А. Парщикову
…Но пчела оказалась нема
Лишь дрожала, как пульс
под придавленным мозгом.
Я себя ощущал до того грандиозным,
Что была и пчела от меня без ума.
На иголку часов
наступило горячее тело зачатья.
Все лучи собирая в единый пучок,
Над ячейкой раздвинулись стены объятий,
Обнажив потолок.
Он был бел, как и все потолки.
И казался похожим на саван,
На киноэкран.
И просвечивал мутно и скучно.
А сверху
беззвучно
трещал аппарат сновидений.
А сверху и рядом
был заметен скрюченный
силуэт киномеханика
который подглядывал в щелку за нами −
жизнелюбиво и кинолюбиво.
Щелкала музыка перфоленты.
Били сухие молоточки без звука.
Иногда по программе эксперимента
Я пчелу обнимал
и подносил к уху,
как японский брелок-игрушку.
Пчела была замкнута, как фасоль.
И непредсказуема, как сифилис.
Она могла укусить меня в руку,
покамест ножки её не вытянулись.
А я открывал ладонь,
и вытягивал руку,
и поднимал её все выше и выше −
почти любуясь,
откровенно любуясь
пчелою,
её золотым телом…
Между делом поглядывая на часы.
Но, конечно же, исключительно
м е ж д у д е л о м.
А пчела трепетала.
Её золотое тело
То дрожало в моих руках, то немело.
И сладчайший яд источало
напряженное, как антенна,
жало.
И, казалось, я – навсегда овладел пчелою.
И, казалось, пчела – навсегда овладела
мною.
Но сухая музыка царапнула в аппарате,
Оборвалась. И нас залило светом.
А киномеханик,
хоть и присутствовал при этом,
Но посапывал по-соседски
и посвистывал по-английски и по-немецки.
…А пчела оказалась нема.
Лишь дрожала, как пульс
под придавленным мозгом.
Я себя ощущал до того грандиозным,
Что была и пчела от меня без ума…
Свет пронизывал нас насквозь.
Туда и обратно.
И на том отрезке, что был нам дарован,
Мы взаимно уничтожали друг друга.
Как ответ и условия школьной задачки.
1989