Из темноты
***
когда сам становишься братской могилой для прежних себя
когда превращаешься в гулкую комнату
полную разными голосами
что остается делать кроме как вынимать их и выпускать
расправлять крылья голубиным заморышам
гладить между ушей бывших белых кроликов
***
Этот страх звериный – не мой,
но он ко мне применим.
Страх на исподе дня, с первым лучом,
разымающим зевы трещин на потолке.
Двусмысленны силуэты.
Вещи молчат о своем естестве.
В чем суть настольной лампы?
Что скрывает нутро гитары?
Атлантовым бременем валится день:
Как удержать всё вместе?
Как не распасться?
Но мир упорно являет себя
в четких штрихах дождя,
пыльных стеклах,
слюдяном крылышке меж оконных рам,
остове незадачливого воздухоплавателя.
МЕДИТАЦИЯ 1
Как, чувствуешь что-нибудь
в своей глубине, на дне,
в илистой, тинистой, жестяной,
глинистой этой юдоли?
Чувствую колыхание водорослей у виска,
чувствую трепыхание невидимого мотылька,
что задел крылом кромку омута,
по воде пустил круги,
как топорщатся жабры, как движутся плавники,
и совсем не чувствую хода мыслей.
***
Вот о чем мы никогда не будем говорить, моя родная:
о вкусе его спермы, вкусе его пота,
о секундном таинстве, когда из его чресел в твое лоно,
когда явился смысл из пота и конвульсий,
о первородном смысле,
позволяющем сказать «зачала», «чресла», «чадо».
О том, что весь наш секс остался просто сексом,
бессмысленностью поступательных движений,
пустым заводом механической игрушки,
ибо
не углубил, не опылил, не сблизил.
О низложении надежд,
о возложении вины.
О древнегреческих страстях,
стабильно воспроизводимых,
непереводимых на язык две тысячи десятых,
о человеческом стыде
за перепончатую тварь внутри,
животном страхе,
животной радости оргазма,
о памяти околоплодных вод.
О том, как ты уходишь в свою женственную зрелость,
я остаюсь с бесплодными словами,
импотентными стихами,
немым мычаньем порождающих значений
по эту сторону опыта плоти.
МЕДИТАЦИЯ 2
они говорят: суочавање
очи в очи
глаза в глаза
загляни в большие глаза страха
что ты увидишь там
как не свое отражение
***
Я пуста внутри
Я пуста, пуста,
мой любовник,
мой мальчик
Пориста пустота
Это страх из меня вовне глядит
Известковая
раковина
песчаник
зерновье
перепонка
мембрана
То не влажная податливость розовой оболочки
не шероховатое нутро цветка
не щупальца настоятельного узнавания
Мальчик мой, я совсем жива
Это нежность
пóлнит поры мои
изнутри
Потому-то эта любовь
не укоренена
смешна
просыпана бездарно и щедро
и нужна
мне
***
Плоть моя, боль моя,
как зовется то, что осталось здесь
и глядит в меня
очами студени и озноба
волглым взглядом стекла и страха
Как наречь тебя,
и есть ли смысл в неумолкании
Там, где волнуют муть,
поднимают взвесь,
не ищи меня,
я ушла и не стану
Где лучится свет,
вызревает тишь,
там мой пристанок
Благости, коснись меня
пальцами нежности и прохлады
Если есть покой, то я верю, он тебе подобен
Блажь моя
Утешь меня
Обойми меня
и прими меня,
как никто не примет
МЕДИТАЦИЯ 3
Так день за днем созревает рожь,
так замедляет время свой бег,
так тяжелеет цветок медуницы,
так сидишь и ждешь,
пока
проклюнется хрупкий росток,
латунный побег
и в нем –
голое сердце.
***
Новая весна, я обживаюсь в своем теле,
как недавний квартирант:
подмазать петли, затереть надтреснутые половицы,
проветрить простыни.
Мои суставы – выводок разлаженных пружин,
но
поношенное сердце по-апрельски замирает.
Значит, можно длиться.
Новая весна, и тонкопалые вишневые побеги
над замшелыми заборами
упорно утверждают вечный распорядок.
И заходятся в неистовом кипении магнолии,
необратимо, несгораемо, неопалимо,
как жизнь сама.
2013 – 2017
