Стихотворения Оли Русаковой продолжают традицию инновативной поэзии, чьи основы заложены ещё футуристами. Такая традиция предполагает трансформацию нормативного представления о художественном с помощью грамматических или визуальных средств. Тексты Оли Русаковой приглашают к чередованию операций по интеграции и фрагментации разноприродных кодов, намеренно совмещённых.
Они сводятся при особом внимании к форме сообщения. Авангардному, конкретистcкому и цифровому искусству свойственно рефлексировать над особенностями используемых медиумов. Подборка составлена из текстов, публиковавшихся в личном tg-канале. Отсюда сплав жанров и привнесение в поэтическую ткань таких деталей, как элементы баннеров, мессенджеров, порталов с записями треков, программ-переводчиков:
Симона Вейль, Укоренение читать >>>>>>>>
Благодаря особенностям среды смещается и визуальная сторона восприятия: поскольку длина строки зависит от разрешения экрана, под вопрос ставится графическая неизменность текста. Прозаизированные стихотворения Оли мимикрируют под посты. К некоторым из них прикреплены снимки или видео, показывающие авторку и центральный предмет изображения: тексты становятся частью личного блога. Но коммуникативная задача высказывания отводится на второй план, поскольку нарезанные и смешанные разнородные единицы предоставляют главным образом комментарий к результату письма и заставляют уйти от наивного тождества «Я» изображённого и говорящего:
...
we Giggle. put some eyes into my dr—ink. it's hot
as U may note—eyes yes, my
tongue
is al s((o)) inked
В рамках привычной полисемантичности бессоюзия реципиенту позволено самостоятельно освобождать атомы-знаки от уникальности способа написания. При сконцентрированном чтении («no wan daring eyes») варианты высказываний наслаиваются, отдельные элементы не включаются в грамматически правильные предложения, как «eyes», при первых прочтениях стоящие изолированно от высказывания и разбивающие восприятие на кадры завороженных глаз и эротизированного объекта, затем реконструируемые как часть от «notice», просто в другой записи. Но если посчитать «eyes» и «is» как взаимообращаемые элементы, то это даёт возможность прочитать последний цитируемый стих («is al s((o)) inked») как «eyes all sinked/synced». В другом тексте «лов-лю» становится микропереводом, а «частоты чистоты» автоматически разбивается на словоподобные части (час-то-ты чис-то-ты) в связке с последующим «вы-мы-ты». Череда микровыборов отрицает наличие некоторого единственного авторского варианта. Фрагментированность записи подчёркивает сосуществование множества потенциальных способов говорения непосредственно в процессе чтения текста, ещё до его ментальной обработки.
Расщепление может доходить до уровня вокабул или фонем. Во многих текстах изменяется привычное написание русских или английских слов, что задерживает артикуляцию. Эффект подчёркивает материальность письма и языка, амбивалентность субстанциального (постоянство фонем и лексем) и акцидентального (изменчивость звуков и словоформ). Деформированное написание как приём тоже восходит к футуристам, которых оно привело к зауми. Её можно считать попыткой представить бессловесный язык, где означающее и означаемое в перспективе сливаются, из-за чего проект становится сакральным наряду с другими программами модернистских течений. Этому способствовало и то, что заумь сходна с сектантской глоссолалией. Подборка далека от модернистских претензий, но не исключает притяжения к ним.
В текстах Оли можно увидеть отражение «микрологического поворота». Поворот, о котором писал Петер Слотердайк в третьем томе «Сфер», состоит в отходе от моносферической архитектуры, обращении к маргинальному или микроскопическому, освещающему макроскопическое. Слотердайк предпринимает попытку выбить землю из-под ног субстанциального мышления, рассматривая феномен пены – хрупкой, открыто-закрытой системы. Микрологический поворот связан с выбором неустойчивых структур вместо идеалистических и строгих. Например, в пятом тексте подборки выстраивается линия из потенциальных способов означивания субъекта (tje-tjœ-tjä-tjø), образующая своё (интер-)субъективное пространство, а чтобы произнести записанное как «bõ-homme», мы перебираем варианты артикуляции, пока не находим тот, который готовы принять.
