Уходи уходи уходи
БЕЗЫМЯНКА
(диптих)
i
я сказала – давай посмотрим озеро
в котором купались маленькими
ловили рыбу на удочки без крючков
бросали крошки которые потом кто-то склёвывал
хотя не водилось ни уток ни лебедей
кругом не было жилья человеческого
только серебряной лебедой и лиловым татарником
заросший пустырь
там мы взрывали петарды в красных бумажных
обёртках и в воздухе пахло порохом как на войне
мы проходим мимо двухэтажных зданий асфальтом
в котором лежат корни деревьев мимо остановившихся
аттракционов мимо колясок с сидящими маленькими
скоро вырастут и пойдут сидеть над озером
ронять пивные бутылки гречишную шелуху тихие слёзы
мы видим металлическое ограждение выкрашенное синей
краской двадцать лет назад
но ни озера
ни татарника
ни лебеды
только поднимаются новостройки звенят трамваи
ты сказал давай ловить рыбу на удочки без крючков и лесок
мы нашли две сухие длинные ветки
перелезли ограждение
сели на краешке
опустили босые ступни в холодную воду
коснулись дна тёмного илистого
ловись рыбка большая и маленькая
ловись рыбка большая и маленькая
бу́ди милостива
ii
мы живём на улице ново-вокзальная
я муж двое детей
младший пускает слюни в младшей группе детского сада журавлёнок привожу к открытию когда нянечка наиля моет пол в группе и просит по мокрому не ходить сажаю на деревянный стульчик с полустёршейся наклейкой с зайчиком и оставляю слушать сказки про белое море слепого шаха пятнистых рыб а потом прибегут другие размажут пшенную кашу по чистым краям тарелок
старший лижет бетонный пол в первом классе средней общеобразовательной училка молоко на губах на обсохло а уже говорит нельзя писать гелевой ручкой почерк не сформируется или какая-нибудь другая фигня а мы тащили полный букет тюльпанов в прозрачной плёнке с зелёной атласной лентой за восемьсот рублей всё забыла у неё тёмные волосы много родинок на лице алые крупные бусы
муж засыпает в чёрной «приоре» пьёт энергетики я говорю не пей а он говорит рустам пьёт и ильдар по-другому не получается выезжает в пять тридцать когда мы с детьми ещё видим пятнистых рыб лежащих на дне белого моря выходит за месяц тридцать пять тысяч если никто не пожалуется если правила не нарушишь
я работаю мастером ногтевого сервиса в салоне красоты «динара» на черемшанской улице здесь вы можете изменить форму ногтей удалить отросшую кутикулу отшлифовать поверхность сделать дизайн с полосками линиями камнями блёстками в стиле геометрия и минимализм девочки аня и диля смотрят «давай поженимся» но на них никто
каждое воскресенье я захожу в большой книжный хотя почти не читаю
смотрю на глянцевые плакаты с молодыми парнями из модной корейской группы у них яркие волосы гладкая кожа невыразимо-прекрасные лица
и думаю
господи
сколько
сколько ещё продлится
во рту привкус времени и металла
и хоть бы бабочка пролетела
и хоть бы цикада прострекотала
***
i
экстракт травы золотарника травы хвоща полевого травы горца птичьего корневищ пырея шелухи лука листьев березы семян пажитника
состав лекарства/описание луга
по которому не ходила
не чувствовала не вспоминала
так память заглотила наживку
рыбёшке крючок вонзился в белое нёбо
а как начнёшь давиться хрипеть выплёвывать
травы золотарника травы хвоща полевого
но никакого
ни одного не было
в долгом детстве
ii
ни дома
ни луга
только девятиэтажка
во дворе котлован под новое постоянное
грязь процеживала находила ржавые буквы ш
стеклянные бусины истлевшие корабли
саша не выходи
саша не выходи
но иду хоронить ничейную кошку
ладони листьями оборачивать
iii
со мной белобрысая девочка
и мальчик с коростами от петард
любочка-дурочка качающая головой
и ещё жирная
и рома
и машка
у всех руки обёрнуты листьями
травой золотарника
хвоща полевого
горца птичьего
листьев березы
когда рыли в мокрой рыжей глине
пластмассовыми совочками
алюминиевыми лопатками с ржавыми кромками
укладывали потом пели как в церкви
по-птичьи слова что запомнили
iv
но всё переврали
говорю машке непременно выучим осмогласие
чтобы звенело переливалось люди ходили не поворачиваясь спиной к алтарю
расплавленный воск до язвочек обжигал пальцы чернела родинка на затылке певчего
решили стоять пока душа кошки не отлетит
саша не выходи
саша не выходи
поминали черемуховыми ягодами сладкими вяжущими с одной косточкой
