Чарльз Бернстин. Мир вверх тормашками (перевод с английского и предисловие Яна Пробштейна)

В своей новой книге «Вверх тормашками» (Topsy–Turvy, Chicago University Press 2021) лауреат Боллингеновской премии 2019 года Чарльз Бернстин продолжает отказываться от находок, обновляя язык, остраняя реальность (если воспользоваться излюбленным им выражением В. Шкловского).

Джона Эшбери как одного из самых ярких представителей Нью-Йоркской школы и Чарльза Бернстина как представителя языковой («L=A=N=G=U=A=G=E») поэзии связывает не только то, что оба были удостоены Боллингеновской премии, но, в первую очередь,  отношение к языку. Немало общего между ними и в поэтике, прежде всего, в отказе от громких фраз, пророческих утверждений, эмоций, исповедальности, некоей эгоцентричности. Поэзия – для обоих – дело частное, но от этого – не менее важное. У обоих поэтика построена на остранении; «странность, которая остается странной», как выразился сам Бернстин, перефразируя Паунда («новость, которая остается новостью» или «неустаревающая новость») [1]  в своей статье, посвященной 80-летию Джона Эшбери [2].  Оба нацелены на обновление языка, стихи обоих построены на фрагментарности, переходе от одного утверждения к другому без подготовки. Но у Эшбери, стихи которого сюрреалистичны, эти переходы более плавные, основанные на кажущейся связи (которую Бернстин называет «гипотаксисом»), использовании таких союзов, например, как «между тем», «тем временем», которые на самом деле ничего не связывают, но являются вымышленными или ложными связками:

Это не может быть чем-то слишком очевидным, как кортеж

машин, не знающих, что они кортеж,

или покрасочные работы среди многих, которые взяты 

как подряд у компании, владеющей зданием театра.

И все же это должно себя осознать, иначе станет тягостным

однажды днем. Они так усердно стараются стать американцами,

но в итоге то, откуда вы родом, имеет значение,

не кто вы или кем собираетесь стать.

В отличие от верблюдопарда, это не может быть слишком очевидным

или незнакомым. Просто склонись и жди, и постепенно

проявится водяной знак, грусть, дрожащая среди ветвей деревьев,

образы и тому подобное, конфузливые демагоги пришли нас поздравить,

незаметно подталкивая нас все ближе к вехам,

одобренным Администрацией роста Похождений Плута [3], улавливая

соки, пока они не загустеют в клей и не истощат нас,

что означает, что случиться может все, что угодно.

Так что странные знаки вскоре проявятся.

Он долго сидел на крыльце.

Сто миллиардов раз решение окуналось, махало

и было таково. Хорошей погоды! Вот именно.

(«В отличие от верблюдопарда», “Unlike the Camelopard”, p. 25) [4]

Бернстин даже считает, что сюрреалистическую поэтику Эшбери можно охарактеризовать как «скольжение», кажущийся постепенным, «гладким» переход между несвязанными частями, как в поэме «Конькобежцы» или в живописи Де Кирико. Напротив, он стремится к более резким, ухабистым ("bumpy") переходам, основанным на «паратаксисе», как в известном двустишии Паунда:

В толпе безликой                 появились эти лица –

На черной влажной                         ветке листья.

(«На станции метро». Перевод Я. Пробштейна)

Далее в своей статье об Эшбери Бернстин пишет о том, что всегда понимал название книги поэта, критика и переводчика Дэвида Лимана «Последний авангард», посвященной Нью-Йоркской школе, <…> как «последний перед данным», то есть следующим за ним. Ибо авангарды – это всегда и неизбежно смещенные и перемещенные флотилии, разбросанные в открытом безымянном море, которому каждый стремится дать имя. Лиман совершает риторическую ошибку, рекламируя предметы своих исследований как аполитические, в процессе чего он смертельно подрывает политические и этические пристрастия и беспристрастность Эшбери (его клиническую ценность, как это понимает Делюз)[5].

