Матвей Соловьев. К прагматике сталинской системы центрального отопления (с комментарием Лизы Хереш)

Название многочастного стихотворения Матвея Соловьёва, кажется, внятно укореняет текст во времени и пространстве. Однако я предположу, что исток этого стихотворения лежит в другой исторической плоскости – ранних годах советской официальной поэзии, в которой мы находим, с одной стороны, сильное сближение человека с машиной и производством, а с другой стороны – попытки создания новой соцреалистической мифологии, черпающей вдохновение в христианских апокрифах и космистской философии. При этом лирический герой Соловьева занимает двойственную позицию – пока образный ряд, пышущий жаром труб и металлов, заставляет вспомнить поэтические кружки при заводах и воспитанников пролеткульта («Сердце мое – завод, / Мозг мой – рабфак, учеба» или «Учись, учись, весь разум свой, / Всю мощь на мир разбрызни, / И будешь ты мастеровой / Развертывающейся жизни» по Александру Жарову), сама прагматика текста, напротив, направляет героев к тому художественному террору, который после 1917 года должен был освободить новых советских людей из платоновской пещеры: 

   новомученик кочегар василий

   взрывает недра котельной

   дабы люди вышли на улицу

   греться возле

Учение космиста Николая Фёдорова отзывается не только в стихотворениях Иосифа Уткина, Александра Жарова или Михаила Светлова, импровизированным продолжателем которых можно было бы назвать Соловьёва – мы обнаруживаем её и в самой «Прагматике…». Впрочем, мёртвые Соловьёва не воскресают окончательно – скорее используются в практических целях (всё того же обогрева жилищ, электрификации). Текст Соловьёва взаимодействует с образом человека, который похож на того, раннесоветского: он ещё архитектор, кочегар, рабочий, новомученик, пока не потерявший волю к жизни. Сомневающийся труженик из романов Платонова придёт немного позже, сейчас мы – в декорациях производственного романа. 

Однако мир стихотворений Соловьёва отличается от соцреалистического купола теми временными и образными несостыковками, прорехами, неразблокированными иконками грядущих эпох, которые вносят в текст смутное чувство смятения, непонимания происходящего. 

   двемерский парогенератор шумит в прихожей

   сердечник центуриона куплен на барахолке

   подвалы хрущёвок всегда на замке

Анахроничное название текста замыкает стихотворение и течение времени в нём, запитывая, закольцовывая петлю электрической тревоги. Вечно действующий ГОЭЛРО выбрасывает случайные искры, и за запертыми дверями «кузниц периферийного зрения» мы обнаруживаем неожиданные и пугающие вещи.

– Лиза Хереш

К ПРАГМАТИКЕ СТАЛИНСКОЙ СИСТЕМЫ ЦЕНТРАЛЬНОГО ОТОПЛЕНИЯ

i.

пока взятый под хлыст 

греет глаза

в органных раструбах баха

постовой ощущает морозный

воздух

как твёрдую почву

пригодную для ходьбы

хватается и – повисает

словно на скалодроме

ii.

перебои в центральном теплоснабжении

сообщают окраинам

летаргический сон?

кузницы периферийного зрения

работают на угле

iii.

новомученик кочегар василий

взрывает недра котельной

дабы люди вышли на улицу

греться возле костра

iv.

трансмиссия гражданского негодования –

полночный лязг в батарею

забыли что печь –

автономный источник горения

v.

с благодарностью за проталины

бродяга греется на теплотрассе

бродяга погрейся лучше

в огне мировой революции

vi.

в рыбьем пузыре нагревая             газовой жигой             выдох покойного деда

вот и всё тепло на сегодня

vii.

двемерский парогенератор шумит в прихожей

сердечник центуриона куплен на барахолке

подвалы хрущёвок всегда на замке

ix.

теплотрассы чинят зимой чтобы выпустить пар

x.

отмерзание конечностей и последующая ампутация

сообщит наречённому форму шара

так говорит архитектор

xi.

подземные коммуникации города перешли во владение

повстанцев с лунного кряжа

ночью прильнув к трубе

вы можете слышать

характерное пение

xii.

поборник

кровосмешений на колотом льду

вдыхает в трубчатость кости

тепло седалищных нервов

но почву оленеводов

греет матушка-дым

xiii.

вот и всё тепло на сегодня