а если две значит не птичьи волчьи выплюнь чтобы остаться здесь
семенами пажитника
корнями петрушки
высовывали языки
показывали синее
у меня ярче нет у меня
тогда и почувствовала
крючок в нёбе
дёрнула крикнула
захлебнулась сукровицей
не смогла
вытащить
v
так и пошла искать рыбака
за лесочкой
архангельским лесом
потащилась по корневищам пырея
шелухе лука
понабирала в волосы
всякого сора песен и разговоров
заговоров заплачек
как у нас у бессчастныих
во углу-столу пустешенько
отпусти память
белобрысую девочку
мальчика с коростами от петард
жирную и другую
любочку-дурочку
машку и рому
вырви ржавые сосновые иглы
vi
но не стихло
в голове
в небе
в белом нёбе
всё болит крючок когда говорю
всё кровь собирается в уголках рта
приложить травы золотарника горца птичьего травы хвоща полевого бы
но на моём лугу
никакого
давно никакого
ни одного
***
смерть ужалила
когда собирала крыжовник
в эмалированную кружку
занозой
засела в ладони
выковыриваю иголочкой под
тусклой лампочкой
клейкими лентами
где корчатся мухи
не могут кончиться не могут
кончиться не отходят
не выходит
торчащий чёрный стебелёк
стерженёк проскальзывает не цепляет
только разбередила глубже
до крови расковыряла
обагрила манжеты
папиной выходной рубашки
белую ватку приложить не успела
выходи смерть выходи смерть
не тронь
не тронь
моего тела
***
помню, как ходили с тобой на марш миллионов в колонне лгбт
меня спрашивали: а как ты будешь бежать поглядев на мой сарафан, на подол закрывающий каблуки
но я не хотела бежать я хотела красиво пройти и остаться
нам раздали пластиковые значки – розовый треугольник на чёрном фоне
я приколола над грудью на левую сторону неосознанно повторяя что-то увиденное страшное
(потом вспомнила фотографию: узники-гомосексуалы концлагеря заксенхаузен с такими же на груди)
мы говорили – уходи уходи уходи уходи
но имя тонуло во всеобщем шуме
я не знала кого мы просим
никто не ушёл
двенадцать лет спустя под ногами мёрзлое крошево наледи ещё не успевшей растаять к середине марта
мне тридцать четыре
тебе сорок
впереди девочка с синими волосами позади манежная площадь
и мы снова идём на марш миллионов в колонне лгбт
без значков и флагов, потому что обязательно остановят, если увидят, зато с остриженными волосами – в знак солидарности, памяти, все как одна/один,
чтобы никто за волосы не схватил, не бросил на кровавый асфальт
мы прыгаем
мы плачем
и мы кричим
уходи уходи уходи
наконец разбираю имя
наутро в новостях сообщают:
вчера полиция задержала
десятерых нарушителей общественного порядка
теперь о погоде
из-за аномального тепла в ботсаду зацвели вишни
и мы встаём безголосыми
совершенно охрипшими
***
снилось: раскачиваюсь в автобусе под мерное дребезжание распахнутых окон
на остановке «первая городская больница» заходишь ты в другом и нелепом теле
но чувствую запах который ни годы не изменили ни одежда с чужого плеча
подхожу ближе и говорю:
«разве память не острее дешёвого дезодоранта
ветровки из полиэстера?»
ты узнаёшь меня
из липкой кожи петли
висят над нами
тускло горит в прихожей
лампочка когда всхлипывая просыпаюсь
***
i
автобус проскакивает остановку
говорю: остановитесь, пожалуйста
но словно не слышат
едем до следующей
может быть дело в дредах
больших японских наушниках
коротком джинсовом комбинезоне
смотрят женщины с пакетиками рассады
смотрят женщины с траурными каёмочками
под красным лаком
ii
мы выходим на новой дороге
ты спрашиваешь: что за тёмные точки там вдалеке
будто птицы? – я отвечаю: это
скотомогильник не смотри хотя
там ничего бетон и железо
мы идём один километр
остающийся до жилья
человека водоёмов колодцев
iii
фронтон нашего деревянного дома
выкрасили лазурью отчего узнаю
не сразу открывая калитку вдыхая
ароматы утренних трав чуть примятых
моросью. кажется, я здесь впервые
с самого дня похорон.
за дверью в сени металлические
инструменты с засохшей землёй
стоялая вода в пластмассовых синих лейках
тёплое дерево окурки в стеклянной банке
цинковые сухие вёдра
нарезанный белый хлеб
iv
мы заходим в избу
и ты говоришь здравствуйте
моей мёртвой бабушке
очень прямо сидящей
в зелёном нарядном платье
за накрытым столом
***
пересматривая höstsonaten замечаю
как мягкий рассеянный свет лампы
с розоватым бумажным абажуром
ложится на лицо ингрид бергман
затем на моё
хочется плакать не потому
что никогда не будет детей