Авангард для Бернстина – постоянное обновление (перефразируя формулу Паунда "Make it New"). Основываясь на «Патафизике» Альфреда Жарри (1873-1907), понятии, которое тот ввел в романе «Деяния и суждения доктора Фаустролля, патафизика», определяя ее как науку, связанную с законами, которые управляют исключениями и объясняют вселенную, добавочную к данной, Бернстин, еще раз остранив это понятие, выдвинул так называемое «патакверическое» воображение (the pataquerical imagination), причем "querical", причастие, образованное от слова "queer" («странный», «чудной»), являясь к тому же эхом-отзвуком слова "quest" («поиск»), подчеркивает устремленность, поиск паранормального, патафизически странного [6]. Сам Бернстин пишет, что это – «синкретический термин, объединяющий "странность", "дикость" (или необузданность) и рискованную ворчливость» [7]. Слово «эхо» неслучайно, поскольку Берстин выдвинул также идею «эхопоэтики», то есть поэтики, основанной на эхе, которое всегда деформирует или остраняет основной звук – так что в том, был ли первоначальный звук, возникает сомнение. Развитию этой идеи посвящена большая глава в последней книге эссе Бернстина "Pitch of Poetry" [8]. Он не застывает на месте, но вместе с тем и не уходит от наболевших вопросов повседневности. В последней книге эссе он пишет:

Вообразить, что есть нейтральное пространство, ремесло поэзии, свободное от идеологического давления или заражения, – есть позитивизм. В поэтической культуре – это наиболее заразная форма идеологического самообмана, поскольку она не может раскрыться для противоречий, различий или диалектики, то есть со (противо) позициональности.

Вознестись над идеологией, приверженности эстетическим партиям, течениям, группам и позициям – значит быть ослепленным идолопоклонством.

Поэтика ценна в той мере, в которой она может породить другие точки зрения, как согласие, так и несогласие, в ответ. Циклическая триумфальность групповщины в послевоенной американской поэзии, в той мере в какой она намеревается положить конец спорам нежели их стимулировать (букв. foment, побуждать) – самая лицемерная из позиций.

Эта триумфальность есть зеркальное отражение, а не сражение, с авангардизмом формалистского прогресса, которая искореняет все предыдущие и другие <формы> почти так же быстро, как и самое себя.

<…>

Задача изогнутых (bent studies) занятий – двигаться поверх «экспериментального» к неиспытанному, необходимому,  вновь формирующемуся, условному, изобретательному. Новизна сопротивляется картам. Я стремлюсь к поэтике, которая отрицает толстокишечную высоту как единственное, лучшее решение исторического авангарда, но также отрицает и его темного близнеца, официальную поэтическую культуру, пробавляющуюся на дне лоботомизации поэтической инновации.

Конфликт – рябь искусства [9].

[1] Pound Ezra. ABC of Reading. New Haven: Yale University Press, 1934; rpt. New York: New Directions, 1960. P. 29.
[2] Bernstein, Charles. “The Meandering Yangtze.” Pitch of Poetry (Chicago The University of Chicago Press, 2016), P. 152.
[3] В оригинале обыгрывается название серии гравюр английского художника 18 века Уильяма Хогарта и одноименной оперы Игоря Стравинского, написанной на либретто У. Х. Одена и Честера Кальмана.
[4] Из книги «Быстрый вопрос» (2012)
[5] Bernstein, Charles. Pitch of Poetry, P. 152. 
[6] Bernstein, Charles. “The Pataquerical Imagination”, p. 293–344; “Pataquericals & Poetics”, p. 345–349 (последнее является своеобразным словариком терминологии «патакверической поэтики». Chicago The University of Chicago Press, 2016.
[7] Bernstein, Charles. Personal email as an explanation to Pitch of Poetry, p. 77: This is what I call the pataquerical imperative (a syncretic term suggesting weirdness, wildness, and precarious querulousness).
[8] Bernstein, Charles. “Echopoetics” Pitch of Poetry, p. 187-292.
[9] Bernstein, Charles. Pitch of Poetry, P. 297.

