Чарльз Симик. Среди крылатых львов (перевод с английского Андрея Сен-Сенькова)

ВАВИЛОН

С каждой моей молитвой

Вселенная увеличивалась,

А я уменьшался.

Жена почти переступала через меня.

Я видел ее огромные ноги,

Достигшие головокружительных высот.

Волосы между ними

Сверкали как борода бога.

Она выглядела жителем Вавилона.

«Я уменьшаюсь с каждой минутой»,

Вопил я, но она не могла меня слышать

Среди крылатых львов, зиккуратов

И сумасшедших астрологов ее накрашенных глаз.

ВО ВРЕМЕНА МОЕЙ БАБУШКИ

Смерть просит старую женщину

Пришить ей пуговицу,

Она соглашается, встает

С постели и начинает искать

Иголку и нитку

При свете свечи, которую священник

Держит над ее головой.

ЛУНАТИК

Всё та же снежинка

Продолжала падать с серого неба

Весь полдень,

Падала и падала,

И, поднимая себя

С земли,

Снова падала,

Но каждый раз незаметней,

Осторожней,

Пока ночь прогуливалась,

Пытаясь понять происходящее.

из цикла ВЕЧНОСТИ

Музыкальный автомат души

Играет старомодные шлягеры,

Разбросанные по небу

Среди звезд.

Наступила

Оглушительная тишина,

Когда я спросил Бога,

Какого размера принимаются монеты.

УЕДИНЕНИЕ

Прямо сейчас, там, где первая крошка

Падает со стола,

Ты думаешь, что никто не услышит

Этот стук об пол,

Но где-то муравьи

Надевают уже

Свои квакерские шляпы

И отправляются к тебе в гости.

ОДАРЕННЫЙ

Я рос, склонившись

над шахматной доской.

Любил слово эндшпиль.

Двоюродные братья посматривали на меня обеспокоенно.

Мы жили в маленьком доме,

неподалеку от католического кладбища.

Оконные стекла сотрясали

самолеты и танки.

Играть меня научил

вышедший на пенсию профессор астрономии.

Это был, по всей видимости, 1944-й.

В наборе, которым мы пользовались,

краска почти полностью слезла

с черных фигур.

Белый король потерялся

и мы его чем-то заменяли.

Мне говорили, но я не верю,

что тем летом я видел

людей, повешенных на телефонных столбах.

Зато помню, как мама

часто закрывала мне глаза.

Она умела внезапно накрыть мою голову

своим пальто.

В шахматах тоже, рассказывал профессор,

великие мастера играют вслепую

на нескольких досках

одновременно.

***

Я был украден цыганами. Родители выкрали меня назад. Затем я вновь был похищен цыганами. Это продолжалось какое-то время. То я оказывался в повозке, посасывая темный сосок своей новой матери, то в следующую минуту сидел уже за длинным обеденным столом, завтракая с серебряной ложечки.

Был первый день весны. Один из моих отцов пел в ванне; другой раскрашивал живого воробья в цвета тропической птицы.

***

Мертвец сходит с эшафота. Держит под мышкой окровавленную голову.

Цветут яблони. Он держит путь в деревенский кабак и все на него глазеют. Там, присев за один из столов, он заказывает два пива, одно для себя, другое для своей головы. Моя мать, вытерев руки о фартук, обслуживает его.

В мире так тихо. Можно слышать старую реку, которая в замешательстве  иногда забывается и течет в противоположную сторону.

КАКИЕ-ТО НОЧИ

Много прекрасных пирожных на полках

Нашей городской библиотеки. Мисс Риз

Погружает свой палец тут и там,

Пока прогуливается по темным проходам

В поисках нужной книги.

«Мне нужно что-нибудь с трюфелями из Перигора»,

Сказал я ей.

«Из Перигора, где поэты думают только о любви»,

Весело воскликнула она,

Ее рот был испачкан земляникой и кремом.

Я сжимаю ее руку; она сжимает

Мою. Мы спускаемся

В подвал, где хранятся

Маленькие черные шоколадки

С миндалем рая и ада.

УДОВОЛЬСТВИЯ ОТ ЧТЕНИЯ

На смертном одре отец читает

Мемуары Казановы.

Я замечаю, как с наступлением ночи

Вдоль улицы загораются несколько окон.

В одном из них читает

Молодая женщина.

Долгое время она не поднимает глаз,

Даже когда становится темно.

Пока там еще горит свет

Мне хочется, чтобы она подняла голову

И я увидел лицо,

Которое себе уже придумал, но книга,

Похоже, требует напряженного внимания.

Кроме того, в тишине,

Каждый раз, когда она перелистывает страницу,

Я слышу, как отец перелистывает свою,

Словно они читают одну и ту же книгу.