Итинерарий, или равномерными мелкими точечными кровоизлияниями в области лица ото лба до половины шеи выложена дорога к подножию кисельных берегов (с комментарием Екатерины Августеняк)

«ИТИНЕРАРИЙ» Анастасии Елизарьевой

паломничество вдоль сонной артерии или bad trip

Думаю, стоит предупредить: если у вас чувствительное воображение, реактивная эмпатия и вы легко подключаетесь к состоянию другого человека — будьте осторожны при чтении пьесы «ИТИНЕРАРИЙ» Насти Елизарьевой. Если бы я взялась за постановку этого текста, я бы позаботилась о присутствии на спектакле какого-нибудь специалиста, способного оказать быструю медицинскую и/или психологическую помощь.

Чтобы сформулировать впечатление об этой пьесе, я пытаюсь следить за дыханием. Во время чтения меня накрывали фантомные флэшбеки, и я затрудняюсь понять природу их происхождения: это память о странных подростковых ситуациях или о сложном опыте первого вдоха сразу после рождения (могу ли я о нем помнить? или знания о том, что я родилась ногами вперед, вокруг моей шеи в восемь петель была намотана пуповина и кожа слегка посиневшей, достаточно при моем воображении, чтобы тело начинало «вспоминать» эффект удушья, читая «ИТИНЕРАРИЙ»)?

Пьеса посвящена проблеме подростковых игр с асфиксией (приостановкой доступа кислорода), называемых «собачьим кайфом». По сути это как бесплатный наркотик, который можно в любой момент извлечь из собственно тела, кратковременно потерять сознание, пережить специфический опыт, и, разумеется, велик риск в одночасье умереть или получить неврологические повреждения на всю жизнь. Название пьесы отсылает к утраченному виду роуд-муви — жанру религиозной литературы или путеводителю по духовным маршрутам. Текст устроен как своего рода паломничество в глубь сознания в момент отключки по телесным ландшафтам. Мы отправляемся следом за пятью путниками на поиски рая, особого наслаждения и сакрального откровения, но нисходим в ад.

Персонажи названы как: ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК, ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК… и так далее, в общей сложности пять, и шестая — ДЕВОЧКА. Какая статистика смертности или увечья от «собачьего кайфа», может быть, каждый шестой? Язык драмы сплетен в поэтичную форму, но есть ощущение, что он состоит из документальных записей подростков с сохранением орфографии и пунктуации. Периодически мы встречаем голоса СЛЕДОВАТЕЛЯ и СУДМЕДЭКСПЕРТА, чьи реплики тоже напоминают фрагменты реальных показаний. У пьесы трехчастная структура, 1 часть — первопричина. «Паломники», отчасти сознающие риски, тем не менее, «одухотворены» опасной верой в чудеса потустороннего, в романтическую красоту погружения и в вероятность воскрешения. В этой части с нами заговорит озеро.

ОЗЕРО: Выкарабкаться бы мне из твоего взаперти, деточка, выбраться бы мне из твоего гггорла-гггорлышка твоего.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Она объяснила внешний вид попыткой самопознания. Зачем она объясняла свой внешний вид, она выглядела прекрасно?

СУДМЕДЭКСПЕРТ: Она выглядела прекрасно. Вижу вас: с равномерными мелкими точечными кровоизлияниями в области лица, от лба до половины шеи.

Вторая часть — метания между адом и раем: сомнения, страхи, агония и лик Сергея Лазарева, который, вероятно, появляется здесь не только благодаря своей прекрасной внешности и популярным песням, но и фамилии в честь Лазаря, воскресшего из мертвых. Есть мнение, что мироощущение подростка даже без воздействия каких-либо веществ напоминает бэд-трип — максимально обостренное негативное восприятие мира, когда любая проблема может субъективно разрастаться до масштабов конца света. Поэтому желание выпрыгнуть из данной реальности может быть зашкаливающим. Сыграть на грани гибели все равно, что получить пропуск во взрослую жизнь раньше положенного срока, обогнать время.

