Стихосцены

СТИХОСЦЕНА

 

в конце XIX века

в старом дворянском доме.

очень тусклую комнатку,

полуночью наполняют,

старик с бородой как плесень,

(он сидит за круглым столом)

 

рядом, в белой ночной рубашке,

пахнущей потом и пижмой,

косматый парень, ему двадцать пять,

а напротив – женщина, его мать.

она прикрывает платком рот,

сейчас ее мысли о сыне: как это он,

может, и вправду теперь будет здоров,

как его жизнь = ее жизнь в люди вытянет.

когда она вскочит и заорёт, старик ей скажет

«вы и есть гримаса. а теперь вам следует что-то сказать ему».

когда это случается, она говорит:

«да, александр, подойдите ко мне, только

не смотрись в зеркало». александр вздрогнул на неё.

«я прошу вас...» – догнала она.

он встаёт и спиной к зеркалу, висящему между двух окон, подходит к ней,

женщина обнимает его, шепчет про шелест и лес,

про воду и плеск, про все хорошо.

 

«неет! это совсем не то, ты не другая,

я только что видел!», он оборачивается

и все видели, что он видел зеркало,

и все замерли, чтоб надеяться, что обойдётся.

этот испуг, который тянется тысячу лет, но после них, оказывается секундой.

 

александр подходит к окну, разнимает рамы его,

и глубоко вдыхает. «вот, взгляни на этот пейзаж,

матушка, какой. он четкий, как точно деревья освещает луна,

как нерушимый пруд кажется небом

и из него луна светит в сад!»

 

«а теперь посмотри здесь – продолжает он, делает шаг

и другой к зеркалу между двумя окнами, –

почему здесь деревья сада мутны,

а неба свеча больше похожа на сгнившее солнце чем на луну?»

они кричат. старик внимательно смотрит,

а женщина подбежала и выхватывает сына из зеркала,

упирает силы в руки = толкнуть его в кресло.

но тот кричит о пейзаже, который видит в окне и который в стекле.

 

«сейчас придёт гримаса!» – шепчет он, затупав взгляд из кресла в стекло окна или зеркала и затухает.

он умолк. мать, взвизгнув, закрывает руками лицо и отворачивается.

старик привстает со стула чтобы лучше видеть.

безликое лицо, это пастбище губ, они вздрагивают, губы,

лицо лицо медленно съёживается в другое лицо

подобие трагедийной греческой маски,

и все напряжено и дрожит.

 

 

СТИХОСЦЕНА №2

 

Трое иностранцев ходили по торговому центру.

Парень, его девушка и их друг.

Они увидели сетевой книжный магазин.

Один их приятель как раз хотел зайти и купить книгу на память. Достоевского на русском.

Друзья гуляют по отделам магазина.

Где тут Достоевский на русском?

Но тут сидит оборванный и бородатый русский мужик.

Он прямо на полу развалился и сидит.

Как пьяный. Он держит книгу в руках, и руки его неприятны.

Иностранец говорит друзьям:

«Что это такое, блин? Почему тут сидит этот вонючий мужик?

Надо сказать охраннику или уборщику, хотя бы. Пойдем!»

«Да, пойдем! – ответила ему подруга и кивнула»

«Хорошо, я пойду, – поддержал их друг и тоже кивнул».

На них посмотрел бездомый мужик и тоже кивнул.

 

Он говорит:

«Господа! Не надо никому говорить, я тут свой!»

Ему отвечает второй друг: «Как ты понял датский язык?»

Бездомый говорит: «Я пять лет не имею дома и хожу в магазины,

Где изучаю иностранные языки. Вот книжка по Илье Франку, это турецкий.

А датский – это шестой мой язык, а турецкий – будет 24-й язык».

Тогда первый друг на классическом датском спрашивает:

«Вы правда выучились датскому языку только по книжкам?»

Бездомый хитро улыбается и засовывает руку в бороду по локоть.

И отвечает: «Я еще разговариваю: с ними». Он достает одну куклу мальчика,

и еще одну куклу дедушки и куклу матери мальчика:

– Здравствуй, Зигмунд!

– Здравствуй, Александр!

– Славные у тебя кроссовки!

– Да, я приобрел их в магазине «Спелая грива»!

