Вслед за «Notzeit» Барретта Уоттена: шесть поэтов об опыте изоляции
Шестнадцатый номер журнала «Носорог» вышел с подзаголовком «Путешествие вокруг комнаты» и посвящён опыту изоляции, переживанию времени карантина. Среди других материалов, в номере публикуется и фрагмент поэмы американского поэта Барретта Уоттена «Notzeit» в переводе Екатерины Захаркив (под ред. Станислава Снытко). Переводчица так пишет об этой поэме: «"Notzeit" – это тщательный учет вещей коронавирусного локдауна: дней и заголовков, обрывков разговоров, репортажей и страшных мыслей, исторических аналогий и сопутствующих политических событий, а также дейктиков и даже особых правил по соблюдению длины строк. В общем, это поэтическое свидетельство (которое, как известно, может быть явлено только в таком (поэтическом) формате) нашего странного тяжелого опыта последнего (ушедшего уже наконец) года – на содержательном и формальном уровнях».
Мы попросили шестерых молодых поэтов изучить феномен изоляции, отталкиваясь от поэмы Уоттена: внимательно всмотреться в то, как посредством поэзии размыкаются ограничивающие рамки и в то, как поэзия реагирует на всё большее и большее отсечение «внешнего». Представляем вам полифоническую подборку стихотворений и медиагибридов: разные точки зрения на опыт локдауна, основывающиеся на поэме Барретта Уоттена из шестнадцатого номера журнала «Носорог».
Василий Савельев
КОМНАТА-СКАФАНДР
у селá, как и у комнаты в этом селе, четыре угла,
но если долго пялиться на них, то каждый из них – овальный.
в первом углу мухи в чёрных и белых одеяниях-крыльях играют в шахматы:
кто перевернет шахматную доску?
...вслед за шахматной доской, я переворачиваюсь
на другой, ещё розовый и девственный, бок.
во втором углу мои мысли летают у потолка,
как подрывные и рваные облака.
в третьем – углу-воображении – ложатся
спать люди в пижамах, как ангелы коммунизма-социализма,
рыцари фаланстера.
а в четвертом я напишу лучшие свои стихи.
– в какой из углов ударить бы первым? –
все равно в комнате-скафандре место только для одного,
хотя даже я в ней запрещённая вещь-вне-себя,
ставлю время, как табуретку, и оно твёрдо стоит на четырёх ногах.
дорогое время, выстрели континентом, сплюнь его,
пусть отправляется в космос, может, там,
в цветущей и нежной невесомости, он обретёт покой,
или сгинет, запутавшись, в галактическом мусоре.
захлопни, любимая, веки свои, как двери, как границы африки –
тем самым избавь меня от ужаса-наблюдателя
только Instagram даёт мне свободу,
возносит туда, снимая с меня изоляцию,
где я чистый и оголенный, как провод.
спой надрывно колыбельную мне,
убей меня, детка, убей.
Александр Фролов
МАТ В ОДИН ХОД
Потеют стёкла, закрытые плёнкой,
глаза – в матовом коконе, одеяле слепоты
перебродившее время,
щели, заполненные пеной,
темнота логоса – белизной пробела.
В этот раз вода не находит свой путь,
хотя была всегда на шаг впереди заключения в кавычки.
Тени животных не пересекают границ заповедника.
Душа за десятью печатями заповедей.
Волчица-мелодия кормит молоком близнецов,
что заключат её в периметр гаммы на семи холмах.
Схемы эвакуации ведут к центру внутреннего пространства,
в семя огня, к нулевой гласной, фонеме пустыря,
выпотрошенным тушам диалогов.
Это – острие разговора с самим собой;
обоюдоострая линза языка вырезает лучом на бессознательном
имя двойника в обратном порядке.