СЕРГЕЙ ЛАЗАРЕВ: Смотрите, ещё дети, на моё витязное сочное лицо! Вас всех ждёт такой же неотразимый благомощный вид и такая же грязная свирепая рука, ждите своего взрослеющего тела и духа.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Твоё лицо! Где же твоё милое лицо? От удовольствия не страшно умирать или в удовольствии не страшно умирать [...]

В «ИТИНЕРАРИИ» найден очень убедительный способ разбора сложной ситуации. С одной стороны, пунктирно намечены социальные причины, из которых может произрастать соблазн проведения юными людьми таких исследований на грани между жизнью, травмой и смертью. Но основной упор сделан на духовный поиск молодой души, попытку понять, уловить её состояние и погрузить, как в 5D-симуляцию этих переживаний, читателя/зрителя. Подключаясь к тексту, мы тоже проходим все стадии пути и практически проваливаемся в ад. Нас вытаскивают на последней секунде, но осознание, что это исключительно литературно спроектированное чудо, остается. Поэтому это ценный текст для любого возраста.

В третьей части как раз поднимается тема первого вздоха после рождения. Игра с удушением это еще и попытка родиться заново, исправить «неудачное начало». Или проложить его себе путь от первого сбоя дыхания до последнего, самостоятельно, не дожидаясь развития событий. Или совершить подвиг, катабасис — ритуальное эпическое сошествие в ад. Здесь возникают образы Аушвица, тоталитарного репрессивного пространства, где невозможно дышать, но также и душного мира достославных знаний, и судмедэксперт внезапно становится философским критиком.

СУДМЕДЭСКПЕРТ: если тот факт, что Альтюссер задушил свою жену, является главной проблемой материалистической диалектики, не исключено, что её решение связано с тем, что философия сама должна научиться обездвиживать и душить своих врагов. Или скажем так: вновь обездвиживать и душить. Разве не этим занят Сократ в платоновских диалогах?

В романе The Dispossessed (с подзаголовком An Ambiguous Utopia [1]) Урсулы Ле Гуин есть сцена, где дети, выросшие в мире победившего анархизма, обосновавшегося на одной отдельно взятой планете, в котором не существует религии и тюрем (и даже слово ад не имеет аналогов), пытаются самостоятельно познать, что же такое «тюрьма», узнав это слово из книг и получив некоторые разъяснения от преподавателей. Они начинают играть роли заключенного и тюремщиков, и вскоре эти роли берут над ними власть. Продержав своего друга около тридцати часов в заточении, они испытывают жгучий стыд, который буквально физически отзывается в их телах. Игра в «собачий кайф» воспринимается как репетиция смерти, неизбежность которой подростку так или иначе приходится осознать. Подросток — это человек уже прошедший травму рождения, болезненную инициацию перехода из детства и ожидающий следующего пугающего этапа жизни, когда умираешь прошлый ты и рождается какой-то новый, но с грузом всего предыдущего опыта. Самое жуткое, если юные люди принимают в такую игру детей младшего возраста.

В последний момент, когда ДЕВОЧКА, кажется, уже делает свой решающий шаг в другой мир, навстречу потусторонним «мультикам», в пьесе появляется другой, ШЕСТОЙ ЧЕЛОВЕК. Его опыт проживания асфиксии совсем не радужный, он больше похож на затянувшееся до размеров вечности небытие. И финальная реплика ДЕВОЧКИ предоставляет читателю или постановщику этический выбор для интерпретации. Она чувствует запах сирени — это что-то про жизнь, она говорит о себе в третьем лице, как будто смотрит на себя со стороны — это открытый вопрос дальнейшего шага в будущее для всех. Пожалуйста, продолжайте дышать!

