1.
Мы торчим в аэропорту Дудинки после
долгого гудения в автобусе из Норильска.
Свернулись в жёстких креслах
обмерзшего зала ожидания, пока
сон протекает из-под рыхлых век
анемичной сгущёнкой, заполняя пространство.
Тяжёлое тяготение из-под оледенелой
земли проникает сквозь напольную
истрескавшуюся плитку и утягивает
наш сон в чью-то безымянную память:
осколки камней,
шерсть, гуденье
желудка...
Часы на стене симулировали работу
времени, на протяжении которого,
нас никто так и не вызывал на посадку
вертолёта до Усть-Авам, потому что
то ли пурга вновь налилась чернотой смертоносной,
то ли из-за стайки чиновников, прилетевших на корм,
расписание изменили, то ли нам самим уже
никуда не хотелось под
тяжестью ненастоящего
времени и голодного сна
Совсем.
Никуда.
2.
У стариков было пять дочерей.
У младшей дочери лицо
подсвечивалось глазами.
В дни такого мороза, когда сгустки оленьих дыханий
в воздухе на весь день застывают, старик
решает послать старшую к Осесу, чтобы он
перевернул мороз наружу теплом.
Та приходит туда,
где трава впитала в себя весь снег. Трава просит остаться,
но оглушенная речью дочь в ответ бьет и топчет ее; в невыносимой
избыточности от себя самой не ищет у чума дверей, прорывая его
насквозь. Вернувшийся Осес старшую дочь прогоняет за
порванный чум, убивает; то же – с другими тремя дочерьми.
Младшая осторожно разнимает траву: каждую к имени и к голосу
своему – видит у двух берез убитых сестер. Поправляет
чум – перед ней открывается дверь его. Снятыми с сестер
бусами, кольцами, серьгами украшает [ч]ум.
Внутри него только кукушка мертвая.
Осес вернувшийся говорит, что возьмёт младшую в жены и
направит тепло; теплеет. Старуха же закармливает старика
сырым тестом вины: это он погубил их детей,
вот и тепло пришло самом по себе.
Старика выгоняет искать дочерей.
Тот встречает
белого медведя,
медведь бьет его –
старик падает,
из него потекли ледяные реки.
3.
Почему ты не пишешь писем,
друг дорогой? Что с тобой?
Говорят, вам в поселок недавно
мобильную связь проводили.
И ведь тогда от тебя
перестало совсем новостей и
слухов
доходить.
Даже когда ты повесился,
никакой не оставил записки.
Какая херня у тебя
была в голове?
И что ты за человек
такой был?
Никто так
ничего и не
понял.
4.
Сестра убралась дома,
накормила детей и
утопилась в проруби.
Младший брат,
возвращаясь со школы,
бросился под колеса
проезжающего трактора.
Средний брат
нарядился в костюм,
надушился, поел и
повесился. Старший
брат пропал.
Говорят, что они это сделали
из-за матери их, которая
слепа
глуха
пьяна
Но
живая
5.
Под кожей моей
шевелится желание
увидеть конец света.
Мне снился (кажется) сон,
что он предстанет передо
мной, когда я дойду до
конца огненной воды.
Легкие и рот обжигает
эта вода, словно архангел
проводит и крестит мечом
пламенеющим, и я могу
Говорить, что в каждом человеке
гнездится «разрушение»
(у «разрушения» два лица:
одним оно смотрит наружу
другим – внутрь);
Говорить, что от шайтана этого
меня спасает лишь водка
(он ледяными пальцами
проникает в тело, когда
оно иссушено);
Говорить, что только из окон
наших родных домов (покрытых
жестью лукойловских бочек)
можно увидеть рассветные волны
конца света.
(Только этой огненной речью
тело мое все больше приобретает
черты сентябрьской земли, что
кипит разложением, испуская
жирные пары самогона)
Дети пьянеют от осеннего
воздуха, вдыхая мою
речь, и кажется
исчезают.
6.
Извини, я ведь помню, что
нельзя вспоминать о мёртвых
в течение года. Но необходимо
оформить свидетельство о смерти.
Наверное, поэтому
почти не найти
среди нас ни шаманов,
ни демонов, ни божеств.
Говорят, остался сейчас
один только моно-
полистический бог,
имя ему –
Н-н.
7.
Хочешь помыться – встаёшь под душ,
включаешь воду, а на тебя
льётся нефть.
Лучшая в мире:
Артик лайт, 0,02% серы.
Такую, говорят, С. подарил П.
в хрустальном графине.
И эта же нефть в твоей же ванне
обволакивает тебя, словно вы –
доисторические любовники, что
готовы в любой момент вспыхнуть
гулким пожаром на всю
ледяную вселенную.