Целибат, обет молчания, ма́уна,
пламя свечи не дрогнет в темноте,
пески заглатывают бесцветный бисер дней,
руки увязли в затвердевающей грязи,
пальцы ног ломаются в труде иероглифа,
горло хрипит метафорой от тишины с излишним весом,
голубые карлики и красные гиганты сжимаются
до лампочек сигналов тревоги,
до клякс на полях галереи неудач двоечника,
до сгустков иерархической крови в фамильных перечнях семей.
Полёт птицы в спичечном коробке тарахтит костями. Случая?
Слова приколоты рыбными иглами к песочной доске.
Разнообразие форм ограничено свойствами вещества,
количество ходов – шахматной доской, полюсами партии.
Мосты разведены через каждое «между»,
края паззлов разъедены сыростью планетарного кашля,
проржавевший воздух воет дырами, не успевая срастаться,
где ещё минуту назад билось живое.
Пересохшие русла, мертвые источники,
холодный пепел памяти висит остановленным снегом
внутри разбухшего времени.
Соединительной тканью внешнее распухает
со всех сторон к каждому из нас,
поставленному на нуле измерительной линейки
в центре абсолютной комнаты.
Минус и плюс бесконечность берут в кольцо
каждую пылинку, звук, свет,
сплетаясь в маски на лицах,
которых нет.
Любовь Баркова
ПЯТЬ ОТРЫВКОВ О КОМНАТЕ
1.
(дом – лишь гость в св)
(оем доме)
2.
(или вот: мои чьито гла)
(за чьитоми моими оками)
3.
(воздух от воздуха: межу)
(емый: воздухом-кладкой)
4.
(или так: внутри губ с)
(лова от губ охранив)
5.
(воздух недрогул: голо)
(с без голоса видно)
Владимир Бекмеметьев
***
(слишком ошмёточная транскрипция внутренней жизни, поэтому) начать
(непроваренность внутренней революции – и не надо)
так:
«...как в котле
(в предсонье кулак разжимается – в весноуказчик – ранящая порука метит – в должность хватки, да, похоже себя из болота прямить в лживой [или/из] конспиративной святости глубже, чем Я,
3 варианта сезона есть, но впору печалиться о флюгерной необратимости, стойкости на безветрие,
в пору склизкую, пилотным лагманом, в каком слайсы кожи киснут)
…кипим всё это длинное время»
но: как скисли?
«погляди на неправду свою и возненавидь её»
(уксусом изливаясь, проехав так же и в лето, в размыто
под грифель – калека шаржевой паперти:
и бывай, и бывай, и бывай и т.д. до
недобытия, кассации от листобоя)
свои ли у
меня слёзы из 2-х протоков?
«понадобится немного уксуса (1) и <…> (2), чтобы создать извержение вулкана»
+
«построить ковчег, чтобы восторжествовала неправда» (пусть будет)
«погляди…»
(байопик не слишком затянут – пара часу: не умывался, не возносился
– поскользнулся на эскалации – damn, OMG – ввиду несинхронного перевода –
пропустил этапы продающие изумления)
«над головами плывут слишком ненатуральные облака»
(одиночество усугублено [...] что плотное множество есть, складированного забытья,
«Bohemian Rapsody», логовища, арендованные с легендой о Ревенанте Радушия,
сигнальная лампа + – бокал, сигнально полощет,
стыдный сингл на пару часу до сингла сна –
ты ошибаешься: если бы [!] звучали одновременно,
злокозненный кофе удерживает пасмурность гущи)
«…на улице Хиросима» – холодность к «слишком большому»
сейчас минус 1, пасмурно, дымка днём минус 1, пасмурно
(но да, ты не ошибаешься, бодрствование под протоками, в обводно текущей клетке,
притянутой контрабандой)
скользкие причастий страдательных поручни заледенеют
(кулак влюблен в сигнальную лампу:
дай лапу! – «животных, обитающих в сознании разогнать не так просто»,
так: у них нет кулаков, так: но мы разыграли спонтанную пьесу,