[1] название переводят как «Обделенные» или «Обездоленные» (без подзаголовка «неоднозначная утопия»)

ИТИНЕРАРИЙ, ИЛИ РАВНОМЕРНЫМИ МЕЛКИМИ ТОЧЕЧНЫМИ КРОВОИЗЛИНИЯМИ В ОБЛАСТИ ЛИЦА ОТО ЛБА ДО ПОЛОВИНЫ ШЕИ ВЫЛОЖЕНА ДОРОГА К ПОДНОЖИЮ КИСЕЛЬНЫХ БЕРЕГОВ 

I акт

Храм или дорога к храму, ещё у неба

Обычно всё начинается так. Нужно два человека. Один из них садится на корточки, облокотившись на стену спиной. Расслабляется. Потом начинает дышать глубоко и быстро. Через 10 секунд он резко встает и задерживает дыхание, второй в это время начинает его душить полотенцем, шарфом, кофтой, тряпкой, ну, или чем-то в этом роде

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: я грызу зёрнышко граната молочными зубами, элегично думать о том, что все мои зубы — не мои, а скоро-чужие. То есть, они уже изначально растут прощальными панихидными в моем рту, — для чего природе играться с чувством утраты в возрасте от двух до пятнадцати. Держу зуб на ладони.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: Когда я родился низким, я не сразу понял, насколько я низок и пытался вести себя так, как вели себя высокие, но скоро понял, что я ещё не готов к миру, — все вещи вокруг сопротивлялись моему объему, я же к ним был расположен, но это ничего не меняло.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Достаю зуб изо рта с аккуратной улыбкой протягиваю тебе, — ты меня будешь любить?

ДЕВОЧКА: Беру твоё зубы в руки, у меня руки ещё даже не сложились так, чтобы брать что-то, — катаю зуб по кончикам пальцев, — спасибо, я сегодня утром пила молоко, макая в него печенье. Одно печенье утонуло, я видела, как его макушку накрывает белая молочная волна, жуткая. Я кровожадная, я злая, злая, я видела приближение густого конца, и я — ничего ничего, а ты бы?

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Я храню в себе историю вызволения от смерти, я её тебе не отдам, я смотрю на твои белые маленькие руки, тихое пальчики недавно встали ото сна рождения, чуть-чуть — и станут длиннее пальцы, ждать недолго, а любить мало.

ДЕВОЧКА: видение — я трогаю твоё ухо, маленькое, тебе здесь хорошо?

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Мне здесь — неполноценное горе с неполноценной радостью. Мало миру. Я живу седьмой день, а миру всё ещё мало. Но ты красивая передо мной, и я вот думаю о том, что ты могла бы не проснуться оттуда, там же красивее, а тут ты печальнее.

ДЕВОЧКА: В прошлый раз там было было столько молока, что я начала захлебываться и задыхаться от молока в землю, оно текло из носа, изо рта и почти из глаз. И поле маковое, ложусь, молоко мешается с маком, надо мной стоит мама плачет:

МАМА: 112 случаев смерти зарегистрировано в США от <...собачьего кайфа> за 2018 год, ты не с ними. Глажу тебя по шее, тревожу твою шею, — повторяю: я мама, я с тобой первый раз есть мама, ты должна быть на печальной земле со мной. В этом году официально установлено, что двое украинских школьников погибли от этой игры. На Черкасщине в городе Смела умер 14-летний Эдик, который любил эту «забаву».

ДЕВОЧКА: хорошо, мама, здравствуйте. Я вернулась.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Смотрю, а там бежит по моей руке крошечная змейка, — кроха! И река — кроха. Всё вокруг сжимается до состояния меньше меня. Всё только родилось в отношении меня. Моё старое мудрое тело падает временно бездыханным и принадлежит другим, дальше не знаю, что они со мной делают, — сжигают ли заживо, целуют ли хором, поют ли в уши, кидают ли в печь.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: я знаю, что они делают. Младшекласники кричат «АААА, ТАМ ЧЕЛОВЕКА УБИЛИ, АААА». Я начинаю хуячить по щеке ты не просыпаешься, младшеклассники орут. С раза шестого тебя херанула, она слава богу проснулась встала, мы быстро убежали. Всё закончилось тем, что я стою на учёте до сих пор, а у тебя большой синяк на щеке.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: у меня большой синяк на щеке, не синяк, монета, держу его рукой, чтобы он не ушел. Великое противостояние силы разума и бессилия тела состоится в момент раны. Вот здесь точка раны, прикусываю щеку изнутри, проверяю дотянусь ли до синяка укусом. Получилось бы сообщающееся ранение — изнутри и снаружи. Как им такое объяснишь?