Во втором стихотворении подборки поэтическое «Я» утверждает и осмысляет свою интерсубъективную природу («I'm the whale 'cause I'm dealing with the whale»), несмотря (или смотря в упор) на риск смерти: «мы м-есть и "принуждение жестокостью", психическое [шум: у-мри/за-мри], требование любви». Оно соотносится с адресатом, который троится между ипостасями отца-бога-другого, «мучающего» и «спасающего»: «отец (другой) возьми меня на руки /или колени/, положи в холодную воду, произнеси слова, дай мне знание, продолжение – языка». Такой тип обращенности раскалывает речь и идентичность. При этом через графическую игру нарушается сакральный статус адресата: «знаю́ об этом bõ—he всё хохо», – Бог становится «красивым человеком», если прочесть «bõ» как французское «beau».
Произвольность афрологических (афрология – теория хрупких систем) сочетаний восходит и к сдвигологии Кручёных – способу отстаивать право на ошибку, которая становится приёмом. Стих может выстраиваться как нанизывание созвучных слов, часто появляются оральные сдвиги («в прозрачность рот» или, например, символ «((о))», призывающий остановиться на моменте артикуляции, широко открыв рот). В первом стихотворении оральный сдвиг производится, например, с помощью эмодзи 👂. Этот жест не только вторит стремлению уйти от однозначности письма, но и дополняет эротическую нежность текста.
От футуристического типа письма аффективность неотделима. У Оли вина и удовольствие, болевые точки становятся невыразимым, которое не осмысляется прозаическим языком («и все страдания – только объем не–слова»). Так что графические приёмы, которые у Аронзона или Айги могли бы интерпретироваться метафизически, следует воспринимать как воплощение «безъязыкости» интерфейсов («&&&&&&&») или телесности.
Аффективность не противоречит аналитичности этого типа письма, но и не надо бесконечно приумножать значения. В текстах Оли, свободных и кратких, стоит запутываться, пока слова не перестанут быть словами.
– Кирилл Шубин
Y these things killing all the r((o))mans
if the most s
e y e s
t
× hing is
being se—Q re
d
b n g 👂
b n g
b n g
ed
I am core—r at , yum
° yum, eat, my pussy...
no wan daring eyes, and that's
the Focus :: the focus
...
we Giggle. put some eyes into my dr—ink. it's hot
as U may note—eyes yes, my
tongue
is al s((o)) inked
S
he—airing the w((o))eyes
'P rec i ate it, d ear co—r—e
w sh—are our rec i p
)))
we are not offrate (((
... a
we are des er T `
s
tt [ ‘t’s ]
to be killed
K
> > >
H
> > >
omme 👂, my d 👂, in the sweethearts cradle, theM
, spooning, V
have each other back !
(no back words)
HI Joy in us !
L
lil A lil N lil
lil spooky monsters in their
[R—RAISED]
go od d night
sleepwalkers finally asleep...
(B quiet !)
