Юля Ермакова. Кувшин небосвода в сумерках (с комментарием Ростислава Русакова)
В этой подборке стихотворений Юлия Ермакова методично разрабатывает способ построения текстов, каждый из которых напоминает твëрдые формы восточной поэзии в развёртке, где строка расправлена в строфу. Созерцание явления прерывается введением языкового парадокса, создающего собственно поэтический момент и затем размыкается вовне, оставляя подготовленного читателя наедине с явлением в свободе его познания. Так уже сложенное оригами можно развернуть и воспринять все линии сгиба разом как принципиальную схему движения внутреннего взгляда по смысловым саккадам. Вообще, здесь кажется особенно важным лиминальный образ сгиба, перехода в иную плоскость, смены ракурсов – как суммирование проекций или покрой частей трёхмерного иероглифа вещи для еë последующей сборки.
<...>
если я человек
и какое-то место содержит меня в
или на себе
то я дополнение
если я человек
и я нахожусь там или тут
то я подлежащее
<...>
И если плотность хайку или танка по замыслу призвана стать барьером для восприятия, а сама их форма апеллирует к дедуктивным навыкам внимания, то стихи Юлии бережно управляют им уже после опыта созерцания – индуктивно. При этом само стремление вызвать принципиально далёкое от окончательного впечатление роднит эту поэтику с непереводимым по определению Эзры Паунда утопическим языком стихотворения – текст становится лишь подготовкой к прозрению и по-настоящему начинается только после своего окончания.
наличие существительных в языке
говорит о существовании
видимых и невидимых
значимых единиц
язык говорит города
диктует границы и страны
пишет любовь
слово всегда бродило по языкам
яблоками раздора
передававшимися из уст в уста
из уст в уста
из уст в уста
а теперь есть вопрос
обращённый к … –
что появилось раньше:
поэзия или язык
курица или яйцо
яйцо или курица?
Юлию, в полноте впитавшую восточную культуру, не стесняет пустота – неназываемое слово можно пропустить, чтобы дать возможность почувствовать это желанное качество языка поэзии. Множество пропусков и пустот, внезапные эллипсисы с потерей означающего в конце строки: солнце спит на белой / крахмальной простыни, полировка вещей, как минус-приëм, избавляющий от драматизирующих прилагательных (Эрнест Феноллоза определял существительное в предложении как небо, а глагол как молнию) складывают мир прозрачной поэтики, лишённой навязчивой в своей точности воли автора. В ней читатель вправе сам воспринимать живое раскрытие текста в тишине собственного внимания без принудительной фокусировки аффективными манипуляциями. И здесь отчётливо следование по пути к именованию вещи вместо еë описания – по мысли Андрея Таврова – где тишина до играет формообразующую роль, а тишина после – смыслообразующую.
кувшин небосвода в сумерках
покрывается гжелью
лепестки узора которой
напоминают мне губы
вытянутые в трубочку
при выдохе
<...>
Литтон Стрэчи противопоставлял предварительность китайского стихотворения и точность древнегреческой эпиграммы, сравнивая две совершенных формы поэзии Востока и Запада. И творческая задача авторки угадывается как стремление адаптировать восточную оптику под западного читателя через сохранение самого способа медитативного познания со сменой его объектов – порой на более абстрактные: язык, власть, любовь или грамматику. Такой подход нередко выводит в область локальных языковых экспериментов с расщеплением семантики – так дигитальные слои слов «облако» и «шорты», например, включаются в текст посредством глитч-монтажа: белье во дворе нависает шторами-облаками / дети не закрывают коленки шортами / чтобы ободрать их.
Или напротив, в уральский зимний пейзаж может быть вмонтирован расхожий сюжет о персиковом источнике Тао Юаньмина и Ван Вэя. В нëм рыбак, следуя по протоке, сплошь покрытой лепестками персиковых деревьев попадает в благополучный и неизменный мир, свободный от политических потрясений – но, вернувшись обратно домой, он уже не сможет отыскать ту прекрасную землю снова. Эзра Паунд в этом сюжете видел метафору непереводимости языка поэзии вообще, но при адаптации к современным реалиям – где лепестки сменяются снегом, а рыбак будто примëрз к проруби – эта метафора трансформируется, становясь образом скованной речи так, что утопия идеального мира отзеркаливается в антиутопию реального.
снег ложится как белая кошка
но не терпит движения ветра против шерсти
а потом стаивает туда где спокойно
и говорит
говорит как ворона с моей собакой
на стадионе около школы
говорит как гора с моим волкодавом
на берегу замерзшего озера
молчит как время
застывшее
горячо охлажденное чьим-то дыханием
спит как горбатая
спина рыбака у проруби
Эксперимент ощущается и в более тонких деталях. Например, почти в каждом стихотворении подборки обязательно присутствует традиционное для китайской поэзии киго – слово, обозначающее сезон, в котором разворачивается сюжет. Нет этого маркера только в тексте про неопределимый, расположенный в метареальности памятник, тасующий свои лица в восприятии читателя – и этот сюжет содержательно разворачивается в-нигде, но благодаря отсутствию «сезонного слова» оказывается ещё и в-никогда. Так тоска по благополучному миру сегодня оборачивается бессилием от еë запрета.
