Из цикла «Пандемос»

***

Руку увижу чужую ль, свою же?

В вену вонзенный синий вентиль

На перекрестке путей

Кровных

***

Бледные люди

Не запечатлели себя в своих днях

Не помнятся их лица, не отделенные буквами

От охватившего их пейзажа

Вместе с каждым из облаков

Не вписаны в календарные даты

И накануне своих веков

Неотвратимым закатом объяты

Может быть запечатлею я их тишину

Бесшумность их лиц неотделимых

День просветляя их этим майским дождем

Шепча и повторяя их неповторимость

СОРВАВШИЙ МАСКУ УЧАСТНИК МАССОВКИ

Сам не понял, куда приписали его пока    приказав: «на первый – второй…»

 То ли в нашу

   то ль в иноземную армию

 в изношенной в какой-то изможденной одежде

    бахромится штанина одна внизу

 почему он безусый молодой еще человек

должен участвовать в авантюре военной «Мосфильма»
 

Давит голову кивер, тусклый штык не блестит

 доброволец-рекрут

 оторванный от учебы и семьи

 на поле брани будущей

в хорошо подготовленном режиссером прошлом

«Документы, награды и деньги сдать» – жалко все же

    было последнее, что соединяло с самим собой, отдавать

   хотя и под расписку –

   новенький паспорт

    ничего из наград

   можно было отцовский орден надеть – но зачем

 жалко почему-то и единственный рубль отдавать

 ты бы мог его обменять на обед

 но не в этом дело… и не потому что ты в военную записался массовку

  погнавшись за призрачным длинным его собратом, зная что нет такового

А потому что…

 Сам не знал

 может быть

 Что сминал все утро в кармане

    по инстинкту

   этот жалкий рубль желтоватого цвета

Но он вырос непомерно в его глазах

    от бесконечного рукопожатья

                                   фраза вертится одна искаженная

                                    из газеты утренней

                                    увиденной через плечо в метро

                                 «Свекловоды страны заходящего солнца»

И когда он его доставал

 Чтобы сдать под расписку

 Непонятная жалость охватила –

Потому что на рубле покидаемом

                    остались отпечатки

           неразменные пальцев

      словно быстро истаившие папиллярные поцелуи не более смутные

      чем жилки желтоватого этого листка

       и тепло своей ладони, которое

               быстро выветривалось в майский день

           и хранило лишь запах денег

     такой же неуловимо непохожий, как шахматы

                                                          или метро

 с прикосновением уходящей мимолетной

                        свежести иных людей
 

Вот теперь ты один

     в строю таких же бесподобных людей

  Именно ты как один обнажен

   И навстречу тебе идет

 Темный вход кинокамеры что глядит на тебя

       именно ты сейчас в централи –

                                        в прицеле у мира

               А не Наполеон дежуривший на холме   

Ты с сорванными с тебя

        документами и одеждой

             твоей родной

    Приодетый в неизвестное

                       платье

Ты без временной защитной

                                маски

 Мнимой твоей отдельности

 Сейчас обнажен

          и увиден впервые

         ты единственный –

            для кого это все

Ты сейчас один

           без оправдания паспорта

     ты един – и единственный – и един

                                  внутри середин

    и язык не повернется сказать «среди»

Ты возник на миг

   и не исчезнет даже слабое такое сиянье

    даже опечатанное камерой

       сданное в киноленту

Со срезанными шумами… с ворчанием грубым… усачей-ветеранов массовских войн…

спотыкаясь… отдаленно бормочущих смутно что-то вроде «Тудыть их в гантель…» с

всепримиряющим взглядом всех в одну и ту же сторону – в страну горизонта… что держит линию… несмотря на все разрывы ее… темными лесами…

***

В черных жилах еще течет электричество

Пронизывая здания бетонный ствол

До сих пор рука чувствует камень

Хоть время года написано на стене извне

WINDOWS 10 

Через десять око́н заглянуть в человека

 кто ты, часовой механизм, внутренность чудесная и

                           пустая под сводом компьютера или сосуд

                           скудельный, переполненный кровью

Кто ты, поверженный Олоферн или Юдифь?

Не разглашать тайну мира

Заплетающимся растительным языком в июле

Всеми прозрачными делами повседневными храня молчанье

***

Ты разорвал случайно кленовый лист

Надо бы его нитками подорожника сшить

Но кленовый зеленый клинок

Сам рассекает синь неба

И в прорезь разрыва

Как незнакомая глянула левая твоя рука

Вены рука неизвестная с высоты

Вот она на твоей сомкнутой кисти

Влево вначале и вправо уходит затем

Расходясь в голубоватую дельту

И перейдя меж холмов

Выпуклых твоих суставов

Теряется за границей где-то

Отчаянья стиснутого в кулак

Под пятипалостью разлапистой и

                                            тонкими

Не навсегда разорванными прожилками клена 

***

Река Скнига

Со скрещенными ивами

Над невидимой водой

В берегах

ВОЗРАСТАНИЕ ПАМЯТИ

Ты посредине летнего города

Вдруг увидел волну

Тот же давний день возрастал в тебе и вовне

На углу Старопименовского и Воротниковского

Все было также тихо и почти пустынно

И все же стада олений неслись и стлались по земле

Повторенная твоя и не твоя память неостановимо нарастала

Отчасти созданная из счастья прозрачная глубокая волна