Барельеф в Константинополе
АХИЛЛ ЭТО СМОТРЯЩИЙ
птица петух обросла петухами
расходится в зеркалах потухая
зеленым пером гребнем как топором
себя настигая
у реки собой обрастаешь, богиня,
то же предмет принесенный сюда человеком
цербер трехглав как любое имя
пейзаж запрокинут втрое под тихим веком
за солдатом тянется он повторенный
многократный убитый непроторенный
сферы небес мелют зерно по кругу
галера вбегает грудью в повторную груду
брызжущую светом аки бутылочным боем
любое лицо – любое
стопкой белых стаканчиков повторены
здесь и повсюду
не орел двуглавый а лик стократный
себя в себе не упрячет как в чемодан шмотки
человек разошелся в воде обратной –
кристалл марганцовки в стакане водки
Ахилл смотрит на себя стоящего в красных ладонях
распихивающего пространство растопыренным вкось лангустом –
смотрит безмерный мир на каплю в которой тонет
обретая в ней тело словно зажгли люстру
расширься ж убитый солдат! что ни есть – все небо
все – гармошка миров грудных сердечных железных
вот вздохнешь и сойдется шнуруясь неровно нелепо
с мертвым – безмерное с шатким лицом – бездна
обнаружишь себя – того, кто смотрит на звезды
не отличая их от ахилла, тебя – от жилы
у него на лбу и небо шевелит весла
и различает живых и входит по грудь в могилы
***
Стеклянный кентавр в стеклянной маске
не она ли на небе все к чему прикоснулся
к сосне над ручьем белке плоскому оружию
букве стеклянная листва в стеклянной роще
стеклянные возлюбленные пропадают друг в друге
сбросили имена одежду вес мысли листву в фонтане
иву с прозрачным как флакон соловьем
перья из воздуха слова из неба речи из воды
в слове ах больше расширения чем в слове
ничто они сбросили губную помаду болезни
сбросили окошки в снежинках атакующие бедра
похожие на собачьи
внутренняя форма это
сочетание стеклянных фигур сфер палочек
после выстрела бесшумно разбредается
как медицинские банки и мыльные пузыри в переулке
по другим существам: пирамидам яблокам людям
хирон стеклянный с прозрачным яблоком на голове
сам себе выстрел сам себе яблоко
кровь бежит по затылку как красная совесть
удлиняясь не выцветая
БАРЕЛЬЕФ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ
Еврипид осматривает маски
смотрит зеркало на Еврипида
в маску лицо вложить это взглянуть из могилы
из чернозема воздуха и огня
с той стороны себя где блаженные боги
испепеляют за ложное имя
скачет бык на меня
вывернут амальгамой наружу
и зеркалом вовнутрь как термос
быстр как черный факел лабиринта
что в слепых глазах и Зевс загасить не в силах
лист пятипалых кленов звездой
бриз пальцами выпуклыми колышет
застилает улицы красным ковром
катится стеклянный шар Агорой
полый ростом с человека
никто не знает имен
Еврипид осматривает маски
погружает
размытый профиль
стертый едва заметный
как на старой и плоской драхме
в Геракла Ифигению Алкесту –
в Стикс в огнь и в жижу трупов
в волну залива (что обтечет его
лицом струящимся гераклитовым
обратным
удержанном Фетидой от распада
чтоб Океан в лице утопленном в него
расширившись нашел себя
как карусель сойдясь находит центр
в точке покоя)
Еврипид осматривает маски
вбегает в тьму вещей затылком
во тьму их сущностей как будто бы в вагоне
бегущем по тоннелю
спиной вперед
и голова его огромное яйцо
в котором затаился кукушонок
и тенькает и шепчется и плачет
и кроны ходят как вода в бутылке
и внутрь лицом лежит амфитеатр
и шевелит подземными губами
КЕНТАВР
Себя он вынимает из глазницы
и снова падает в нее, словно лангуст
весь в терниях, расширенный и встречный
Из твердых конских вод рванувшись человеком
все задыхается все гнется, словно серп,
и, как бумага, догорая
корёжась в дырах и прорехах
сбегает, мучась, от самой себя