– Мне известен этот магазин… Рядом «Зеленые шторы» и отдел с зеркалами!

– Александр, – говорит ему мать, – Подойди сюда.

– Не стоит, мама. Не стоит…

– Может быть, нам удалиться из этого места?

– Или хотя бы перейдем на другой язык?

– Я бы не хотел говорить по-датски с охранниками и кассирами.

– Я считаю, что лучше про это не разговаривать,

– Да, просто найдем Достоевского на русском.

– Может тебе купить еще и самоучитель по русскому языку?

– Давай спросим у русского мужика, где Достоевский.

– Здравствуйте, где я могу найти один из романов Достоевского на русском языке?

– Вот там, пожалуйста!

– Спасибо, многоуважаемый Бездомый! А теперь пройдем обратно!

– Раньше тут было приятнее, или мне так казалось?

– Такие густые волосы, восхитительно!

 

Мужик убирает иностранцев в бороду.

Куклы мальчик, старик и мать мальчика выходят из книжного магазина.

На выходе срабатывает сигнализация.

У мальчика в рюкзаке неразмагниченый томик Достоевского на русском языке.

 

 

СТИХОСЦЕНА №3

 

Цветочный магазин очень тесный.

За прилавком стоит директорша,

возится с кассой, деньгами, документацией.

Два молодых продавца – это он и она

в спецрубашках этого магазина.

Девушка опрыскивает цветы.

Юноша напевает мелодию.

 

Дверь ударяет в колокольчики,

они звенят в магазине, как запах цветов – весь.

 

Это заходит кто-то в черном плаще

и с бородой, седой и короткой.

У него что-то в руке –

Черное и белое, заметное только мельком.

Девушка подходит к нему и говорит разные фразы:

«…бла-бла, могу помочь?»

 

«Да, мне нужны цветы...»

 

«Цветы… как странно. Какие же вам нужны цветы?»

 

«Ну, положим, розы»

 

«Какие именно розы?»

 

«Не имеет значения, какие розы,

самое главное условие – у этих цветов не должно быть запаха».

 

Кто-то в плаще, в черном, в черном.

 

«Совсем» – уточнил он.

 

Голос его сиплый и лишен эмоций,

но что-то есть в лице едва знакомое.

Девушка задумывается, и подзывает парня,

шепчет ему: «отведи старика туда, где розы без запаха».

Оба отходят к углу. Цветочница встает у прилавка.

 

«Так странно, что-то в нем странно, но что это, что?».

 

«что это? Что это, что это такое, что?» 

Она замечает, что в руке этого человека,

Маленький черный гробик,

а в нем лежит спящий младенец.

Девушка поворачивается к директорше,

ковыряющей глазами монитор.

Цветочница наклоняется, шепчет, ей

указывает на гробик.

А мужчина, ничего не подозревая,

нагибается к цветам, которые ему показывает торговец.

Директорша отвечает шепоту, что это ничего особенного,

просто люлька такой формы.

Цветочница говорит: «а мне страшно»,

и что «это точно гроб»,

  «я чувствую опасность».

 

Директорша гуглит картинки люлек,

листает, открывает фото белой, в форме лодки,

с подушкой внутри и одеялком.

Цветочница в тревоге: «но это совсем другое,

одно дело – ковчег, а другое – гроб.

Мне страшно».

 

Мужчина направляется к прилавку.

Торговец обрезает стебли, заворачивает

в черную бумагу. Он увлечен работой

Директорша с укором смотрит на пугливую цветочницу,

а она сдерживает панику и смотрит как

пониже головы ребенка одеяло колышется.

 

И все стоят молча. «Так спит»

Человек в плаще достает телефон,

чтобы расплатиться. Директорша

смотрит ему в глаза и говорит, что

может принять только наличными.

Мужчина ставит гробик с ребенком на прилавок,

достает кошелек из левого кармана и собирает деньги. 

 

У директорши необычный взгляд, она

знает этого человека – так поняла цветочница.

И директорша говорит: «какой он хороший,

пока спит». «Это так, – отвечает человек, – главное – чтобы ему не приснились отражения цветов из-за этого обилия запахов». Он оставляет

наличные и кладет букет прямо на ребенка.

