Настя Верховенцева. 10000 тьма (с комментарием Михаила Бордуновского)
«10000 тьма» – свидетельство о катастрофе: располагаясь в том же регистре, где обитает «Августовская рапсодия» Марианны Гейде или наиболее лиричные из историй о Фонде SCP, поэма Верховенцевой стремится запечатлеть опыт познания предельных состояний мироздания, тесно связанных с индивидуальным, телесным, по сути, самоощущением. Будучи оформленным в тревожную историю, этот короткий текст разворачивает перед читателем легенду о сотворении и пере-сотворении мира: от «первого привкуса металла» во рту до схлопывания храма, полного волн света, в нейтронное ничто десятитысячной тьмы.
Волнующую божественную фигуру, присутствующую в поэме («Заряженный в 10000 ватт дух / спрашивает про сны / про вернувшихся только двух птиц») можно было бы сравнить с тем ветхозаветным духом, носившимся над водами, но следует отметить и внимание Верховенцевой к угрожающим технологическим откровениям современности, которые не только пересотворяют самого человека, но и дают ему новые возможности вглядеться в окружающий мир, оказывающийся неупорядоченным и слепо-безразличным. Этот хаотичный, пугающий мир заставляет обращаться к нерациональному, нелогичному Богу избытка и радикальной непредсказуемости, вторгающемуся в жизнь человека. В тексте Верховенцевой всюду рассеяны следы его присутствия: «За́ морем за́ глазным яблоком за́ тяжелейшей из звёзд / оно выбирается на́ружу…» или «человек идёт по полю с новорождённым / за спиной его близится близок ему конец света». О поэтическом субъекте поэмы и мире, разворачивающемся перед ним, удобно было бы говорить в ключе «мифотворческой работы», но на самом деле этот текст представляется мне скорее религиозным: то есть охваченным чем-то безусловным, могущественным, снисходящим, побуждающим предпринимать попытки выйти за пределы человеческого естества – например, сказать о том, для чего не изобретено слов. Это свойственно поэзии вообще, но, пользуясь удобным случаем, я хотел бы отметить несколько стихотворений молодых автор:ок «Флагов», которые, кажется, написаны именно в попытке преодолеть «горизонт событий» (или «богоизбегающую силу», о которой писала Симона Вейль) – причем сделать это вне, точнее, уже после чисто мифотворческой работы. Таковы, пожалуй, «Явление» Алины Артамоновой, «Враг» Дарьи Даниловой, буквально исчезнувшая «Вторая Луна» Артемия Старикова, стихотворения Анастастии Кудашевой. Такова «10000 тьма» Анастасии Верховенцевой, которая тоже, как мне представляется, вырастает из чувства захваченности, которое заставляет писать одновременно левой и правой рукой, как Иоанн Богослов на старой (или новой?) гравюре, которую я никак не могу отыскать в Сети.
Загнутый мир, ты погиб,
испещрённый дождём.
И на твоём берегу
струпья из рыбьих костей,
переселенцев от душ.
Падает склера из звёзд,
я не могу удержать.
скалистый берег тебе оберегом
…………………………………………….......
Один из исходных пунктов этой прикладной эсхатологии – страх: но он же дарует понимание, возможность непосредственного контакта с тем-о-чём-нельзя-сказать, не помещающимся в сознание: ухватывает край покрова, затеняющего, как в SCP-6463, «экстрамерную область неустановленной величины». Подлинные свидетельства об этом гравитационном центре, расположенном по ту сторону привычного мира, всегда страшат и манят меня – становятся, как у Мортона, «странным образом тёмно-сладостными» – и «10000 тьма» не становится исключением.
c = 0
времени нет его пожрали гравитационные
волны есть только его пещера
искажение ряби пространства-времени
перегруженная переменная
стрелка компаса: ззззз_значит_звенит_на_юг
тут снова магнитные бури
Рукотворный огонь, в первых же строках буквально «входящий» в поэму, становится проводником: от первых тактов сотворения, где «из-под увеличения света / тлеют травяные кости», до финала, сворачивающего «волны света» в точку, становящуюся голой потенциальностью: «от тесноты темноты теперь никуда не деться / ни туда ни сюда / 10000 / тьма». Поэма Верховенцевой представляется ещё и свидетельством о личном, зачастую глубоко телесно переживаемом опыте схлопывания времени; выражаясь словами апостола Павла, «время уже коротко», и понимая, что «проходит образ мира сего», даже на физическом уровне человек начинает проживать своё существования иначе. Как бы сквозь разбитое стекло.
