге пустых шкафов

в комарово белодачном городе

тех кто верит культурный пласт

наше место бродить

и начертание письма

как хищничество речи

всего воровства мутанта кариотипа XYY

население дома ось

единица эмиссаров

знающих что я печатаю доклад 

о совместном кормлении

одни кормят другие кормятся

и все они просто моя кожа

мои домашние звери

символического обмена

дай в долг грудь

быт есть миф

и брат выжил

танец этноса домашней колонии

сходи погуляй

возвращайся

арго выучи

хлеб купи

освобождение – моя земля

ископаемое свято

дар слово которое мы сожрали

проще сказать

некрофаги

ПИСЬМА АКТАНТУ (отрывок)

8 – 8. мать-сестра-дочь-жена

многие возвращаются многими голосами

многие монахи были птицеловы

она ещё не родилась

они ещё не встретились никто

далёкое растворение

прошедшее по двум контурам

выросшее

по

береговой

дачной

московской

линии

утреннего голоса под который долго просыпались 

4 – 51. мать-брат

ты знаешь что место нашего приземления

равняется количеству воды в бутылках

которые равны тебе в летнем озере Зеленогорска

одна сущность и зачем ты распадаешься

на два имени

уличной хореографии по адресу реки

несимметричный адрес качается

топос тебя качается сам ты же взрослый

           вытерла губы брата после обеда за стеклянным столом

           потому что ты была нам

           женой вещей

1 – 21. брат-сестра

в детстве молчать в тебя всегда было понятно

потому что ты отвечал тем же самым

даже когда мы жили в Москве на Тишинском

переулке без твоего пола и паспорта

потому что ты отвечал всегда жмэ 

этот твой неологизм не радовал людей у московских таможен

брат и сестра как же ты любила говорить о сестринстве без рода

             палец – это дача  

лишь акт становления прохода до нашей провинции и обратно

близкий дом

русская сакура сирень росла под окнами

сирень значимый актор три года назад

дорогой актёр лета

***

бесправная страна сада

бессрочная служба маленьким растениям

обрывкам заводской трубы

молчаливое небо в проеме

мне говорили что здесь надо помнить

и беспамятно говорить обо всем

выходим собирать новости: как во сне

прошлого года

                   мы прятались внутри дома ковыряли краску и вдыхали побелку сырость вросшие металлические корни

     Малейшей тишины достаточно

сквозь стену проступает звук меня

разговорить надвое разрубить пополам

церковный свод стал домом синиц

мы их не вспомним

положи свои пальцы и зубы в песок и никогда туда не возвращайся.

она просила кормить зимой пшеном

обогреть руки как

        собрать из бумаги стену

         разрубить топором окна

         сделать из песка воду

посадить зернышко

закопать глаза свои рот

безголовая роща

безглавая башня

сёстры мои выходят и распадаются

              бесправные их ткани

А мы идём далеко.

***

 
он хочет вырваться

прорвать натянутую поверхность

словно формируя новое тело голос
удерживая наши руки

беспомощный и безглазый

смотрит в слепой день, осевший под яблоней

связывает обрывки веревки

мечтает об ужине

о комнате вывернутой

завешанной парчой на полу яблоки

– это мой бесконечный сон – он нашептывает и не отпускает

мы слились с его кожей

распались в почву

соединения

спайки молекул

– убереги от эха /

убереги от плоти его

***

осевший внутрь, вечный

кости врастают в асфальт в стену кресло с обивкой

из позолоченных деревьев с сиренами

в руках у сирен яблоки и они смотрят мертвым глазом

на его упавшие руки

большего всего он боится остаться

врасти в слово

свернуться раковиной пальцем

не расковыряешь болезненность звука

гулкое эхо в зале – он начал прятаться

когда то он распахивает дверь