Сёма Ткаченко. В звукописи иглы (с комментарием Софьи Дубровской)
Стихотворения часто заключают в себе своего рода исследования: они наблюдают за обтекающим авторскую фигуру миром, держат на ладони маленьких существ и говорят с ними, пытаются посмотреть на самих себя. Автор этой подборки тоже занимается исследованиями, и важная их особенность заключается в том, что он не отказывает себе в удовольствии заселить пространство собственных текстов вещами не-изучаемыми: мир привычный и реальный он соединяет с тем, что большинство из нас могло бы только представить – с колосьями бордовой зимы, шарканьем пыльных пластинок, кленовыми листьями, опадающим мальчиком из окна. Важно то, что эти вуальные мистические орнаменты, при всей их невозможности, получается представить. Это и придаёт стихотворениям всё ту же зримую ценность: заполняя их, автор, кажется, стремится заполнить привычные каждому из нас, страшные в своей обыденности пустоты: золотые восточные нити перевязывают текст, листья обращаются цветами, в комнату входит Джойс. Прямота высказываний не делает тексты слишком объёмными или гротескными, а красота – слишком безжизненными. Автор ведёт текст за руку, стараясь подчинить язык себе: тот подчиняется, и стихотворения становятся единым вдохом; такая увлечённость языком помогает развивать свой голос. Хочется, чтобы он был осторожен и чтобы язык не начал, в свою очередь, подчинять тексты себе. Сейчас же от стихотворения к стихотворению мы вместе с автором перебираем звуки, предметы, тактильные ощущения, цвета и оттенки цветов – и надеемся, что Сёма Ткаченко сохранит способность соединять друг с другом видимое только им так, что оно становится цельным, видимым и для нас.
– Софья Дубровская
ВОСТОКА
прикоснуться к засохшим колосьям бордовой зимы
и почувствовать пряное с медом дыханье затылком
выходи из востока щепоткой зиры куркумы
заповедной тесьмой из расправившейся бахромы
подломившимся в небе над Афганистаном закрылком
только пальцем лучом по плечу моему поводи
пашни бëдер твоих восходили до горных аулов
я запутался в вязи твоей равнодушной груди
что-то между рахмет и немыслимым сават ди
я пытался понять пока ты наконец не заснула
дошагать доползти каждый камень в пути простучать
изнуренная трость замирает над горной тропинкой
простучи арабеску отправь мне её фотоснимком
и сетчатку свою приложи к нему как печать
***
приложивший ладонь к твоему лицу
будет вечно видеть глаза твои
присмотрись поближе к воде-свинцу
и до рвоты огненной напои
отблеск света на плитах военный врач
обладатель рыданий и пуль в груди
приложивший ладонь будет слышать плач
и цедить сквозь зубы не навреди
мать напоит гнилую листву вином
бросит наземь венец и своим рукам
будет нервно молитву шептать о нём
в такт стенаниям и глоткáм
***
пыльных пластинок шарканье срезанные углы
хочешь танцуй меня хочешь молчи со мною
нет ничего случайного в звукописи иглы
в странном её родстве с мёртвою тишиною
нет ничего случайного переверни язык
произнеси слова и запусти сначала
это она вчера складывала в тайник
бариевый хрусталь в тёплое одеяло
что наполняла музыка и для чего она
насквозь продрогший дом хрипло дышал шагами
падали листья кленовые мальчиком из окна
и расцветали мясными красными лепестками
там в ледяном тепле
лежит письмо тебе
лежит письмо тебе
ПИСЬМО (1)
в стакане лес в стакане поступь языка
и ледяной осколочек обмылка
и водка не горька и не сладка
в руках стакан стеклянный и бутылка
по стеночке ползёт в меня вода
всё слезы не твои ли маргарита
хотя ты никогда не плачешь да
убита горем ни за что убита
у вас ненастоящая страна
твоей страны совсем не существует
ну где же ты скажите где она
и с кем сегодня ночью квартирует
всё глазки строил блядский мой язык
соседу по кровати и по клетке
рассказывал про ненависть к брюнетке
но он как это водится привык
в стакане лес и поступь сорняка
до дна до дна и вещи в коридоре
отъезд и сборы наконец-то что ли
и водка не страшна и не горька
ПИСЬМО (2)
страшнее подстаканника – стакан
особенно наполовину с водкой
сидишь сиди отплясывай чечётку
руками по поверхности стола
совсем не верится – что ты была
в пути не бойся бедных и берёзы
берёзы говорю тебе не бойся
узнаешь проплывающего Джойса
но только не вставай из-за стола
но только говорю тебе не бойся
и слез своих и Джойса