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: всё же никак. Пока сам не попробуешь, не поймёшь. Надо звать туда больше людей, я бы очень хотел, может, оказаться там вместе с любимыми. Собрать всех любимых и пойти к краю рая. На краю рая расцветает вот это свободное сознаниееюеююпю

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: собрать всех любимых и пойти к вратам рая, и вцепиться зубами и когтями во врата райские и требовать от рая крайности, великой красоты. Рай на пределе своих возможностей, неиссякаемые его нефтяные реки, золотое море, богатство!, только синяки на шее потом лечить. Пока наши тела лежат в светлых местах земли, готовые к асфиксии, люди ходят вокруг и я не узнаю никогда потом, что они со мной делают, — сжигают ли заживо, целуют ли хором, поют ли в уши, кидают ли в печь. Кидают ли в халдейскую пещь в Неделю святых отец, достают ангелами нас (Анания, Азария и Мисаила) из огня. Невредимыми мы выходим, не зная, кто и что воскресило нас, что вызволило нас от рая.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: А вы! А вы! Я вижу вас с равномерными мелкими точечными кровоизлияниями в области лица, от лба до половины шеи.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Я тоже вижу вас. У нас это называется мультики смотреть

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Она объяснила внешний вид попыткой самопознания.

ДЕВОЧКА: Я лежу на шумной земле, из под неё пульсируют неведомые звери, архангелы и черти. Я лежу на овале озере. Та часть тела, которая прилегает к озеру горячая, хотя вода холодная и вода тает от моего горячего тела. Это похоже на смерть от переохлаждения, когда ты начинаешь снимать одежду и воображать под собой пески вместо снегов, палящее солнце вместо хладной ночи. Я похоже долго не могла выбраться с овала озера, хотя начинала уже помнить о холодном полу и зябкой нервической жизни до, было страшно, что я не выйду. Мне объяснили, что я лежала мертвецки бледной пару секунд, мне же было часы. Может, предсмертные агонии хороши только тем, что растягивают жизнь, может это космоаэротемпосостояние есть машина, борющаяся со временем. Я так сильно теперь дышу, глотая воздух, он мешается с молоком, из горла пытается вырваться другая девочка.

ОЗЕРО: Выкарабкаться бы мне из твоего взаперти, деточка, выбраться бы мне из твоего гггорла-гггорлышка твоего.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Она объяснила внешний вид попыткой самопознания. Зачем она объясняла свой внешний вид, она выглядела прекрасно?

СУДМЕДЭКСПЕРТ: Она выглядела прекрасно. Вижу вас: с равномерными мелкими точечными кровоизлияниями в области лица, от лба до половины шеи

2 акт

Главное, центральное, стоящие между раем и адом

Обязательно посмотри, чтобы никаких углов не было, а лучше делай спиной к кровати или дивану, чтобы если то упасть на него. В любом случае, лучше так не делать, но вот ответ

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: У меня в ушах вот такие звуки, пиздато, я отвечаю, пиздато. Я открываю глаза, вижу твоё лицо и единственное слово в голове: имярек. Я не знаю вообще почему я качаюсь, почему я качаюсь. В голове одно лишь имя: имярек. Судороги пять секунд, а шататься вот тоже где-то пять. В обморок на час можно упасть.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: Сука, я боюсь, мне вообще так-то страшно было. Всё я жив, к сожалению.

