Остап Сливинский. Воздух, который выдыхаешь вместе с криком (перевод с украинского Станислава Бельского)

СЕСТРА 

Мир наш – маленький, словно брошенная игрушка.

Тому, кто играл с ним, надуло в глаза песка, и он

с плачем побежал к пустому дому.

*

Мы намечтали себе так много жизни, сестра.

Не было там холодных сидений, ожидания

за турникетом и бессонных ночей в больничном

коридоре. Не было там автобусов,

где будят нас светом фонарика.

Не было запахов йода и мочи.

Мы разгонялись по склону холма и бежали к самой воде,

и плыли по поверхности бездны раньше,

чем успевали подумать.

Сожалениями не умели пользоваться,

вокруг любви ходили, как ходят

вокруг преждевременно расцветшего дерева.

Жизнь мы хотели прожить бессонную и густую,

как музыка аргентинского берега,

жизнь цельную, словно слиток,

но по такому жалкому курсу обменяли его на радость.

И теперь, когда нас закрыли внутри

задушливой ночи – смогу ли хотя бы проститься с тобой, сестра?

***

Воздух, который вдыхаешь, чтобы удержаться

на поверхности воды, воздух,

которого не хватает, чтобы удержаться.

Воздух, который выдыхаешь вместе с криком,

воздух, который выдыхаешь вместо крика.

Воздух, которого осталось так мало после всех

этих лет.

Воздух был бы страшным, будь он видимым.

Теперь, когда не говорим уже больше суток, воздух

твёрд, как рукоять прощения.

Воздух, гори мне, задуши меня,

заткни мой бестолковый рот.

Сделай так, чтобы мы шелестели, как два рукава

одной рубашки, как флаг, под которым никто не пойдёт в бой.

Воздух проклятый, не удержавший отца.

Отступи, наконец, и от меня, освободи меня

от своей вездесущей милости, от своей

пресной улыбки сестры милосердия.

Обещаю: не сбегу далеко, воздух.

***

Речь, которую другие считают

причудой, упрямством,

нарочитостью, эксцентричностью, –

будто хватаешь кухонный нож,

когда все воспитанно разбирают вилки,

и кромсаешь им общую тему,

пока из неё не брызнет кровь.

Не я её выбрал, – говорю, –

поверьте, меня с детства кормили

с этого ножа,

я привык так есть,

я не могу без крови, я знаю,

она во всём, о музыке ли мы говорим

или о воздухе,

я долго оттирал свою речь от крови,

время от времени она совсем чистая, будто новая,

будто это не она калечила меня в кармане,

будто не ей когда-то не успели приделать рукоять,

а потом снова замахиваюсь слишком сильно,

до самой крови, до пустоты внутри,

и становится слишком поздно

– всегда поздно –

просить прощения.

***

Моя страна – архипелаг, господин,

хотя на ваших картах она напоминает

насупившийся лоб, рассечённый посередине набухшей жилой.

Она – три тысячи островов, между которыми текут реки огня.

Но это северная земля, так что раз в год даже они

покрываются льдом,

правда, тонким, будто кожа мышонка,

и лишь сорвиголовы пробуют по нему перейти.

Мы смотрим, как под стеклом пылает огонь,

и бормочем наши кириллические молитвы, в которых

чётко указаны виновные.

Господин, безопасен у нас лишь снег.

Он безопасней, чем Бог, который добирается сюда

под конец рабочего дня, голодный и усталый.

Снег накрывает всё, как сестра милосердия,

как младшая сестра – она позаботится, когда уже не осталось никого.

Мы идём прямо на снег, когда случается заблудиться,

узнаём по снегу своих,

снегу молимся, снега ждём на ваших перронах и станциях,

в снегу успокаиваемся и засыпаем.

КОМПАС

Запад, где в тёплых каналах спят рыбы, полные других рыб.

Восток, приходящий последним и остающийся на ночь.

Север милостивый, придумай мне жизнь.

Юг...

Запад, уймись, это всего-навсего шутка.

Север, науськивающий псов.

Юг: дай утонуть в самой быстрой воде.

Восток...

Юг, бросивший в чужом городе.

Запад, смотрящий театр теней.

Восток, верни мне сестёр.

Север гортанный и прорывной, один.

ИЗ СЕРИИ «ИМЕНА»

Женщины в Библии редко упоминаются по имени. Женщины составляют лишь 5,5-8 процентов всех названных по именам персонажей, мужчин и женщин.

– Украинская Википедия

А ещё была дочь Ифтаха, которую

отец принёс Богу в жертву за победу над аммонитянами.

Почему же ваш справедливый Бог не спас её так же,

как спас Исаака?

А может, Он вовремя прибыл, обгоняя на мокрой дороге

древнеиудейских божков, но в последний момент

не смог вспомнить имени

(Богу не к лицу говорить абстрактно)?

Может, напрасно отец напоследок позволил

ей немного развлечься с подругами?

Может, чтобы разжалобить Бога, надо было, как Исаака,

разбудить её среди ночи,

ещё сонную гнать в горы?

Знаю, что скажешь, ребе: подруги нужнее женщине, чем имя.

Все лотереи эти, рука из небесной хмари, отменяющая приговор,

шансы потерянные, улучённые – это мужские забавы.

Пусть мужчины отчаются, пусть уповают на чудо,

пусть высматривают огонёк на холмах.

Пусть судьбой их будет напрасная надежда.

Дочь же Ифтаха зайдёт ровно и тихо, без ангельских труб,

словно луна над озером.

***

Кухня свободы – грязная

и замусоренная, извини. Только счастливцы

успевают прибрать за собой.

Только самые счастливые из них

готовят здесь для себя.

И всё же

здесь нельзя прийти на всё готовое:

нет пищи, которая портится быстрей,

чем свобода.

И те, что оставили на стенах свои рецепты,

знали, сколько раз придётся

начинать сначала.

Ещё одно поколение сожжённых кастрюль,

дыма и пожарных лестниц

для полуночного отступления.

Ещё одно поколение жизни.

Как тени, мы проскальзываем мимо

чистых витрин бистро, где под неоном

ждут пищи мужчины и женщины

в подозрительно похожей одежде.