чтобы в себя уткнуться
так он кривится от перста Афины
и жжет его огонь в котором как в рубашке
стоит богиня с медленной улыбкой
что богу жизнь кентавру пламя
Расплющившийся вскачь о человека,
его он носит грудью, словно плоский шрам,
а тот руками в воздухе кричит
и ходит колесом и воздух забирает
и прячется и плачет и рыдает
забившись в норы темного себя
ОСЕНЬЮ
Тигр выйдет из клетки себя
оставит полосы прутьям –
прозрачному двойнику
и ты выходишь из ребер
лицо твое спрятано в роще
в каждом лице серебряном
в бабочке золотой
корни все пальцами ищут
ощупать лицо земное
и небо расти начинает
с воздушной ямы рогов
олень стоит со всплеском во лбу –
прозрачной лодки весло
гребком себя выдаст и канет
с той стороны бытия
нет смерти есть всплески и корни
шуршанье невидимых лодок
и швейных строка челноков
вдоль лобного зрячего неба
ты скроен задуман и слеплен
искуплен оплакан и узнан
и бездна в бездну течет
и путник из глаз пропадает
МЕТАМОРФОЗЫ
Коровий череп обрастал
растяжками, мускулатурой, божьим оком
глазами Геры, спрятанной за рощей
вот за зубами пробежал язык
возникнув из земли и эйдоса огня
и мышцы дольние заколосились
внутрь эллипса и били в них ключи
и водопады плоти –
как Лазарь выходящий из могилы
весь в родниках и облачных сцепленьях
она была – рождался полумесяц тонкий и молочный
над волоокой головой и маятника волосок спиральный
пульсировал в ее виске
отсчитывая новые секунды
и в ней и в розе что глядела справа
в спирали с шагом фибоначчи
в открытом рту.
Лицо ее – наполовину бог, а на другую – мясо и ремни
а между – лира в мятном ветерке
как будто ангел крутит мясорубку
Зачем поем мы больно и протяжно
зачем небес летит аэроплан
зачем над нами роща машет желтым флагом
зачем нас жжет продольный божий эллипс
что в мышцы вложен как Геракл в огонь
как солнце в маятник спиральный
подвижных сфер
и роза дышит нам рот-в-рот рот-в-рот
сгибая в нас дыхание подковой
и вздрогнув ищем рядом мы друзей глубоких
как вдох...
СОЛДАТУ ПО ИМЕНИ ЭР
он дробь стеклянных шариков их облако
стесненное продольным языком как лодкой
красной и влажной
красный и влажный Эр
в пространстве сложном листьев
себя из натяжений мира вынимает
пятиконечным звездным знаком
как будто только что родился на колени
и весь раскрыт
Мир шариков стеклянных!
то самолет, то пыль то человек –
и в пестрой утке вы скользите и летаете
ее собрав из слова утка и себя
и палочки стеклянной в клюве
И Эр идет с костром на голове
в огне из языков – весь в пузырьках
подводных легких как бутылка от нарзана
и в каждом – мира выпуклый охват
и каждый держит эмпирей, планеты, Эра
и задний двор и магазин со стеклотарой
и грузчика с углями в волосах
и луч к нему протянутый пробиркой
с убийцей человеков кислородом
так толпы строить башню вдруг сошлись
как воды в центр водоворота
откуда вышел полый кто-то
как рыба рыбы из себя
и промолчав ушел и вот
воздвигли столп и вдруг распрыгались
по полу лопнувшими бусами
а звездная река течет сквозь голову мою
и листьев линзы кружатся парят
и сжатый парусный снаряд
кочует вдаль по светоносным сферам
все дальше от ошибочного мира
где мертвый Эр еще не назван Эром
и шарики кровавые стоят
ЗРЕНИЕ
пирамиды шары и лица
над совершенной плоскостью птица
летит в четыре стороны света
с двух сторон любого предмета
леонардо стоит провожая лето
из глаз его течет монна лиза
и застывает выплаканная на лишнем
холсте бусами разнесена по вишням
структуры наблюдения
нас тут не надо
кенгуру убегает от любого взгляда
в ушко иголки чтоб жить там вечно
по мелким экранам разбрызганы вещи
воздух стоит в рукаве пальто
найдя свою руку как ветер серьги
что отразится в зеркале
когда его
не видит никто?