ТРЕТИЙ ЧЕЛОВЕК: Давай меня, давай меня теперь, только держи меня держи, реально пиздец. Я не помню даже, что со мной было.

ЧЕТВЁРТЫЙ ЧЕЛОВЕК: Капец мне страшно было, нет, не хочу или хочу, давай

ПЯТЫЙ ЧЕЛОВЕК: давай быстрее

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Я вижу твоё лицо! Единственное, что я вижу твоё лицо, оно милее слабых камней и вялых лесов, какое слабое это чувство — чувство леса, какое это сильное чувство — чувство твоего лица. Хожу, пьянею воздухом, пинаю камни ногами, сам воплю от боли. Я вас ненавижу, кричу, вы мне явились за удушьем, дорогие камни и деревья, а твое милое лицо где? Где твоё милое лицо?

ДЕВОЧКА: Моё лицо где? Я девочка, шестая человек, из вас пяти кто-то тоже может вдруг быть девочка, и вы — человек. Вы окружаете меня, активные, избыточные, железа — вы, я пролистываю ваши лица и думаю, кого бы мне вообразить, когда я окажусь у подножий ада. Я объясняю свой вид, как правило, попыткой самопознания. Помню у входа одно лицо: одно лицо Сергея Лазарева и чувственнее, чем оно было ранее на плакатах и на фотографиях. Мне подробным помнится лицо его, оно наливается кровью, красной силой, оно искажено болью и земными языками, ядрёное. Пот течёт с лица Сергея Лазарева, капает ему в ноги, пот скапливается в ногах Сергея Лазарева от того, что он носил упругие камни и впиваясь в гарпун налитой кровью рукой бил рыб, разрезал их зубами и раздавал потом голодным грязным пещерным ещё детям.

СЕРГЕЙ ЛАЗАРЕВ: Смотрите, ещё дети, на моё витязное сочное лицо! Вас всех ждёт такой же неотразимый благомощный вид и такая аже грязная свирепая рука, ждите своего взрослеющего тела и духа.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Твоё лицо! Где же твоё милое лицо? От удовольствия не страшно умирать или в удовольствии не страшно умирать. С тёплой улыбкой не страшно умереть, главное держать тебя на губах и вас всех держать, окружающие меня первый — пятый человек.

СУДМЕДЭКСПЕРТ: Как длинен катабасис! Как привлекательны неокрепшими умы.

3 акт

Западная часть площади средневекового города, ад, ратуша или дорога к ратуше, катабасис

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Крылашко феи я держу в своих зубах, грызу её крылышко. У подножия третьего рейха, у врат Аустерлица, у входа в Россию, да, у входа в Россию стоит охрана. Я бы туда зашёл, я бы пришёл к страшному, к недоступному животворящему глубокому страданию от этой слегка-жизни.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: Первое, что чувствует рождающийся — это удушье. Нехватка кислорода и наслаждение от нехватки кислорода — то первое, что мне удалось осознать вместе с тем, что смерть от асфиксии — это хорошее место, рождаясь я уже приближался к ней, сладкая смерть от рождения, умереть от рождения сюда, заболеть от появления на свет. А не появлялся бы на свет, был бы живой и здоровый. А здесь стало очень ярко и почти красно.

МЛАДЕНЕЦ: Какой красный воздух в этом мире от мамы.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Еще есть ускоренный безопасный вариант, когда встаёшь и расслабляешься, кто-то должен тебя взять вокруг грудной клетки, слегка сдавить и приподнять. Наступает отруб сознания на 2 — 3 минуты с очень яркими сновидениями. Ну тот, кто приподнял, должен бездыханное тело аккуратно положить на кровать. Тогда голову не разобьёшь.

СУДМЕДЭСКПЕРТ: если тот факт, что Альтюссер задушил свою жену, является главной проблемой материалистической диалектики, не исключено, что ее решение связано с тем, что философия сама должна научиться обездвиживать и душить своих врагов. Или скажем так: вновь обездвиживать и душить. Разве не этим занят Сократ в платоновских диалогах?

