Дни идут

Дни проходят, летят – солнечные, легки.

В астрономы идут ночующие в полях,

В натурщики – обанкротившиеся рыбаки.

Высыхают реки с колодцами в деревнях,

Хранят дождевую воду лопнувших облаков.

Пастухи пересчитывают овец, беспилотники – пастухов,

На советское знамя катятся яблоки и бегут быки.

Дни проходят – самые первые немыслимо далеки.

Оборачиваются тени, теремки, возвращаются лепестки.

Моряку снятся часы, на которые смотрят часовщики,

говорят: спешат. Кукушка кричит ку-ку, остальные кукушки

прячут стыд, как гнездо в снегу, у Хроноса на макушке,

оставляют её расти одиноким деревом на могиле,

стрелочкой, по которой идут бездельники и благие.

Дни проходят, ночи пересчитывают ночнушки,

одни и те же люди лепят пельмени, набивают подушки,

обтягивают кресла кожей, упаковывают подарки и прочее.

На них, как на оборотней, смотрят разнорабочие,

На них, как на оборотней, смотрят офисные работники,

акционеры, брокеры, муравьи, павильоны, фирмы.

На них, как единороги, смотрят вражеские мортиры;

Человек перебарщивает, происходит извращение прежней логики,

потеря ритма, обеднение рифмы.

А дни проходят, врываются, как медработники в одиночку,

записывают данные, закрывают форточку, дают градусник, уезжают.

Закрывают форточку, дают градусник, уезжают, а могли вырезать почку.

За окном волнуется медвежатник.

Дни идут, пастухи ведут охоту на беспилотник,

пляжи заброшены, блестят ржавеющие буйки.

В полнолуние из могил выбираются не отпетые мошенники и разбойники,

а шахтёры, расхитители гробниц и контуженые подрывники.

Происходит обмен, в кисти вплетаются сорняки

Ведь дни идут, в рукомойники ссут, покойники восстают, топчутся у порога.

Солнце заходит за лес или лесопилку.

Антилопа становится рудником-копилкой,

ложка вилкой, неправильный прикус пилкой.

Если меня спросят: что через двести лет человечество делает с бутылкой?

Я отвечу: пьют, бьют, сдают. Если меня переспросят: а что с калинкой?

Я отвечу: путают с брусникой, лечатся и поют. Спросят: а как же дни?

Дни идут. В море нет места новому кораблекрушению.

Новое облако сетует: всё, что возможно, дождь показал до нас;

Новые генералы сетуют: всё, что возможно, приказано старослужащими до нас;

Облако разгоняют с московского неба лётчики: и у них приказ.

Генералы сетуют: кончились не приступившие к выполнению –

Каждая тварь уже и бегом и в марш,

и спецназ, и запас, и Луи де Фюнес.

Дураки играют в рулетку на интерес.

Умные в преферанс.

Дни идут, обмен Олсен на Олсен происходит по вертикали.

Как игральная карта, шариковая ручка с женщиной, отражение в ложке,

Пара-трупер возвращается к хали-гали,

дед к Антошке, рожки и ножки к кошке,

стёкла в окошки, окошки в многоэтажки.

Дни идут: критические, праздничные, выходные,

обычные – ясные, перемешиваются, становятся окаянными, памятными.

Дни идут, дети прыгают по границам плит, как лучи по решеткам тюрем, так молодые

привыкают к тюремной камере.

Три закона робототехники на деле не заповеди, но правила.

Век давно перестал быть каменным.

Дни летят. Садятся мизинчиковые батарейки,

пальчиковые батарейки, солнечные батареи.

В абсолютной тьме проходит тысяча лет.

Археологи восстанавливают дом по камешку, жителей по копейке.

Глаза, по всей видимости, рудимент,

Ибо рассвета не будет, и выхода нет, АЛЛО

ДНИ ИДУТ, аквариум мутнеет, рыбки плывут ко дну, множится рыбий корм,

Дни идут, поэты бегут по литу, радуются корыту, гибнут в вагонах, расписанные под хохлому

забывают язык, силбожогику, йдуд атсыду.

Люди вглядываются, но даже смерти не видно.

Холод и мрак повсюду. Дни идут, на улице никого.

Дни идут, облако, похожее на зайчика, лопается, человек проклят.

Стихотворение не заканчивается – последний слушатель глохнет,

пытается дочитать, сбивается, падает, теряет строку из виду.

Дни идут, их никто не записывает и не слышит. Овцы сыты,

успокоившаяся корова квадрокоптер лижет.

Астрономам мешают крыши, идиотам лыжи,

и т.д. и т.п. и иже, и иже, а дни идут.

Дни идут, разговоры еле слышны, разговоры становятся тише,

Дни идут, как должны, дни идут настолько быстро, что я их вижу.

В центре Стокгольма мальчик-который-выжил, шрам в виде моторчика,

Тот-который-живёт-на-крыше бесит, собаку хочется,

Фрекен Бок оказывается хорошей – одиночество,

одиночество.

Дни идут, но сегодняшний кончится

ненавижу

Что мне твой торт и сотня свечей, когда день заменяет новый?

На киберпастбище вывели первую робоовечку, население не готово,

ну же, не злись, поэт, вот если серьёзно и честно – кто мы?

Точки, тире, хлопки, что летят сквозь кротовьи норы?

А может быть лучше сто тортов… сто тортов и…

Стихотворение завершается. Сто тортов и…

Грузин гасит свечку, строка становится фоном.

Дни идут, шелестит кузнечик, поются песни,

Но никто не знает, как это – быть зелёным.

Дни идут – в болезни и здравии, в здравии и болезни,

Пустырями и редколесьем.

Тает эхо в будущем божественном и бездонном,

будучи просто словом.