Перечисленное изобилие формальных находок при всей аскетичности формы лишь слегка приоткрывает для читателя поэтику Юлии Ермаковой, стихи которой безусловно заслуживают неспешного прочтения и медленного раскрытия в тишине внимания.
– Ростислав Русаков
***
если рог заворачивается в улитку
медленно ползущую вверх
то листья растений будут съедены другим слизняком
[из того же семейства улитковых]
слизняком без панциря
слизняком без дома /тире/ ходячего замка
если рог заворачивается в луну
точнее походит на ее растущую форму
в палитре майского неба
то об улитках больше не идёт речи
об улитках больше нет строчки
и целы все листья
произведённые из деревьев
[и листья растений тоже]
если рог заворачивается в ____
значит рок существует над ____
если рог заворачивается под ____
значит смотреть нужно в ____
*заполните пропуски
и найдите ошибки в тексте
***
облизнув что-то шершавое
чувствуешь себя кошкой наоборот
язык краснеет
и распускается цветами шиповника
с мурашками вкусовых рецепторов
застревает и спотыкается
обжигает рот
нечто колется ёжится
а у тебя все ещё сухой нос
зрачки круглые и большие
нет хвоста и усов
и есть всего одна из девяти жизней
шершавость реальности
игольчатость текстов и сообщений
заставляют гладкий язык
становиться сбивчивым
мурашки рецепторов –
становиться кратерами
кошка наоборот различает
чуть больше вкусов
особенно если вычесть восемь
из девяти жизней
***
наличие существительных в языке
говорит о существовании
видимых и невидимых
значимых единиц
язык говорит города
диктует границы и страны
пишет любовь
слово всегда бродило по языкам
яблоками раздора
передававшимися из уст в уста
из уст в уста
из уст в уста
а теперь есть вопрос
обращённый к … –
что появилось раньше:
поэзия или язык
курица или яйцо
яйцо или курица?
КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО
белье во дворе нависает шторами-облаками
дети не закрывают коленки шортами
чтобы ободрать их
а потом пахнуть молоком и корочкой
деревом и смолой
и еще немного дворовой кошечкой
солнце спит на белой
крахмальной простыни
как и чья-то давно ушедшая
буйная молодость
зелень стелется перед домом
и за гаражом
под бельем стоять летом
как в снегу
очень холодно и свежо
***
красные нити
прорастут синяками фиалок
на чьем-то тонком запястье
им же
поливаться линзами слез
до момента цветения
отражать лучи
оставляя ожоги
на деревянном
сердце которое иногда
будет дымиться
в легкую крону бронхов
не забыть бы о чем-то
стремительно важном
заложенном в почву
всевозможных желёз
и стремительно разлагающемся
о чем-то
о чем не скажут
«привет, как дела»
***
он же такой большой
что ему всегда
видно меня с любой улицы города
он огромный
поэтому
почтовые голуби садятся ему на голову
и шепчут ему про меня
я маленькая
прячусь в коробках домов
возле площади
в центре города
огромные мощи
но некуда целовать
владимир
прекрати на меня смотреть
прекрати слушать
этих голубых доносчиков
что ты мне сделаешь?
я теперь в другом городе
но и там ты
ГРАММАТИКА ЛОКАЦИИ
в китайском языке есть грамматика
место + послелог + глагол «иметь» + предмет
в китайском языке также есть
предмет + глагол «находиться» + место + послелог
предметом мы считаем все то
что отвечает на вопросы
кто?/что?
в одном случае
место играет главную роль
а в другом предмет
если я человек
и какое-то место содержит меня в
или на себе
то я дополнение
если я человек
и я нахожусь там или тут
то я подлежащее
но даже под лежачие камни вода течет
и язык раскладывается на слагаемые
меняется ли сумма от перемены мест
***
снег ложится как белая кошка
но не терпит движения ветра против шерсти
а потом стаивает туда где спокойно
и говорит
говорит как ворона с моей собакой
на стадионе около школы
говорит как гора с моим волкодавом
на берегу замерзшего озера
молчит как время
застывшее
горячо охлажденное чьим-то дыханием
спит как горбатая
спина рыбака у проруби
***
кувшин небосвода в сумерках
покрывается гжелью
лепестки узора которой
напоминают мне губы
вытянутые в трубочку
при выдохе
так выдыхает кувшин
перед тем как потрескаться
и рассыпаться черепками
в горсть виноградин смерти
прямо как на картине
В.В. Верещагина
***
цвет неба
не поддается определению
из-за яркости ватного диска
который чистит это лицо
с шести до шести
[у него здесь фиксированный
рабочий день]
да и я не запомнила цвета неба
потому
что яблоки моих глаз
живут под водой
и ловят красивых рыб
сетчаткой невода
но если представить
что небо совсем как вода
бирюзовое
прозрачное
теплое
то мои плавники – облака
и ватный диск испаряет меня
шё-по-том