Из книги «Вверх тормашками» (2021)

САМОИЗОЛЯЦИЯ

Не выйдешь из

выхода, наигрывая едкий

мотив из старых деньков,

когда мы танцевали

до самозабвенья. Теперь мы

в забвенье, Божье

безмолвье делает

нас глухими друг к другу,

и скрипач пиликает

знакомый мотив. Знакомый

и убийственный. Проснись,

слушай эти застывшие

все еще голосочки:

Антропоцен

играет рядом чуть

севернее и это

лишь привкус того,

что грядет.

ЕСЛИ БЫ САФО БЫЛА НЛО

                        Джону Эшбери  

Если бы я был джинном,

Мы б танцевали на планете Плутон

И обедали на пляже Ипанема в Рио.

Больше ничем особым

Я не привязан к этой разрезанной ткани

Чудесного, что продается все эти годы

Без покупателей и лишь с тремя

Правомочными торговцами. Я почти достиг

Марса, потом вернулся домой, слишком много

Грязи в тех краях, и я скучал

По запаху родной земли

Даже если б он оказался импортированным.

3 сентября 2017

ПУТЬ ЗЕНОНА

Три шага

вперед, сбит с ног

на пол;

встаю,

прошел два

шага назад,

сбит с ног

опять; встал

вновь. Два

шага вперед,

время вышло.

Пробился

один шаг назад,

пробился вбок

на пять шагов.

Сбит с ног.

Очнулся,

головокруженье, пять

шагов

назад

на место.

Продолжаю,

как

прежде, как

после.

ARS POETICA

            текст

            это

            дик

            ар

            ство

ЖАЛЯЩИЙ ПУТЬ * [1]

То ли муха то ли пчела [2]

Жалит всю ночь напролет

Довела жалом до зла

Всю ночь напролет

А как наступит заря

Ору почем зря

То как кур в ощип попаду

То задумаюсь как индюк

Боюсь в яму ближнего угодить

Но думаю – пронесет вдруг

Ужалила злая пчела

Довела жалом до зла

Вокруг – ангелов рой

Ни один не знает пути домой

Сделаю, как скажешь. Все в твоей воле

Увидимся на той стороне что ли

Господь говорит что незрим

Надеюсь до смерти на встречу с ним

Ужалила злая пчела

Жалом до зла довела

Вокруг – ангелов рой

Ни один не проводит меня домой

ЗАГАДКА

Вот где оно

Нет не там

Слишком быстро ушло

Потом это было

Вот так

Там где я

Скрылся из вида

Всегда неподалеку

Возьми меня скорей

Поближе туда

Эксцентрическая трагедия [3]

Если уйдешь, то попозже

Или останься: история

Танца изувечена

И заверчена, и когда то

Пройдет, это быть может.

СВИДЕТЕЛЬСТВО 

Говорить правду – вроде лжи, поскольку

Всякая правда скрывает как другие истины, так и

Множество неправд. Но лгать – так же

Далеко от правды как мертвецы от живых.

В мои намеренья никогда не входило

Ни то, ни другое – просто держать открытым проход

Для лодки, плывущей в бесконечное море.

ОБЪЯСНЕНИЕ

Пернатые

оплакивают нас

даже до того как

мы умрем,

словно

жизнь закончилась

эоны назад и

мы просто

послесловия.

Глубины искривляют

вещи, вздымающие

пассивных сверстников

к едва ли

равноценным граням.

Каузальность –

упущенное заключение

об

утраченном

факте. Часы

знают

который

час

не больше

нашего.

В РЕАЛЬНОСТИ 

Реальность не лжет. В реальности

это правда подводит нас.

Правда видна в утреннем свете

А день уводит ее в нети.

Лжецы идут вперед. Ложь остается здесь:

Правда ее освятила и превратила в весть.

ИНТАЛИЯ

быстро

она движется прочь

как течет быстрый отлив

или твоя любовь

когда ты отворачиваешься

СТРОКА? 

Труднее

забыть чем

запомнить

кроме как

когда вспоминаешь

что ты забыл

и забываешь

что вспомнил

ЭТО НЕ МОЙ САКВОЯЖ

Меня и впрямь достает, когда ты говоришь это, мужик.