Она за тобой наблюдала
из переработанных форм своих:
из часов, посуды, мониторов,
одежды и презервативов –
Сейчас же предстала перед тобой,
как есть. Мимо денег и государства,
мимо нефтяных машин и земной
коры – пришла к тебе
откровением.
Видишь, как вращается
это мёртвое тёмное солнце,
источая газообразную
ароматическую основу
денежных масс для всех,
кто по ним голодает, кто
способен в себя
эти массы
принять.
Да.
Нефть
проникает в
тебя, становясь
одним целым с тобой,
чтобы вас
окончательно выкачали
отсюда.
8.
Недавно умерли за неделю четверо. Говорят,
что сами руки на себя наложили. Да только,
пока не приехал патологоанатом, опять
не понятно совсем, куда девать трупы. Морг
ведь не работает, потому что нет канализации,
потому что не проведён водопровод,
потому что никто
не хочет платить
(тем более мертвецы)
за глупое и сложное
электричество.
9.
Оленьи стада отклоняются от линий миграции,
отпечатанных на ритуальных костях.
Олени следуют за ускользающими территориями,
где земли ещё валентны для взаимосвязей,
где густой, бестелесный, невидимый голос
принимает формы, совсем не похожие на людей.
Олени в поисках ареалов, где
сверхпроводимая политика
нефти не заместила собою
все способы коммуникации
(вблизи поселка оленьи тела
становятся невесомыми и
прозрачными, ветер, сквозь
них проникая и замедляясь,
вызывает наэлектризованность
внутренностей).
Говорят, что такое свечение
бывает перед концом света,
когда северное сияние
опрокидывается на землю.
Оленьи ритм и бег ускоряются
с каждым летом, и мы за ними
не успеваем, оставаясь среди
маслянистых и черных пятен
одни.
Когда мы вновь вступим в не-человеческие
связи среди слишком человеческой политики,
в которой никто не смог обрести друг друга, чтоб
направленья дыханий, температуры кожи, кишечники
стали частями речи, границы которой
сойдутся с землей?
Смотри, олени несут единственное
сообщение от государства:
сообщение – голод. У меня
осталось последнее, чем
способен его накормить –
10.
Если детям не дает никто денег
то они возвращаются
откуда пришли
исцеляя тело свое от духа
от невыносимо дорогого чувства
жизни
11.
Бивень мамонта, говорят, приносит спасение
От долгов и безденежья. Он ценнее нескольких
Жизней. Найти его почти невозможно – лишь
На болотах весной, когда из-под снега выкарабкиваются
Системы тысячелетних корней.
Отец рассказывал: мамонты – подземные звери.
Они рыли тоннели, но, выходя на поверхность
(Чаще всего у высокого берега реки),
Погибали мгновенно, потому что
Не выносили солнечного света.
Так случилось, что мой отец пропил всю жизнь.
Ему был доступен и слышен лишь голод, которой
Однажды ангелом прошептал в тоннель
Отцовских прожжённых внутренностей
Место среди болот, где отец
Нашёл бивень.
На проданный бивень он купил
Снегоход, моторную лодку, ещё один дом
Рядом со старым и
Тонны строительных материалов.
С остальными деньгами отец не знал,
Как расправляться, поэтому конвертировал их
В чистый спирт, чтобы заниматься таким же чистым его
Потреблением, чтобы однажды вспыхнуть даже от случайного
Солнечного луча.
Отец заражал вещи болезнями своих алкогольных
Грёз. Предметы, к которым он прикасался,
Тяжелели и впечатывались в ледяное письмо поселка.
Так случилось, что мой отец умер среди этих
Заражённых вещей и тяжёлых предметов,
Не выдержав то ли изнуряющего огня изнутри,
То ли волн рассвета, превратившись в мумию среди льдов,
Как в древности принцесса Укока.
Когда мной вспоминаются мамонты,
Сквозь ноги проходят волнующие линии миграции,
Я начинаю присматриваться к формам света:
Окружности и треугольники, складки звуков
И этносы синтаксиса, сверкающие перья
Сердцебиений –
И мне странно вспоминать, что я
Живу среди и немного
Лучше других,
И странно,
Что мы [ – ] до сих пор
Здесь.
12.
Птичка дямаку мерзнет.
Просит человека сделать ей
железные крылья, нос и
лапки;
а после летит на юг. На облаке восседают
семь девушек, у каждой – мешок.
Птичка упрашивает у бога, чтобы девушки
уснули; развязывает мешок у младшей,
из него катятся теплые облака,
наступает лето
Усес'ас'кет («Теплую сказку») рассказывали вечерами только в период сильных морозов; рассказчиками могли быть лишь лица, родившиеся в теплые зимние месяцы; сказка должна была вызвать потепление.