глубоко под водой давление
вызывает то схватки попеременно,
то кровь из носа, то вертолёты,
и из пуповины – крадучись ползут нервы,
спаянные блок-системы,
высокочувствительные десятитысячные нейроны
– Михаил Бордуновский
10000 ТЬМА
из-под увеличения света
тлеют травяные кости,
корни твои багровеют,
прижимаясь плотно к земле.
Дым этот дым этот перекрёстный свет,
что еле доносится из-за толщи смога,
свят свят.
Вот дорога твоя: по крупице чёрного снега,
по пока ещё живой траве,
расстилающейся для мёртвых гостей у порога,
входи же, огонь.
Через отражения отражений он ступает
Через порог у порога ступает
Через мать и отца зарытых ступает
у страха глаза велики, оттого у окна
завороженно смотрит
Старуха загребает его рукой,
заживо помещает в горло:
тому, кто плюнет в огонь,
говорю:
кутырлар
ОГОНЬ ЗАСТИЛАЕТ ГЛАЗА
виде́ние
громовые медузы плавают в облаке
атлантической пыли,
покрываясь сонмом.
Вещи лежат несобранные, разбросанные,
пока ещё не определённые
тьма вещей
тьма превращений
За́ морем за́ глазным яблоком за́ тяжелейшей из звёзд
оно выбирается на́ружу не спеша
По стекольным породам по мягчайшему перегною
по лепечущим шаг за шагом кристаллам
темнота
разряжается
животное по чешуям своих малых братьев
вдыхает тяжёлый воздух хватается жабрами за́ живое
испускает прищур
Всё залито ржавым варевом,
и во рту первый привкус металла.
*
под оливой печальный столб пепла возрастает
дома, возвышающиеся издалека, схлопываются,
будто пытаясь увернуться от взрыва
под оливой всё неизменно и тихо
в окопе линии помнят движения рифов,
хотя это были скорее
нагруженные взрывчаткой другие
в окопе на стёклах слегка стареющего человека
сверкают молнии
в глазах завороженность действием,
которое никакие из ныне живущих ещё не помнили
олива поднимается ближе к исходу, и ветви её
ложатся на мои глаза
мои молнии
хочется умереть хочется умереть
и так
не хочется умирать
*
шиханы плавучие рифы посреди башкирии
шиханы таратау юрактау куштау шахтау
разделились
там, где ведьма воткнула орешник,
выросли чёрные лилии
поплыли континенты по своей тектонике
там, где ведьма варила зелье, теперь течи
радиоактивного газа
запах нашатыря, отравлена рыба
но если ты съела ты съела её,
если ты её съела,
поднеси гиацинт к небу, я верну его синим нарциссом
краденных вод, за́блочных из зеркал,
но цветок разбивается множеством, твоим множеством копий
*
Страх лакает глади зеркальные прямо
на моих глазах
Страх вышивает гладью по-над
лемехом, лепестком
От столба до столба отображённый
копировать-вставить
телеграф
поворачивается ко мне лицом
Заряженный в 10000 ватт дух
спрашивает про сны,
про вернувшихся только двух птиц,
про покинутых остальных
о эти электрические щитки
о этот бесполезный свет
Снег валит скорей-скорей. Катастрофический свет для всех.
ПРОТЁКШИЕ ОКУЛЯРЫ / РАЗБИЛОСЬ
виде́ние
Загнутый мир, ты погиб,
испещрённый дождём.
И на твоём берегу
струпья из рыбьих костей,
переселенцев от душ.
Падает склера из звёзд,
я не могу удержать.
скалистый берег тебе оберегом
……………………………………………....................
*
c =
большое преломление спектра по углам
рассыпалось продолжений ему не сосчитать
пожар из него до сих пор переливающаяся
река северное сияние
лунный календарь лепит монеты к небу
изнаночной стороной так легче на память
а если заново это всё собрать
c = 0
времени нет его пожрали гравитационные
волны есть только его пещера
искажение ряби пространства-времени
перегруженная переменная
стрелка компаса: ззззз_значит_звенит_на_юг
тут снова магнитные бури
*
Михо-тан бредёт по солевой пустыне,
по радиевым сплавам,
что хотят вернуться
к испустившим их солнцам.
