Егор Зернов. Целуя падение (с комментарием Василия Савельева)

Утилитарные задачи, которые ставит перед нами повседневность, вынуждают восприятие упрощать реальность и фокусироваться на отдельных объектах, игнорируя потенциальные связи между ними. Стихотворения Егора Зернова пытаются обмануть эту порой необходимую, но сужающую горизонт инерцию зрения.

Егор Зернов в своих стихах переосмысляет и пересобирает аппарат человеческого восприятия действительности, стремясь создать общий, универсальный орган, который – в том числе – способен настроить и читательскую оптику:

«когда глаза набирают усилие // чтобы сказать...»; 

«Телом-энклитикой холода, / о сколотых номинативах, / на онемевших ногах глаголов…»; 

«кажется зрение как-то связано / с дыханием и слухом / возможно у них общая трубочка / ведущая к языку». 

Кроме того, поэт в своих поисках обращается к гуманитарным наукам, к латинскому и древнегреческому языку. Зачастую это выглядит неуместно и странно – в хорошем смысле. Слова мёртвой речи, инородные конструкции создают ощущение иллюзорности, что намекает на галлюцинаторную природу письма. Удовольствие от чтения становится девиантным. 

Характерно стихотворение «что ты надумал об aequor только...», в котором реальность преломляется оптикой синефила (заставляя вспомнить, конечно, Шамшада Абдуллаева и Али Алиева), где впечатливший кинокадр порой заслоняет зрение, становясь проводником не-реальности, особенно вкупе с другим атрибутом иллюзии и искажения, упоминаемым в стихотворении – зеркалом. 

Такая стратегия письма помогает осмыслить культурное наследие в разных его проявлениях, стирая границы «высокого» и «низкого». Поэтому упоминания в рамках одной подборки элементов античной культуры, классики кинематографа и FEDUK'а с Элджеем не вызывают никакого противоречия. 

Помимо попытки создать утопию универсального восприятия и проверить на прочность границы познавательных способностей, стихотворения Зернова, по всей видимости, пытаются ответить и на другой вопрос: не является ли галлюцинаторный опыт более реальным, чем любой другой?

– Василий Савельев

***

[надеюсь это свисток

и еще получится приложить губы]

когда глаза набирают усилие

чтобы сказать

в голове начинают

мелькать мамины пальцы

шуршащие сквозь

прозрачный пакет

набитый этими ἡ

                этими τὸ

напрямую

к еще непонятной фигуре

в желтой упаковке несквик

ИКСИОН

Телом-энклитикой холода,

о сколотых номинативах,

на онемевших ногах глаголов.

Под серебряной пленкой

тонкого придыхания?

Или колесом песни

[то есть «кроткою мздою…»],

нанизанным на

газированный хруст

пифийского позвоночника,

стертым вроде трагедии,

<вроде не слышно отсюда>.

***

ну и там было черное озеро сцены

выколотый телевизор обзора

выключенный экран

и эта горящая щель

приоткрытой двери

резала надвое взгляд

так вот в ней хотелось находиться

жуком в сгущеной смоле полосы

будто они дома

будто пока можно спать

РОЗОВОЕ ВИНО

(из Ф. Инсарова и А. Узенюка)

кажется зрение как-то связано

с дыханием и слухом

возможно у них общая трубочка

ведущая к языку

например эти ватно взбитые облака

гниющим солнцем фиолетовые

рвут барабанные перепонки

нос воспаляется как при гайморите

аллергенные цветы стаканов

в наших руках

ты наверно пробуешь по́-звони́ть но

я разблочил только ушной рингтон а

той заразой мне gemina-teguntur-

lumina-nocte

(ти́па того́ да)

знаешь тусовки и вещества

это сенсорная депривация

и черная вода лижет лопатки

она доползает до шеи я как бы

стираюсь я пыль

потому вдохни

я назвал бы волшебную палочку

между ног

но в порошке я бесполый немножко

а также орел

также птица я принц

я птица-принцесса

орел

и я поднимаюсь на ту высоту

где воздух редок и резок

вроде                 розовое вино

о ватно взбитые облака

гниющим солнцем фиолетовые

вокруг так пиздато

иначе не скажешь

***

что ты надумал об aequor только

сценарий это водная гладь мастроянни

падает на колени девушке из La Dolce Vita,

1960 и говорит герою в распахнутом поло

/меня уронили в нужное место/

и эти слова знают актера то есть

/ты задаром не вынырнул и огонь игры

остался в партитурном стакане твое лицо

не стало менее монохромным/

но все же марчелло говорит из-за кадра

ты жмешь ему руку хвалишь мейкап

и он исчезает у выхода из зала

так рыба-меч его речи соскальзывает с

морского зеркала и раскрывает рот

целуя падение