 

Теперь колокольчики стучат в дверь:

 

– Он просто никак не может с ним расстаться?

– Знаешь, как появилась музыка?

– Нет.

– Она приснилась, а потом ее сыграли.

 

 

СТИХОСЦЕНА №4

 

«…я думаю, что жизнь это такая субстанция находящаяся почти повсюду» –

 

Вот слова старика, который сидит за круглым столом

в ресторане торгового центра –

 

«…мы, как сосуды, которые наполняет живая вода,

даже если все их разбить, она выльется и будет растекаться в поисках трещины, которую может наполнить» –

 

Напротив него сидит женщина по имени Жаклин.

Они говорят уже очень давно. Про ее прошлое.

Старик поясняет:

 

«…как в аду грехи выкипают из грешников, воспаряют вверх, как пар-призрак. но грешники хватаются за выкипающие грехи, чтоб взлететь, и тогда они опять оседают в них».

 

«Что с тобой?», – старик смотрит на ее, она мерцает. Ее тень мерцает быстрее. Жаклин не замечает, но отвечает:

«Очень странное ощущение»

 

«…у того племеи, xamainama, есть такое слово

ǁaḿ-iaob.

на последней экспедиции я учила язык xamainama.

когда я спросила у коллеги,

которая составила их словарик на 2 странички,

что обозначает ǁaḿ-iaob»

 

кто-то за соседним столом проливает вина на скатерть и бросает на лужицу салфетки и топчет пальцами

 

«вот что она сделала:

она подвела меня к палатке и дала зеркальце,

сказала:

«встань, чтоб ты видела отражение той сумки»

на ней лежал совок.

она встала за мою спину.

я смотрела в отражение, и,

внезапно, совок зашевелился,

а потом стал сам по себе прыгать.

я дернулась, развернулась к ней.

она ни сделала ни шагу,

это она держала за ручку этот совок

и стучала им по сумке.

я знаю,

что

зеркало ее не передавало.

она пояснила:

«то, что ты сейчас чувствуешь называют ǁaḿ-iaob».

вот я опять это чувствую.

не доверяю, себе. скорее, себе как себе!

или чему-то другому, что меня больше».

 

Старик внимательно смотрит на Жаклин,

вздрагивает, поняв, что его очки давно пора протереть.

Он подносит к раскрытому рту с желтыми зубами стекло и тяжело дышит. Углом скатерти протирает.

Его глаза, заполучив чистые очки увидели, что Жаклин и ее тень  мерцают медленнее, чередуясь друг с другом.

Локтями старик почувствовал, что когда появляется тень, стол вибрирует. «Жаклин?».

 

Женщина продолжает:

«...на самом деле, на тот момент вся информация –

в том числе и лингвистическая –

об этом племени была собрана только от окружающих общин,

которые знали,

что эти люди чрезвычайно жестокие.

они вели странный образ жизни,

похожий на кочевой.

преимущественно они жили убийствами.

они вели странные маршруты

в пределах определенной территории.

иногда они обвиняли далеких соседей, которые их очень боялись, в появлении опасных змей.

племена, которые враждовали с xamainama,

исчезали полностью.

при этом, на поле их сражения не находили ни крови, ни примятых растений –

xamainama любили собирать то, что убьют –

тем ярче

подчеркивалась смертельная зона поля.

для близких племен, это место табуировалось.

но они так решали не из суеверия,

а из наблюдений:

животные обходили такие места – ǂguiskharob – место, где спит предел.

иногда можно было увидеть мертвых насекомых

по опасному периметру,

и речь здесь идёт не о примитивных ядах.

 

ещё странность: xamainama никто не видели без масок.

отсюда пошла легенда, что

на сражения они надевают маски, сделанные из посмертных масок отцов или дедов.

в быту носят маски своих матерей или праматерей.

в священные дни смерти очень давних предков (до 7го колена) – они в масках лиц этих предков.

таким образом, соплеменник видит только старших.

в то же время почти не видит живых взрослых лиц,

только смерть открывает лицо.

это все лица смерти».

 

Старик покашливает и смотрит в окно.

Затем снимает очки и кладет их на стол.

Потом снимает маску и кладет рядом с очками.

10.11.2020