Михо-тан говорила, что только смертный
сможет протиснуться в щель у луны-койота.
от земли да от неба возьми
по щепотке да по крупице песка
брось буре в глаза
Перелётные птицы захлебнутся в вулканической пыли, с крыльев
по волне побыстрее звука, стягиваются
шерстящие нити. Закинуть их надо закинуть.
Михо-тан ступает на босу ногу
во владения берловой пещеры
Михо-тан протягивает месяц духу
и клинок лучится, и клинок играет
ты, пустивший, да будь ты проклят,
в этой ворожбе прилив-отливов
не такое было, не такое будет
*
заземление, обернувшееся внезапной смертью от ванны,
от опущенной го́ловы, крещения новорождённого,
хватающегося за околоплодные воды
как за пальцы матери; заземление,
предрекающее у корней оторванные фаланги,
а бутонам снега́, обезглавленные снега́
натянутое электромагнитное поле
радиусом с квартиру,
радиусом с преломление света,
идущего резко с лампы,
которую спустя 10000 лет
так и не починили
заземление что адронный коллайдер,
вышедший из-под контроля, из барабана
стиральной машины зияют чёрные дыры,
нисходят солнца
ви́дение
Эта картина
переэкспонирована вблизи,
издали недоэкспонирована.
ПОЖАР ОТРАЖЁННЫЙ
виде́ние
видишь ожог лампы щипок из друг-а́ света слепок
тёмная мать-я, схваченная на беду
– оспина, переливающаяся алым цветом.
Тебе не разрешат её смотреть,
и взять с собой тебе не разрешат,
похить её.
Когда исчезнет хрупкий электрон,
пока он не появится опять
в другом ряду,
открой глаза
я подаю тебе об этом знак
по созвездиям волков из золотой фольги не сосчитать
Космическое бессознательное
в отдалении све́тил
видит замедляющиеся ме́хи,
в приближении: ребёнка,
что впервые огня коснулся.
*
аквариум посеребрённого синего цвета,
подсвеченный со стороны, в нём прорези,
как в паспарту.
В нём тени, слышишь, подобны этим,
что мы видели шагающими по карнизу
в такт всем идущим,
и комната моя была обскура.
аквариум он без стен он совсем бездонный
в нём плавают шерстяные рыбы
заговаривают зубы но они не смотрят
бездонного синего цвета, подсвечен,
доверху полон прекрасных рыбок,
так бестелесно и так красиво что плывут в ладони
*
из направление вне
с чьего-то балкона из дома на улицу
пепел покрывает покрышки, как голову.
Все поворачивают голову,
все наблюдают за инверсированным снегом.
Она лежит, голову запрокинув,
прижавшись лицом к стене, отвернувшись.
заживо заживо говорят так горит свеча
но не было дыма а значит не было и огня
в направление внутрь
Вот в её лёгких чёрная пыль – слюда,
тяжелее движений сдавленной клетки,
и в квартире вокруг
по щиколотку вода
да накипь
да застывший на лопасти пеплом июльский ветер
*
соборный запах из литой кожи
поле освещено распространённой,
нависшей, движимой светом
жёлтой травой.
Трава окутывает вонью из ила извилистым берегом
затягивает, как в болото,
в лес из тумана, из скал, откуда
никто не вернулся.
что видно теперь из складывающихся
самих по себе просветов
.
.
.
.
у коры омовение, ей натирают воском щёки,
но вместо плодов на ве́твях лопаются нарывы
да ветви сами оборачиваются в провода
глубоко под водой давление
вызывает то схватки попеременно,
то кровь из носа, то вертолёты,
и из пуповины – крадучись ползут нервы,
спаянные блок-системы,
высокочувствительные десятитысячные нейроны
человек идёт по полю с новорождённым
за спиной его близится близок ему конец света
ви́дение
собравши воздуха, храм выглядит полым светом
продолжения витражей ки́даются прочь наружу
волны света, чтобы запомнить форму,
стены щупают напоследок
распираемый, храм складывается вовнутрь
от тесноты темноты теперь никуда не деться
ни туда ни сюда
10000
тьма
