***
Марии Малиновской
то как твых губ песню напой и объятьями рёб’р песочных проникни фарфоровы’ стены родильных домов * и увидь, же там жизнь пограничует с’ смертью, потому она на-в ‘ё пальце рождается тихом, а смерть есть у жизни на языке., это храмы богов неосвящённые, и там мы приносим детей либо жизни на жертву, либо смерти на рýки, но плюют в храмы эти, крича, что мы смерти ничем не должны и иисуса нароком на пример подгоняют плетьми * вглубь войди и прислушайся к первому крику или может к последнему стону,: брату ё’о., можешь взвесить, коль хочешь пуансон в чаше рук свых, которым штампуют в утробах зародышам будущий пол – или выйти на край,: белый край съ кровавой дорогой, ‘з кипариса муки натолочь и напечь для младенцев причастного хлеба в сердцах,: и си’ корки святые заховать въ земле под стеклом,: стать единою целой с землёй через образ и детство: и своё, и чужое, и их * ты – земля, и растёт у тебя на плечах твой ребёнок, зачатый от многих таких же живых * твои груди в крови и колена запачканы тоже, дышишь ты тень-листвой источай’мым эфиром в цветах, тебе ветви – одежда и фрукты твой срам прикрывают и копирует парусник в море мизинцы и части лица * он придёт к тем домам, принося с собой добрые вести, и всю кровь превратит в сладкий сок дуновением ветра чужим * вот тогда повторяй детских криков напев сладколесый и введи если сможешь песню губ твых в их ты
***
я понимаю: в утрате утробы – рисовое зерно страданий, плантации радуг для будущего хаоса радуг и ангел смерти рисует твои иллюзии облаками *
я разбираю: птичия крылья баобабов-бибабо маленького мальчика в новом преображении, затем большие дома большого города, застывшие в обманном спасении нового утра *
я разумею: литургию разорванных животов и обрезанных ружей в двух и семи километрах от дома,: грязной квартиры со взглядом церкви любви из окон *
я схватил: лёд старого времени и он тает у меня на пальцах, как будто бы превращаясь в нечто иное для всех нас, но чем он, скажи, отличается?, передаваемый из рук в руки *
я вижу: тот же лёд в одной из трубок пито под пуэрто-плато перпендикулярно земле, на которой всё прошло до такой степени, что ничего больше не мыслит прийти: солнце ещё ничего не значит *
нас выкинули из забытья настоящего в странный наигранный фильм прошлого и говорят, что момент жизни рядом и что впереди только лучшее., но там лишь отражение и где-то это всё уже было,: некоторые люди это знают и их наречия вянут, не в силах с этим смириться *
солнце ещё ничего не значит *
я ем рис в горьких листьях и смеюсь: вы едите рис в горьких листьях и смеётесь: сегодня правда настало?
МАРТИРОСЯН III
твои глаза остановившиеся часы, помёркшие спутники, зёрна граната., зайди покажи мне листву за садóм омертвелым, мы к пруду подойдём и удить станем вместе в воде *
мы утопим в следах души листьев и шкуры животных, мясо в небо сожжём чтобы ночь заградить нашим жертвенным облаком словно куклой бумажной в театре пальцев и рук *
час свободы для волка,: он нас учит пресным песням своим и мы втягиваем их в себя как аромат беспокойного цветка перед рассветом * мажем се’е губы ими сливаясь с ними * мы песня без слов и без тел и без губ *
и вот мы волчьим шагом пойдём, камыш задевая бедром, на свет синих маячков, указывающих на клад в темноте. дивный спектакль: сколько золота нам суждено, столько мечт ани твой, ани мой ум в себе не хранит *
и с’ё золото всё с каждым словом бы твым встать смогло бы во ряд,: если б каждое слово твоё – золотая монета,: если б только монету одну нам расплавить пришлось, то река утекла бы до самой границы европы й у паломников ног прекратила свой путь благочинно *
если б я только слово нашёл, лишь одно, но своё,: если небо ещё не связали б названием неба, а лесá бы лесов, если ей бы не дали ‘ё имя, то ей дáл бы ‘го я,: что-то вроде такого: одно из таких твёрдозначимых слов,: это слово то в золото сделать я мог или выстрогать смог се’е ‘го на ладони *
и тогда, если будет рассвет, мы найдём путь к колодцу лесному, и все бросим монеты туда, чтоб они стали новой водой и колодец нам эхом чужим отзовётся, мы услышим ё’о и заснём у подножья, словно хищники леса, в своих же следах
й у – читать как [ju]
’го – читать как [vo]
се’е ‘го – читать как одно слово: [sʲe’evo]
***
Роберту и Марии
