Грибница

***

Снег на свету, а точнее в свете мачтового освещения матовым блеском

стекло морщинит, часом песочных часов замедляясь

когда из недр медного эллипса расплавленной массой распада, вероятно

последнего атома времени

разветвляется свет полосами планет

на фигуру и фон, где каждое осознавая себя действительным чувством

целебным нектаром вещи

соком в окружении ночи лиловой, разъединенной преступной условностью стен

желает стать истинным, центром схождения точек зрения

кружение мелким дрожанием снега предметит себя, ночь искуссно полнит этот опыт

и помнят звезды сегодня, сугробы капища поколений

предвестие эволюционного перехода к новому качеству языка

как хвост предложения нащупывает излучение речи субъекта, того каким оно видит тебя

белым роста письмом февраля

***

Улицы шире воздуха, магма моста

Кирпичное окон, настроено крыш, вяжет

собаку железной дороги чёрным зрачка – пространство бежит

на звёзды, виляющие бездорожьем проникновенно

миру – преображения ощущением

Здания двери во взмахе крыла распахнулись

как сердца биение бессмысленно и

неустанное время единственно длится

свершившимся краем, без разума доказательств

стяжением геометрий старинных

Теневые зрачки клюва кости

вода, медью монеты, камнем в броске –

половина пути от дождя до морозного звона артерий

внутреннее не приходится внешнему целым

Здесь никогда мы не жили

ГРИБНИЦА

Провалы легче, где свет моет мох, сосне ветер поёт: средь

слушая корысти сказ редколесьем

защищая «лететь» размноженьем

которое здесь: /лес озеро плавчие острова/

через тростник полны, но мысли присуща вещь, что глубока как

кровь луне – шелушащее вод –

шар сердца соединение

растворив разрывы лимфой

временно телом через язычки пламени впиталось, порывом осенним скрутив пальцы дорог

визуализируя глоток воздуха землёй грибницу разума

мухи саблей восьмерки – дождём неожиданно рассыпавшим эмали целое

на болтовню тише сырости и остаток присутствия наблюдателя

призывом керамики эманирующей к неуязвимости

блеском

***

Вкус моря опробовал нас/нами, наслышан

наследием сирени, узкомедлительным звона

сирен

медузы объятия принимая

соли блуждание в организме

кальмара питает водорослью выброшенной после бури на берег от берега ловлей возобновляя туманности синтаксис

всходы гальки, побеги шипения; трезвучием губ целуя тебя

пророчат взморье, которое смотрит изгибом паруса переменчивым небом

палец горы обнимая

надкостницей внимания, сломанное луны оправив

линзы стекло глинобитное чертежом пены словно съёжившись астролябией –

геометрией пляжной газеты надламывая

персика страницу бархатным кожуха чтением

***

Зима в местах рассыпавши крупу мгновения, спиралью шороха увязши – объёмом кружева ресниц

временем истраты расстоянья созерцая, окончание поры как панцирь краба узнав хрящ света солнцем полу/ночи

моря металлический блеск знаком равным, себя роднит

наблюдая магму уплотняющую вещь снаружи – иероглиф книги на песке, что

спрашивая согласования моря открытой воронки, внутрь к содержанию вернуться

тьме измельченной зарядами форм

вероятно, столкнув гнездо огня свечи горящей плетёной рыбы яблоком глазным к творящей молодости неба.