Подборка на премию «Цикада»

***

глыбы окаменелых великих

хранят в себе нетленные речи шипящих костров –

в них горели добела наши первые крики,

и пеплом оседала первая человеческая песня.

эхо её течения способно унести в до-речье,

пронизанное капиллярами нашей плотной родственности

с вечерним ливнем, с месяцем полусонным, с бусами росы.

пока зёрна наших обнажённых голосов ещё не взошли,

молчание – главная молитва.

тело брезжит предчувствием слов и лжи.

немые, мы – самоцветы правды.

Всё узнаёт о нашем явлении по дыханию,

и всё дышит в танце категорий будущего.

обитая в сейчас, к чему произносить себя?

***

чуткие лапы столетних елей,

расплетите косы моих изношенных по миру дум,

ветрами овитых, безмолвие впитавших.

эй, горбатая берёза, расколотая не то молнией,

не то яростным током внутренних противоречий,

выкуй мне из стали решётку перед топью панельного царства,

пока не затянуло туда мою белую душу.

кости леса, стучите тише,

не будите затаившуюся во мне кровь.

теките весом в пол, оттиском пыльным в утробу трав.

кто сотворил эти капища наших невесомых трепетных сердец?

мы вынуждены сами их замуровать под масками.

и жаждать новых подношений.

мы и сами здесь потусторонние гости.

***

Луна длится

делится

на мгновения

одна воскресает

на кладбище

звёзд

в племени Луны - волки,

приливы

и отливы,

растущие кончики

золотых волос

в её хижину

ведёт

молочная крупа

рассыпаемая ночами

для тихих птиц

она гуляла

по моим снам

(не смейся)

мы летим к ней

держись

***

откуда рождается вопрос?

и что родилось прежде: вопрос или ответ?

праотец деревьев носит вопросы в своих кронах,

выхаживает их, возделывая вниманием.

с порога ума и тела смотрит на их рост.

увлечённые игрой ветра, вопросы выбираются из гнёзд.

прикасаясь к темноте, тонут в плоти земных объятий. 

праматерь почвы растит в себе семена ответов,

заботливо перечитывает, нянчит в плодородии

и, наконец, выпускает во внешнюю форму голоса,

и они слетают

с морозных швов

твоих сухих губ.

***

Мне бы хотелось неподвижностью камня заколдовывать

летящих

с облак

птиц,

Чтобы линией падения они уберегали тебя

от вмерзания в прошлое,

лишнее.

Мне бы хотелось мгновенностью осени

снимать с тебя отжившие листики,

трепетно шелестеть ими

по затылку

твоих корней.

Мне бы хотелось петь неторопливым трамваем,

робко перешагивающим по рельсам мшистого города,

о том,

как светлеют

оливковые глаза человека,

который простил себя.

Мне бы хотелось провести тебя

на северный склон,

поросший костяникой, где сходятся параллельные миры непонятых нами существ,

где жутко

до сырости

и могущественно

до головокружения.

Туда, где пахнет свежим баданом на непроходимых тропах сибирских джунглей, причудливых лиан,

где в каждом кусточке мерещится чей-то терпеливый взгляд –

спроси его разрешения, прежде чем пройти;

я знаю туда дорогу.

Мне бы хотелось расшевелить

подлинность жизни

в твоих клетках,

показать,

как они могут искриться и плескаться,

убегая по хорде вверх,

как когда обнимаешь впервые ещё не знакомого, но уже своего, от удивления зажмуриваешься –

какие же они все разные,

эти тела и их обитатели!

Мне бы хотелось ошибаться и спотыкаться;

ковылять по мокроте травы и пропускать объяснения правил игры,

чтобы вместе отыскивать порционные дольки ответов,

нами же припрятанные в начале всего и всех.

Мне бы хотелось помириться с тишиной страхов,

остывающих в ритме моих токов;

мне слышна музыка в том, как ты лежишь, отвернувшись от меня умом.

***

не имеющий ни будущего, ни прошлого, ни наклонений,

язык стиснутых губ

на вкус, как свежая почва,

по которой несётся луч неровного солнечного шара.

