Атомная зима

АТОМНАЯ ЗИМА

                              Там – ничего. Ни одно обещание иным не станет, –

                              любовь рассматривается как шелушение, в котором,

                              словно в арктический спирт окуная пальцы,

                              ты задохнешься на пряном выдохе,

                              переходя в сознание меры, прямо молвя –

                              «пейзаж прекрасен».

                              – Аркадий Драгомощенко

пейзаж прекрасен, да

плитою ледяной придавлен хриплый город

вакханки в латексе кружатся на холме сугроба

и рвут на части чёрную одежду

расплавленных от ослепленья зданий

мы выходим днём, когда серая дуга неба посередине

упирается двумя частями моста в разбуженную стратосферу

тогда топливо брони меньше расходуется и можно направить шаг

вдоль ветра, к Башне Выживших, где люди

наполовину перемешавшись друг с другом

сохранили черты лица и характеры

и можно сфотографировать их

оставить на камне бумаги их чувства

а сфотографировать что-либо здесь

можно только чёрно-белым фотоаппаратом

потому что цветная плёнка, не находя цвет, плачет

и портится, оставляя своё тело внутри его тёмной цели

мозг убежища дремлет в дребезжании глухого фильтра

лампы мучительно высвечивают смятые углы помещений

отражения всех живущих перемещаются по движущимся комнатам

лжеокна транслируют смешные тёплые звёзды

звонки поют, как замороженные птицы

сложно вписать милую тень своей жизни в развалины мира

стать частью того, что является каждый раз не самим собой

сложно писать обгоревшими крыльями книг свою новую песню

сложно выманивать жизнь с цветочного ложа огненнокудрой Войны

неоновые глюки заснувшего небесного монитора плачут над волной пропасти

герметичные хижины ощетинились антеннами

и размыто приветствуют нас гирляндами в тумане полого перевала

чёрные гроздья наших сердец напряжены и сквозь тоннель прорывается

локомотив давления

и скашивает с перевёрнутого горизонта

хрустальные колосья наших умов

да, обездвиженность здешних людей может выдать нам

золотой билет в любую земную империю

народы за пределами Круга уже замыслили в развалинах акведуки

и полоснули разъятую карту

пологим ручьём замкнутого монорельса

а на Севере всё растут зелёные конусы башен, делая вдумчивый город

из блоков спрессованного пепла, поднимая

осевшую пыль вверх на одно звено винтовой лестницы

памяти… но мы-то знаем, что всё это просто

рассказанные в темноте сны

дверь открывается

в задымлении проёма оскал прямого света

сбрасывает шлем полумрака с наших голов

мы входим в разрыв бледного дня

с белым котом на плече и запахом духов в воздухе

я никогда не задумывался, какой разный ветер

поднимает в наши дни пепел из подобных мест

дорога блуждает, подобно огню

расколотое море шепчет песни отбытия

сколы штукатурки рябят на встроенном мониторе

а за дверью – пустой мир

но меня это не пугает, ибо я знаю

в конце тоннеля появится она

факт того, что это сон, не смутит меня

бал голограмм в разрушенном рок-клубе

прольётся вальсом цветов оцарапанной электрогитары

и мы станцуем, пока снежная пыль будет сыпаться

сквозь расщелины крыши, и вдруг заглянет в окно

чья-то луна, и наши лица будут гореть

в неверном, пляшущем свете

и тени будут дёргать и переворачивать нас

всё, что здесь происходит – вскипает

холодными зонами проявления, но радары

почтенно молчат, охраняя сон во всех его точках

тело Спящей Царевны стало раздваивающим ветер

храмовым нагорьем

вспышка на миг всколыхнула мировое дно

и мы увидели наши отражения

живущие точно так же, как мы

***

костяные трубы говорили

как продлённая улица в силиконовых взрывах пыли

лица, припаянные к стене, пели

На крайней – запах гари уже нельзя было не узнать, и в нём был плач – может быть, химический плач – людей, замученных взрывом Сверхновой.

курорты Южного Урала раскинулись на золотой постели

пробегали фигуры в спецодежде, как в теле

нет, не бежали – а прям летели

Может быть, они и были кенгуру, фридайверами, бегунами, беговыми пилатами, гимнастами, канатаходцами кромок руин в пепельном свете карманного солнца. И я вообразил себя частицей их обычной жизни. И вдруг понял в чём дело: двигаясь по золотой пустыне, мы не чувствуем цвета.

темнота прыгнула в озеро прежде себя как шар

проваливается и совпадает с кругом

сглаженным, как белый конус фар

вместо Икара в угол картины падает

лекарь с холодным плугом

Но я всё же был. Как была и лампа на колёсиках, рассказавшая анекдот про Лысого, про то, как он сажает деревья на могилы старушек и вытягивает оттуда чеки. Из переулка сквозило голосом сердца – как из гейзера, откуда надо было бежать на своих двоих. В медных сосудах движения начиналась новая смена. Пропасть была позади. Кто-то подтер сапог на склоне и водворил деревянную ногу в исходное положение.

***

Компьютер желаний, уподобь мою душу лучу

Конфетке в кармане, улыбчивому Пикачу

В скользящие сани усадишь меня – и взлечу

Цепочки растений кусаются и звучат

Голодные тени устраивают парад

Но сквозь мрак поколений, прорезав пожизненный Ад

Взвился дымком сирени, солнечен и крылат

Священный, без преуменьшений, чудной автомат

Детский лепет, летательный аппарат

Выключи зрение. Всё, что перед тобою –

Плоскость билборда, сенсорная панель

Рыбье ночное пение, вспененный эль

Львиная морда, озеро голубое

Звук исключи – и прозрачная плёнка заразы

Изолирует озеро медицинскою белизной

И в подводной ночи фосфорные водолазы

По глухим фонарям расфасуют арктический зной

Просто замри. В грудной клетке начнёт распадаться

Словно в шершавом падении метеорит

Сердце, и вместо него муравьиную тьму операций

Нам добродушно паяльщик немой водворит

Райских машин стая зажгла

Фонари золотого башенного стекла

И с вершин лавиной прозрачного зла

Ртуть стекает на выпуклые тела

Лифты поют, монорельсы артерий горят

Сосуды цветут, как молниевый разряд

Как безумный салют, и по ним растекается яд

Город, размыт, раздут, сожжен, согнут, распят

Компьютер желаний, сделай меня плевком

В заброшенной бане сохнущим пауком

Лиши всех желаний, чтобы я стал компом

Оторванным тромбом в теле глухом, слепом

Чтобы цвести, как зелень, и не нуждаться ни в ком

На вершине ламарковой лестницы гиперкуб

Разрастается внутрь, как солнце в себе кружась

Монтирует кремний – и оживает труп

Бело́к заменяет – и зацветает грязь

Сигнал изменения сверлит собой виски

И бьётся стрекозьим телом внутри сачка

Хранилище неба вскипает, словно мозги

А в третьем глазу скачут три огневых зрачка

Вылупляются мелкие механизмы

Гомункулы сбегают из запотевших колб

Шепчутся белые волны экранной плазмы

Съедают друг друга сосна и фонарный столб

Ночь надо мною – слияние, пустота

В небо лучится иглою антенна креста

Человек с человечицей спят, потому что настал

Час их покоя, и светится тихо кристалл

Там, на другом берегу, над холодной рекою

Компьютер желаний сверкает, жужжит и шумит

В земном океане космический разум разлит

Он дремлет, но судя по резкой тектонике плит

Он слышит и видит

И сердце его болит