Как я сказал, это не моя саквояж, мужик. Ты

меня вырубаешь. Может это чей-то

саквояж, может он твой, мужик, но это

не мой саквояж. Ни фига, никак. Что за блажь.

Так тупо. У меня есть свой саквояж, мужик.

& не нужен мне этот саквояж. Просёк?

Говорю тебе, мужик, ты так пристал

что достал. Моя саквояж клевый, мужик, & я

не врубаюсь о чем базар. Типа, как я сказал, мужик,

это не мой саквояж.

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА

Даже когда он был девственным

Он не был девственным

НЕТ ТОГДА ТАМ ПОТОМ [4]

Но вот сейчас

Давай назначим свидание

Нашей новой судьбе

(Ставки для нас

Пан или пропал)

Когда история сгинет

Будем сами по себе

Без весла и без ветрил

Словно нас кто-то обрил.

Когда потом тогда

Нигде не найти сейчас

Это онтологическая взвесь

Чтоб снять этот весь

Бесконечный стресс.

Не потом это все равно как

Не сейчас теперь, перст

На себя указует или

В небо без горизонта.

Будь сейчас тогда

И будь там

Когда. Сейчас миг

Бросил радуги блик.

ОБСЛУЖИВАЮТ ТАКЖЕ И ТЕХ КТО БРЕДЕТ ВБРОД

А что я тебе говорил? А ты никогда

не слушаешь. Ни раньше, ни теперь.

Полбуханки не лучше, чем ничего.

Ничего не отвлекает. И когда доберешься

туда, забудешь зачем пришел.

Мало разницы, пока беспокойство

не становится полномасштабным психозом,

и даже, если б стало, кто ты такой, чтоб болтать?

МЕЧЕШЬ КАК БИСЕР

Если песок достал – с пляжа прочь.

Коль от тревог устал – ищи нирвану.

Коль Дайтона осточертела – не в жаре дело

В республиканцах.

У МОГИЛЫ ПЕССОА

Я не я

и ты не ты

но и вы не вы

но все нашлись

в их они

ИЗ РУКАВА БАСТЕРА КИТОНА

Стих терзает

Проза ублажает

Поэзия опьяненье

Проза ускоренье

ТЫ БЫЛ ТАМ, КОГДА РАСПИНАЛИ НАШЕГО ГОСПОДА? *

Я был. Давай расскажу. Это было до мерзости подло,

отвратительно. Сокрушительно, если хочешь знать.

Но хуже всего, что это не кончалось несколько дней,

Даже лет, по правде сказать. Не кончилось и до сих пор.

УСУГУБЛЯЯ ПОЛОЖЕНИЕ

Я сам не свой.

Тогда какой?

Больной.

И это не ты?

Не я – одно название.

А это кто?

Тень, туман, печаль.

Помудрей и стань другим.

Из себя выдави себя.

Недержание.

КАК БУДТО ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ

То и есть чем и было.

Это не то чем не было.

Болит где больно.

Порезало где порез

Учло бы если б могло.

Потерялось где осталось.

Осталось когда потерялось.

Дрожит когда закрыт.

Брошено когда бросает.

Протекает когда течь.

Было тем что есть.

НАСТОЯЩИЙ СЕВЕР КАК РАЗ ЮЖНЕЕ ОТСЮДА

Севернее северного полюса

Южнее желанья

Я нашел свою любовь

Одинокую и седую

Плывущую в завтра.

«Далеко ли отсюда?»

Спросил я в отчаянье

Но она не ответила

Даже ветру

шептавшему заклинанья.

Хотя проблеск

Космоса был нам виден

У нас было мало надежды

Продлить ночь.

Мало надежды, но много

Вина, мы жили уже

взяв время взаймы.

Мало надежды, но много

стихов, здесь в

Запутанном средоточье

символами свиристящим.

Я ЗНАЮ, ЧТО МОЙ СПАСИТЕЛЬ ЖИВ

Иногда, не то, чтобы я мог сказать когда,

Дождь превращается в туман, то есть даже

Когда ливень льет. Я вымок,

Но чувствую близость земли, которую,

Я видел лишь по телевизору все же.

