ИЗ КНИГИ «МУСОРНОЕ СОЛНЦЕ» (1989)
***
Прямоугольная шкатулка из лакированной жести в форме гроба или саркофага. Справа вставлен ключик. С одного конца выглядывает маленький череп из фосфоресцирующей зелёной пластмассы. Ниже шеи скелет (предполагаемый – изготовлена лишь видимая его часть) прикрыт лоскутом чёрного фетра. С другого конца имеется горизонтальная жестяная пластинка с нарисованным на ней серым кружком. В центре кружка торчит язычок. Если приложить (посильнее нажав) монету к серому кружку (тем самым вдавив язычок), шкатулка начинает издавать негромкий металлический гул. Потом фетр приподнимается, и костлявая зелёная рука, опустившись на монету, утаскивает её резким, демонстративным жестом, как бы сгребая выигрыш. Сквозь щель (наполовину скрытую фетром) монета со звоном падает на дно шкатулки. Череп поднимается в лёгком неестественном кивке. Затем всё стихает, и ничего не происходит, пока не прижмёшь к серому кругу новую монетку.
Мало-помалу движения скелета становятся всё менее энергичными, как будто у слабеющего или умирающего. Тогда нужно завести механизм ключиком сбоку шкатулки.
***
Держись, подмога
уже подоспела
из-за лесов
давно.
***
Для обжор, выпивох, певунов,
затеявших
свою пирушку
у нас внутри,
мы больно малы,
нам больно.
Арии
вылетают
в трубки костей, наружу,
на волю
в пустоту.
***
Истрепавшиеся, разбухшие старые записные книжки в охряных переплётах. Полные неразборчивых заметок и набросков, вплетённых в паутину вычёркиваний. Имена и адреса людей, ставших такими же незнакомцами, какими были изначально. Время и место без даты. Страницы, где написанное расплылось, оставив лишь синеватые разводы. Давно сделанные или не сделанные дела. И то, что просто-напросто пропало, вырванные и оборванные страницы. Следы шариковой и перьевой ручки, туши, сангины. Индивидуальное прошлое тоже становится непонятным – само по себе.
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В КНИГИ
***
Я гашу тебя.
Прочёл
довольно. Даже
чересчур.
Золотые буквы или
зелёные фосфоресцирующие цифры
наручных часов – и те
не будут светиться.
Склянка с водой,
где двоякодышащая рыба
не лезет через край
к великой мысли
(а лишь беззвучно плавает), –
и та не будет серебриться
в ночи,
где гасящий с гасимым
ждут теперь оба,
невидимые. Разведённые
в воздухе
мошкарой, молекулами
запаха, и одежды, и
сна.
***
Три дыры
в голове. Рот
и глаза.
Ты слышишь вой.
Мясной сквозняк.
***
Смысл –
мучитель. Словесный
пестик, толкущий
новое болеутоляющее
в несметных
гулких ступках, этих
опрокинутых церковных колоколах,
этих намытых тиглях,
он стряпает страдание –
без рук,
без ног. Фантомные боли
лепечут
об успокоении.
Бессмыслица
спасительна.
***
Нерождённые и забытые
касаются друг друга,
не нас.
***
Оно антропоморфно –
и оно
не знает тебя.
Зеркало, кости,
кости в зеркале,
что́ последним придёт
и кто
пришёл первым; в конце концов
всё рáвно
всё равнó.
***
Белёный, отражённый
дом,
вся глубина его –
вода. Не утонуть
ли, чтобы
вселиться.
Нет. Никаких лёгких.
Быть
сгнившим
бревном.
Килем? Порогом? Оглоблей?
Или багром?
Нет уж.
Гнилым бревном.
***
Кто забыл
череп
на стуле?
Триста сорок лет
пролетели. Щетина, волосы
и ногти
растут
у кого-то
другого.