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Двоюродная сестра привезла эту «игру» из Минска. Я была нормальным ребенком, почему попробовала? Из интереса. Делала несколько раз. Странные ощущения, мне было интересно их понять. Душились шарфиком на кровати, сидя у стены. И так оказалось равномерными мелкими точечными кровоизлияниями в области лица ото лба до половины шеи проложена дорога к подножию кисельных берегов.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: В моём детстве развлечений не было, но были полотенца и слабые шеи. Я развлекался так.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: Какой это тип иступленности по Платону?

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Это мистериальная исступленность.

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: В мистериальной исступленности надлежит падать к входу в горе, у горя цвести садом. Ты меня любишь, девочка?

ДЕВОЧКА: Кровавая злая ночь питается голубым мясом, я брожу в первопричинном бульоне, я мешаюсь с атомами. У нас в прошлом году девочку 7 лет друзья таким образом убили.

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК: Какой хороший этот другой мир! Как хорошо в этом другом мире! Потусторонние мы Боже, ребёнок !!!Сколько детей умерло уже вот так, какой ещё кайф от придушения !!!НИ в коем случае этого не делай и других останавливай! Какой ад, рай. Смерть это, прямая дорога в гроб

ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК: В этом году официально установлено, что двое украинских школьников погибли от этой игры. На Черкасщине в городе Смела умер 14-летний Эдик, который любил эту «забаву». Однажды парень, вероятней всего, попытался получить «кайф» дома в одиночестве и не рассчитал силы.

ДЕВОЧКА: Какой хороший этот другой мир! И да, я там тебя очень люблю, от первого до шестого. Мое глубокое тело, гоняющее от одного к другому члену грузный воздух, давно ищет путь стать свободным от килограмма воздуха, такого же тяжелого как килограмм железа. День, когда всё претворилось в мультик и притворилось в мультик, начинался с легкой руки и полотенца, закрученного в крепкий жгут.

ШЕСТОЙ ЧЕЛОВЕК: Вот я как-то делал собачий кайф. другие говорили, что видели какие-то мультики. а я ничего не видел, проснулся, как-будто проспал вечность. это что получается, я побывал в аду? просто я слышал, что ада не существует, в него попадут все грешники в судный день, а сейчас они лежат в бессознательном состоянии

ДЕВОЧКА: Это такое деликатное действо, ты не понимаешь, какая у тебя тонкая шея, какая лебединая, ты лебединка абсолютнейшая, тоненькая ты девочка с тонкой длинной шеей, как тебе хорошо стоять в окружении сирени и весной

Конец

Боже, ребёнок !!!Сколько детей умерло уже вот так, какой ещё кайф от придушения !!!НИ в коем случае этого не делай и других останавливай! Какой ад, рай. Смерть это, прямая дорога в гроб

Данный текст не является романтизацией игры в собачий кайф или того, что дети у нас во дворе называли «мультики смотреть», а наоборот, пытается нащупать странность почти серьёзного исследовательского интереса ребёнка к играм, находящимся на грани жизни и смерти, к играм, которые нащупывают вопросы религиозного, эсхатологического и философского характеров, и приоткрывают ему путь к тому, что здесь называется «адом» и «раем». Текст курсивом в данном случае — реальный текст, взятый с форумов, посвященных обсуждению этой игры. Здесь попытка минимального социологического исследования\опроса среди знакомых привела мало к чему, потому что опыт собачьего кайфа — это закрытый опыт, а нащупать место, где ребёнок заходит в опасную для него зону — трудно, так как это то, что для него неописуемо и на самом деле, конечно, больно. Большинство опрошенных детей говорили, что подобный опыт у них был и что это было весело, а часть, интересующая меня более всего, то есть та, которая отвечала за причины (почему интересно попробовать опасную игру) была для них не важна и невидима.