Есть рассеяние, которое делает вид

Что послушно, но в этом тоже

Нет свободы.

ARS IMPOTENS [5]

Поэзия сделана не из идей а из слов.

Поэзия не сделана из идей но слов.

Поэзия не сделана из идей но из слов.

Из слов сделана поэзия, не идей.

Слова – вот из чего сделана поэзия, не из идей.

Не из идей, поэзия сделана из слов.

Сделана из слов, поэзия, не идей.

Сделана не из идей но из слов – поэзия.

ТУЧИ ПОСЛЕ ДОЖДЯ *

изнурение наступает после тяжкого труда

и половых излишеств

сильный ветер ломает даже могучий ствол

и множество нас веточек попутно

даже самый трудный путь –

только начало

любая ложь – своего рода правда

истина всегда неискренна

величайшая забота – форма

онтологической озабоченности

надежда увечит вечность

чувства бесчувственны

доверие замаскировано жестокостью

перед каждым шагом

есть шаг

самый трудный шаг –

перед первым

первый шаг – недвижность

у добрых не хватает ума

а у разумных доброты

а те кто разумны и добры –

посмешище для всех.

счастливые не в ладу с их печалью

потерянная душа нашла приют в бесприютности

любой ребенок сожалеет о невинности

то что прямо

впереди

часто почти

позади

сущность без жизни

как политика без истории

реальность –

не под покровом

это и есть покров

вещь сама по себе –

не маскируется

она и есть маска

горе тонизирует отчаяние

АНТИМЕТАФИЗИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Фантазии до реальности далеко

(Хотя реальность не фантастика отнюдь)

Нет ничего реальнее правды

(Хотя правда не реальна отнюдь)

Нет, ничего нет истинней чем реальности зов

Истина запуталась в путах рабов

(Фантазии воображения и ничего сверх того)

НЕБЕСНОЕ ОЗЕРО

                        Фень Ли 

Отражение предшествует образу,

Который плывет в воздухе

Между над и под

Или измеряет небо

Облепленное стыдливо миндальным печеньем,

Которым испещрен облачный свод,

Как последний поезд в Бейонн

Клонится в сторону Вифлеема,

Где пятен грязи не видно

Никому кроме меня.

ТЬМА, КОТОРУЮ ОН НАЗЫВАЛ НОЧЬ

Добродетель – род

отчаянья,

маскирующегося под

заботу. Горький поток

для добродетели сладок.

Изысканное вино

кислит на ее губах.

Змеи едят из

ее рук.

Ослы выполняют

ее прихоти. Само-

восхваляющие писанья –

ее путь. Метод,

ее М.О.,

крепко вцепился

в возвышенную

любовь и яро

выраженное сочувствие.

Меч добродетели –

правда,

влюбленная в

себя, не в ладах

с другими.

Прославленные стандарты

она принимает, добродетель

давит неверующих,

изображает

недовольных, стыдя

тех, кто отказывается исправляться.

Страсть добродетели – это

упрек. Нет ничего

прекраснее

для добродетели чем

убедительное правосудие

и сокрушенный

отступник: жарит

на сковородке

тех, кому никогда

не отпустит грехи эстетика.

ОТКЛЮЧИ БЛОКАТОР ПОЭЗИИ

Это первое предупреждение. Эстетическая акция

Будет предпринята, если не последует ответа.