звучит он ударами гнилых сосен друг о друга,

падающих и простилающих путь

юным потомкам леса.

а пахнет он пёрышками разбитого об утёс птенца,

его робкие крылья расправлены неумело.

Всему только предстоит появиться.

Ничто уже отсуществовало.

***

кольцо первых слов

сжало твой рот,

но ты не умеешь ещё говорить.

стоишь у реки

по горло в зарослях джунглей

и кричишь на всём протяжении

дыхания.

звон столкнувшихся горизонтов

врывается в твои ушные раковины.

***

опустить измаявшееся в страстях тело

в убежище жухлых листьев,

выпластать руки вширь,

пальцами изрывая приюты червей,

сонастроиться с ритмами леса.

изломанные древесные губы,

с которых стекает смола,

прикоснитесь к моим подушечкам пальцев –

проводникам осязаемости.

чудесное отсутствие,

стань обителью моей темноты.

длись, мгновение чистоты.

***

нагретое голубое небо и пряный кричащий запах трав.

совершенная безоценочность состояний и себя в них;

наблюдение вовне и вовнутрь.

сумасшедше зелёная трава после ливня – посылки с неба.

спешить ни к чему - плоды волшебства станут заметны лишь к ночи.

распахни колбочки глаз своих навстречу Млечному пути.

под этим небом ты в безопасности.

***

Горизонтальная плоскость

плюс двое истосковавшихся по теплу и форме –

всё, воздух разряжается,

рассудок оставляет тело,

в теле только концентрируется всепоглощающее внимание к рукам,

оно откликается на каждое движение пальцев.

тело наконец раскрывается бутоном.

«можешь что-нибудь рассказать

или прокомментировать свои ощущения».

я же без головы сейчас,

оттуда стекает любовный сок!

«нет, я тебя не боюсь».

посмотри внимательно – вот же.

я здесь перед тобой

сосредоточена в моменте

и страх не помещается

(страх это социальное нам страшно привязаться давай без проекций бывших/настоящих/несбывшихся –

мы здесь обнажились и овладели древнейшим языком)

я доверяю тебе целиком свою внешнюю оболочку

(делай же, что захочется)

дарю тебе возможность прикоснуться к душе

а душа моя изголодалась

да заблудилась по околоткам этого нелепого тела.

молю,

отыщи её своими проницательными касаниями,

верни и хоть поглядеть бы на неё несколько часов

слиться в целое

прочувствовать все оттеночки

на палитре этой мучительной женскости.

ты берёшь меня за руку

и проводишь в моё собственное тело,

вдыхаю кожей морозный воздух – наконец я дышу!

упоительно.

исступлённо.

душа моя влюблённо тебя разглядывает,

целует впадинку между ключицами,

играет блюз на саксофоне.

мне сакрально.

не спрашивай почему молчу,

я создаю воспоминание,

я проживаю рядомость.

***

Оттуда сквозит дикорослым страхом.

Сдавливает так, словно оказался в океане,

вне берегов человеческого присутствия и восприятия себя как отдельности.

Обручённые с водой свободными гласными шепчутся о снах,

увязнувших в грамматике океана.

Ночь у всех забирает речь,

чтобы можно было прильнуть к аквамариновой коже ископаемых в глубокой дрёме.

Глаза не закрыть – их нет;

не заголосить – рот стянут плёнкой, крик расщепился и заиндевел.

Осталось вспоминать, чем дышал в прошлых жизнях.

Их россыпь колется солью на кончике языка.

Что ты говорил жабрами? Водоросли внемлют тебе.

Белонебая птица, пастушка облачных степей,

вмиг срывается к земной тверди, крыльями режет немоту.

Хочется ли сейчас молчать?

Молчание – гладь ковыля, примятого гигантским луговым быком.

В пустоте что-то есть.

В ней чуткость зрения почвы перед набухающим дождём – в ней зреет ранняя слепота.

***

штора запрыгнула на полку –

уберегает себя от острых когтей

хозяйка квартиры не знает, кто в ней поселился

мы тайные, секретные, скрытные, мы бытовые партизаны

обёртываемся в молчание

монументально

давай заморозим радость от сближения душ

достанем потом