s [as]
we leep we l l
,
W E L L C
X O
мне предстоит говорить с фанатиком, книжником
[ ]
меня трясёт, я глупость
откуда страх
зачем и как t—i мучаешь меня
продолжаю производить возврат себе об—ема emotional investment
guardian angels! proper setting! what else? how can I prepare myself
мы не об—ема потому что мы монстр
I mean mean
I'm the whale 'cause I'm dealing with the whale
мы м—есть и «принуждение жестокостью», психическое [шум: у—мри/за—мри], требование любви
«...и умираю» — часть. Всё началось с того, что я приняла решение, что even if it feels like to annihilate myself — настолько вшито
...я продолжу
этот объем затем на либидинальные нити; сшить другое платье, лëгкое (дышать), семью
и это есть уже. и было. как бы всегда носитель мы
и все страдания — только объем не—слов а
без твоего благословения, с благословением отца другого
отдать готова эту силу — не тебе, то есть как раз и тjе—бе тебе, отсутствием, внимания смещением
отец (другой) возьми меня на руки /или колени/, положи в холодную воду, произнеси слова, дай мне знание, продолжение — языка
я «преодолевать судьбу», танцем и ~чем~угодно~, постоянством соответствия
и кривизна лица уйдёт
в прозрачность рот
((о)) отпустите
с X
_гугл_перевод____
__или_гуревод
мне предстоит говорить с фанатиком, книжником
[ ]
меня трясёт, я глупость
откуда страх
зачем и как т—я мучаешь меня
продолжаю производить возврат себе об—эма эмоциональные инвестиции
ангел Хранитель! правильная настройка! что еще? как я могу подготовиться
мы не об—ема потому что мы монстр
я имею в виду
Я кит, потому что я имею дело с китом
мы м—есть и «принуждение жестокости», психическое [шум: у—мри/за—мри], требование любви
«...и умираю» — часть. Всё началось с того, что я принял решение, что даже если мне хочется уничтожить себя — настолько вшито
...я продолжаю
этот объем либидинальных нити; сшить другое платье, легкое (дышать), семейное
и это уже есть. и было. как бы всегда носитель мы
и все страдания — только объем не—слова
без твоего благословения, с благословением другого отца
отдать готовность эту силу — не тебе, то есть как раз и тjе — быть тебе, отсутствием, вниманием смещением
отец (другой) возьми меня на руки /или колени/, положи в холодную воду, задумай слова, дай мне знание, продолжение — язык
я «преодолеваю ошибкой», танцем и ~чем~угодно~, постоянством соблюдения
и кривизна лица уйдёт
в светлой ротации
((о))
с Х
утилизирует вину
гуляка как бы, она, кака маляка
мы делегируем наше желание
нам нравится еë игра — даём и плачем
платим
чем
прожект прожектора фантазий
непозволительных в нигде
и вот она ему вернула:
мне всё это претит, и это — мёртвое, и ты в этом мертвец!
я может быть не очень дочь тебе, да, но и
ты мне не совсем отец, отец!
сердец
сердец
сердитый серд
сердец
тю-тю
сердец тю-тю
КО—ФИ ( 커피 )
я курочка, куда—хтахкукухá
кукарехуух—во—мне: петь и со—петь — слышать и услышать
я рана утром вместе с кофий или без кофий
знаю́ об этом bõ—he всё хохо
H R U
tje хрюшечка, tjœ пятачок — розетка
tjä вилка и раз—вилка в языке — poem
tjø нюшки мы розовые и любимые
bõ—homme конечно кем же еshsshё
Fascination
я мя́у́ка и самка—сумка
здесь ря—дом мусор извержений / отторжений, торжеств
лов—лю частоты чистоты вы—мы—ты
saying no to any f—— interpretation
Баю — Бай!
Симона Вейль, Укоренение читать >>>>>>>>
простукивание и стукачество айяйяй
поладьте и погладьте—сь, тутусик
скажите: расщепление, гудбай
эти платья-плакаты они обо всём висят
я не грустная и не мёртвая просто медитировала не на то
милый/ая любимый/ая я и сама
хо—[сшито—вниманием]—тела бы чтобы смягчился мой взгляд
я весёлая и живая, это есть
это есть, это есть, это есть и то есть
это видеть и видеть, в чем-то робеть а в чем-то сме/ле/ть
наслаждаться, и в боли тоже, и об этом знать
мы настроимся на звук проясняющий линии и их вкус — (зная о том, что такое бывает, а именно «мы»)
мы решим как мы будем и что сшивать
1
бывает мы
2
мы —
это безъязыкость / языкость и сладкий вкус
&&&&&&&
••••••••••••••••••
××××××××××××××
+++++++++++++++++++++
¢¢¢¢¢¢¢¢¢¢¢
``
|``|``|``|
√√√~~√√√√