мосты без вас, ребята, опустели. они не упадут в воду, как мы хотели. не станут кораблями дальних стран. мария, ты убрала гирлянду хлопковых планет, роберт, ты спрятал фарфоровые дома. я хотел раздраконить ваши коробки и собрать каждому по машине, как я делал маленьким: мы бы играли наперегонки и смеялись., ваши книги положили бы на пол, одежду раскидали по комнате и это было бы море или лава, или нет!: острова!, и машины бы стали лодками, мы бы могли ночевать каждую ночь на новой земле, вести корабельный журнал., на первом острове жили и́хвы – полуженщины-полуолени,: они напоили нас молоком, на втором – óйми – птицы с мужскими лицами, они собрали для нас изысканные плоды, на третьем жили айáки – бесполые дети с золотой кожей,: они научили разводить огонь на драгоценных камнях, на четвёртом – причудное стадо быков с шерстью из облаков и ледяными рогами, их мычание мягкое как снег, цветущее как сотня тинтиннáбулумов,: не одну мы мелодию у них украли, не одну унесли с собой песню на юг, а там поддельные комнаты были и места чьей истории уж’ нет,: она выгорела на солнце и ‘ё сняли как кожу, там пусто,: только памятники стоят. но разве памятники – история? разве она просто не уходит в никуда?, разве о ней не забывают как об очередной бабочке пролетевшей над клумбой? но если бабочек ловят – их убивают, а кому нужна мёртвая голова прошедшего? ведь культ погибших не избавляет нас от войн в настоящем, не избавляет нас от боли выбора и страха вынужденного выбора, не лечит от ошибок, которые вне времени, это пуговицы, застёгивающие манжеты истории на запястьях людей, предостерегающие их, напоминающие о данных обетах., но ошибки, как и манжеты, когда-нибудь выходят из моды и одни заменяют другими, как строят новые мосты, чтобы сшить разорванный город миром, но мосты пустеют без друзей и вот вас нет в городе, нет со мной, вы улетели восвояси, может и навсегда, а я стою на мосту и не могу полететь за вами,: будь мой мост хоть летучий корабль, он всё равно привязан к земле. он не упадёт в воду: я сойду с него и пойду не в вашу сторону, далеко от старого города, буду искать ваши самолёты на небе и, не найдя, обнаружу себя в новом месте,: город без друзей как картинка-оборотень: неизвестный, пугающий, чуждый, он становится меньше, вытягивается в канат по которому ты теперь ходишь, и – либо упадёшь, либо найдёшь равновесие и развернёшь его снова как свиток драгоценной бумаги и будешь, хромая, ходить по нему сверху вниз, ища следы старых записей, словно ответы в корабельном журнале затонувшего корабля. на пятом острове не было ничего.: мы приплыли туда, чтобы разойтись в-по разные стороны ветра.
***
Маше
и кожа ‘ё кора запретов рассеивается как дымка над бретонским озером * надела ‘на на колени танец вечерних цветов и баюкает воду́ незвучного вкуса в стакане * детская тряпка лица ‘ё так брежно красива и голос как снег в волосах,: смеётся она, молчит, закрывает глаза * и стёгна испуганы леса касания тиши, проверены пятки искусом крапивы понежным, а икры как будто беременны птицами ветра и песни их: шёпот раскрывшихся почек, черника, смола * она пальцами небо тревожит,: того что наискосок от поля событий вчера,: её пальцы рокамбóльные осадки, читающие новое время года у нас на головах, она меж пространствами ветра, воды и тумана кольцо, кажется, потеряла, но смеётся как будто смешно и плачет как будто грустно * её образ: бесконечная фиоритура созвездий вечером позднего лета дорóгой домой., её имя: цветок на востоке под ливнем в воде, и сколько же песен вокруг!, её голос: гнездо этих птиц в васильках
***
чёрный вальс твою жизнь оглашает начало * на чело голос ветра налип, а твой лоб разбивался об утро сначала и об ночь наконец, будто бубен второе, и первое: струны * говоришь: где смарагдные стены наощупь?, разопетые речи о розах до смеха? слышишь: раз: босиком убегают на солнце дикари в травяных доспехах. слышишь: два: полый пень во дворе и никто не садится на нём. слышишь: три: как глаза жалит свет и меняется образ ливнем сухого * колыбельные руки твоего отца, пальцы-погремушки в волосах, и липнут ласки к щекам, но ланиты – любовникам только * говоришь: где легла та лáловая дорога?, разукраденные слова на листовках? слышишь: сирены врачуют. слышишь: начальную мореску шума на отравленных островах * горсть воздуха прячешь в карман на потом или крупицами путь восстановишь петлявый из золёного леса до дачи алой * слышишь: охотники пир затевают в утробе. слышишь: добычу крадут дикарей. слышишь: три: вальс порубили на марши *
спутники леса, волшебницы воли шепчут тебе сказки ночи: кармины: ты серебряных пуль наконечник наколдуешь себе с этих слов и охотники сок дичи другими поднесут убитой * из чела их сотчёшь платья диким зверям, населяющих лес тихим миром своим * оглаголишь деревья, деревни и стадá козерогов искушением нежным весенних дорог на кухонной скатерти русского дома * предложи им попрыгать через костёр пировой забавой, где утра: бубны и ночи: струны, где твои кипарисы-й-косы стрелами полетят в облака и упавшие с неба туши небесные урожай принесут дождя