если виделись – на премьере, благодаря спекуляции – а то нет
[зеркала], внимали фидбэку)
за ночь в блюдце отсиживались сводки
«оценить состояние пробки на улице Хиросима»
и
приходили часто, и мозоли от вызова сводок – утренник? (– эмансипированные костюмы ягод
абак, неприступные счёты, с какой стороны ни глянешь – решётка, в версии режиссёра проходимец стоит под дождем с лампой, улыбается, вне подключения, адаптер ни к чему,
«я после смерти весной выиграю спор благодаря
моей любви к Аква Санта, освящённой солнцем»,
ведь ты усвоил, что весь светишься)
и забудешь «каждое утро», сирена «каждое утро», в костюме сирены – слишком,
за пределом обыкновения
(с какой стороны ни – это подсказка сумерек-доходяг, в окно открытое адресант бросил
мяч – обслюнявленный астероид, налёт на мой [?] марбл нахально,
завяленный показал язык язвенный, налёт – вспомнишь ангину)
Ты в плавленом граде,
Ты в плавленом граде в наряде
Гостящая душа сворачивается внутри себя, игнорируя лакомство мира – Вас брать – прячась, словно в закрытой скинии, отдавая всё внешнее маленькому животному, «которое живет в постоянном общении с нами, которое доставляет очень ценные документы общей психологии, которое, наконец, слишком часто вредит нашему благосостоянию».
(локоть – тогда середина, кому жёстко выведать твоё тело,
кому avant дистальных фаланг – будет не то что срезан, а слизан –) таковы правила:
Лезвить, резать – «работать письмом». Навострённая монетка – тихо.
«Её легко можно было спрятать во рту. Порой, забывая, с ней и ели, и спали».
(ком в горле
весь как кулак – насильно разжатием – граффити лоза виноградная видишь – psst/shh
очередь букв – в азбуке преломляется дефицит [хлеб], когда в воздухе производство согласных – тишина,
«деньги любят тишину»
OMG, как сформулировать – лучше, чем Фридрих «40» [по умолчанию] «сезонов»,
давящий сок дальнозорно)
коррумпированные стены (ползучей мезгой)
(неравномерно осели на грозди:
особняк [– наперво, проекции заплатил плодам за аренду], башня, нора
элементы чередовать – вместилище, да – глубже и больше
– ради удобства поверхностно –
элементы, я [?] же писал, что играю в
напёрстки, прыгающие на глади «We lucked out» ,
которые более не вмещают, в кузовках ветер, скрежет фантомный
чередования)
разлагающиеся, раз (только, толком – нет)
глаголющие
«есть ли осколочно в пазухе, околичность?»
напёрстки – горла карманников обескровленные, раскроенные на пестро-школярскую ветошь правосудности, споткнутые в оружейном диктанте – внимание – бртв сдвлннм сжжннм прксм
и а а е ы ? (?) ы и у о (внутренней жизни)
Оли Цве
test:Angelfish
Мы запускаем пьедестал,
где за миллионами организована постоянная видеослежка.
Все проекты заморожены,
в теплом облаке синхронизации я выигрываю баллы кредита.
Кто-то должен это сказать?
Вулканы с открыток чужой письменности провоцируют меня на близость
в случае непредвиденных обстоятельств.
Методы blackbox, в которых мы
украшаем друг друга сухоцветами озотамнус.
Данные снимают мою ответственность?
В местных соцсетях пользователи получают бан за обсуждение событий в регионе.
Разбираясь в голограммах forth, fortis и facere,
Ты тоже по утрам слушаешь музыку Майкла Наймана?
Приветствие вызывает последующие сегрегации.
<Мы не должны быть здесь.>
Любовью вынимая ритм,
все ещё табуировано.
– Дело не в том, как ты смотришь. А как ты это показываешь.
<Мы не должны быть здесь.>
Но снимая с себя меш, текстуры, смешанную реальность.
Гликерий Улунов
КОНЕЦ ВРЕМЕНИ