ТЕОРИЯ АФФЕКТА *

жалко что так жалко

грустно что так грустно

несчастен от своих несчастий

печалюсь о своей печали

в депрессии от своей депрессии

тревожусь о своей тревоге

счастлив быть счастливым

радоваться рад

разочарован разочарованьем

развлечен развлеченьем

зол на злость

безразличен к безразличью

отчаиваюсь от отчаяния

утратил себя в утрате

кейфую от кейфа

потрясен потрясеньем

болею от боли

ранен раной

унижен униженьем

параноидален из-за паранойи

обижен обидой

развоплощен воплощением

несчастен от несчастий

желаю желать

отупел от тупости

стыжусь своего стыда

не ведаю о своем невежестве

винюсь от своего чувства вины

парализован своим параличом

оконфужен своим конфузом

онемел от своей немоты

задвигался из-за своей неподвижности

возбужден от своего возбуждения

в порядке когда в порядке

смущен своим смущением

безутешен от своей безутешности

устрашен своим страхом

ободрен своим смущением

КОВИДНОСТЬ

Достанет меня Ковид

Не сейчас, так потом

Убьет меня Ковид

Найдет мой дом

Под обложками погребен

В убежище убежал

Сквозь слой трехметровых стен

Друзьям прощай сказал

Достанет меня ковид

Навылет пронзит

Слабые легкие у меня

И к тому же не понят я

Дистанцию соблюдаю

Маску напялил большую

Чувствую, как Одинокий Рейнджер

Перед тем, как схлопотал он пулю.

Найдет меня Ковид

Не теперь, так потом

Идет за мной по пятам

Узнает, где мой дом.

Зовите это дистанцией

Я называю душевной болью

Говорите, что справлюсь я

Но груз уж тяжек больно

Ковид за углом стоит
Сдавит до посиненья

Но не этого я боюсь –

За вас мои опасенья

Вы всегда на расстоянье были

Но от меня, со мной не споря

Теперь, кажется, вы уплыли

В открытое море

Найдет меня Ковид

Не теперь, так потом

Идет за мной по пятам

Узнает, где мой дом

Говорите, что с дистанцией,

Я справлюсь шутя,

Но если от вас вдалеке,

Утону, в воду не войдя

Так много вокруг смертей

Что о собственной смерти мысли

Названиваю по телефону

А вы на скайпе зависли

За нами придет Ковид,

Достанет нас наверняка

Легкие наши ослабли

И не поняли нас пока

ИЗ ДВОЙСТВЕННОСТЕЙ

иногда пчела просто пчела

и жало просто жало

и песня – просто песня

и печаль просто печаль

иногда грусть просто накатит

а чернуха – просто инструмент

несмываемой непримиримости формы

КРУШЕНИЕ НАДЕЖДЫ [6]

Смерть – конец всякой печали

За мигом блаженства – шторм

Глубже, чем к бездне с ключами [7]

К безумию путь, при том

Всю радость штормы умчали

Одиночество живо своим умом

ДВОЙСТВЕННОСТЬ

Если мои дела

Чувства мои отменили

Отправь тогда меня в море

В лодке без киля

И я неустанно гребя

Обнять приплыву тебя

Могу ли сделать иное?

Могу ли сделать иное?

Из новых стихотворений

ДВА ВАРИАНТА ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

Mandelstam

                        На стекла вечности уже легло

                        Мое дыхание, мое тепло.

                        – Осип Мандельштам

Am I referent or referee,

refugee or redeemer,

projector or projection,

draft or final cut? I am

neither the one  who

calls nor the one chosen,

neither anagram nor 

abstraction. My breath

disappears from the window

more quickly than it forms. 

                        for Ian Probstein 

МАНДЕЛЬШТАМ

                        Яну Пробштейну

                        На стекла вечности уже легло

                        Мое дыхание, мое тепло.

                        – Осип Мандельштам

Я референт иль рефери,

я беженец или беглец,

спасенный я или спаситель,

проекция или проектор,

я черновик иль чистовик?

Я не взываю и не зван,

не избираю и не избран,

я не абстракция, не анаграмма.

С оконных стекол исчезает

быстрее выдоха мое дыханье.

#2

I am neither referent 

nor referee, refugee 

nor redeemer, projector 

nor projection, draft 

nor final cut. Neither 

the one who calls nor 

the one chosen, anagram 

nor abstraction. My 

breath disappears from 

the window more quickly 

than it formed. 

                        for Ian Probstein

№2

                        Яну Пробштейну

Я и не референт, не рефери,

я беженец, беглец,

а не спаситель, проектор

а не проекция, я черновик,

не чистовик. Я не взываю

и не зван, не избран

 и не избираю, анаграмма,

a не абстракция. Moe

дыханье со стекла

стирается быстрее

выдоха.