Александра Киселёва. «Немного менее фашист». Из цикла писем к Милому отморозку

(04.03)

Милый отморозок, возможно ты хочешь узнать о своей подруге? Вот что записано в ее школьной тетради наблюдений за погодой. Знак солнышка с облаком, 0. На четвертый день военных действий было воскресенье и она должна была поехать к родителям. Но мама позвонила и сказала, что лучше не надо, они не смогли сегодня уснуть. И скорее всего не хотели обнаруживать ее позицию в новых условиях на сонную голову. В конце концов, это долгое, тяжелое и громкое занятие. Она начала есть купленный для них торт. В комнате и за окном было спокойно. Торт был на троих. Можно было читать (тогда ещё) все новостные каналы и новостей было сколько угодно. Тогда твоя подруга и догадалась о своих ощущениях. У доброго учебника отечественной истории в ее портфельчике появились фрагменты как бы набранные для лучшего понимания зеркальным письмом. И теперь она – жительница опасной для всех, глубокой, пустоватой территории. Обладающая (до поры до времени) значительными остатками своей обычной жизни. 

(07.03)

Милый отморозок, твоя подруга. Мягкая улыбка моего деда-победителя на этих фотографиях теперь распята, как эластичная лягушечка в политической лаборатории. – Не теперь, а опять, – сказала бы в трубку мама. Опять, опять эти шутки с погодой в марте. Знак облако, -1, а завтра -5/-17, снег. Тут тоже – фотографии мирного весеннего (или осеннего) времени семидесятых с гнильцой. И твои воспоминания о мирном времени чуть более недельной давности. С гнильцой тревоги, постоянной болезни, чехарды несчастной любви и несчастной жизни. И вот их проблемы загнаны под кровать собакой побольше. Школа – новостройка, елочки на грязном газоне – палочки, мама – старшеклассница в резиновых сапогах и косынке, блочки, дед – в шапке пирожком, и его улыбка не только мягкая, но и примятая. У меня никогда не получалось рассказать о нем на уроках патриотизма, потому что он был танкистом и попал в плен. Самая волнующая часть – бегство и ежегодные допросы, гнилушки среди семейных и рабочих дней. – А могли посадить, – говорила мама. А потом оказалось, что он и сидел восемь месяцев, только не рассказал никому. Теперь двенадцатый день перечеркнутого мира, разорванных голубков с лентами на открытках к девятому мая. – Уже перечеркнутого и не раз перечеркнутого, – додумываю я мамин телефонный голос.

(08.03)

Милый отморозок, когда-то – твоя подруга держала слухом тишину квартиры, потому что боялась оставаться одна, хотя осталась одна. La notte, -4, лёгкий снег. Кажется, мой слух пытается держать тишину деревьев за окном, тишину улицы Ивана Бабушкина. Города, ночного мира, угрожающих друг другу стран? Это слишком, слух совсем не выдерживает. Милый отморозок, когда-то – давно, месяц назад я плакала в это одеяло из-за того, что человек, который гладил мою голову, не полюбит меня, дождется, пока я успокоюсь и уедет куда-то на два-три дня. Милый отморозок, La notte. Я соскальзываю, я соскальзываю, соскальзываю в том же одеяле. Чем отличаются эти слезы от тех? Сейчас все стало заезженным и может кончиться в любой момент по внешним причинам. Или по внешним причинам «ничем не кончиться».

(09.03)

Милый отморозок, группа поддержки «Немного менее фашист». Люди приходят туда от тоски, сомневаясь по дороге в эффективности предложенных способов исцеления. Средняя температура в марте на улицах Москвы 2/-5, знак дождя – 7 дней.

(15.03)

Милый отморозок, сегодня в новостях я услышала, что тот язык, на котором мы переписываемся, вооружен и особо опасен. И чтобы себя защитить или умереть, ему не хватает своих собственных средств. Так же как вере в границах нашей страны. Теперь к каждому слову прирастет курок, а потом – гвоздика. Они сказали, это ради него. Даже не ради таких же людей.

(19.03)

Милый отморозок, всем нам – медлительным, хорошим, плохим, добрым, искусанным и обозленным, плешивым – старым тельцам и теляткам – придется прийти на этот водопой. Твоя подруга записала в тетради наблюдений за погодой, что уже в марте пасмурные дни начинают восприниматься спокойно. Осадки действительно расставляют точки и уточняют окончания у произнесенных слов. Ведь поняла твоя подруга без всяких намеков и ещё до школы необходимость смерти. Теперь – необходимость… Человек с оторванным воротником делает слабый полукруг перед зрителями и показывает конец своей жизни или конец своей страны. Понимая – возможно прямо в этот момент – условность любого конца.

(20.03)

Милый отморозок, вежливость и скромность должны быть ещё больше, а не меньше прополоты в обществе. Вот что приснилось твоей подруге на уроке обществознания. – Правильно, – сказала учительница, качнув серым лицом. 
– Так, например, не могут быть вежливы люди, замученные своей страной. И послы этих людей. Задание. Подготовьте доклады на эту тему на примере вашей семейной истории.

(26.03)

Милый отморозок, послушай-ка: «Победу красной армии над фашистами отменили. А культура отмены превратилась в отмену культуры». Это слова президента. Твоя подруга услышала их вчера вечером в новостях и не смогла поспорить. В этой стране им все время что-то давали, давали. И в конце концов выдали надпись на обрывке картонной коробки: «Сей есть Иисус, Царь Иудейский. Это – победители в войне с фашизмом». О культуре я не буду говорить. Любая культура – политика. А я как работница культуры не могу много говорить о политике. 

(29.03)

Милый отморозок, истерика. Я чувствую, что начинена разными вариантами личного и общего будущего, разделана, расчерчена. Я смотрю в зеркало и вижу рисунок – схему раздела коровы, забавно схожую с политической картой. Этот кусок туда, этот кусок постоянным покупателям, это. Про человека, подволакивающего по улице ногу в грязной штанине, говорят: собрание болезней. Вот, я собрание будущего. И всякое будущее – болезнь, болезнь, болезнь.

(31.03)

Милый отморозок, твоя подруга шепчет перед своим детским сном: «Будущее-будущее, ни дня не отдам тебе, будущее. Чем дальше в лес, тем больше дров. Будущее делает, чтобы пожинали то, что сеяли. Чтобы за что боролись, на то и напоролись. Некоторым удается стать космонавтами и вырваться за пределы Земли. Это хорошо, но шансов так немного. А здесь только лес рубят и щепки летят. И как писал великий русский поэт Иосиф Бродский, время убивает маму с папой».

(10.04)

Милый отморозок, плюнула, сдуло ветром, попала себе на рукав. Теперь так. Подожди, подожди – смотрим – ничего не можем сказать – плачем – молчим. Подожди, подожди – смотрим. Страна – лакмусовая бумажка, километрами в толщину. Я не могу на нее надавить, прислонясь к сухой стороне. Родители боятся. Мама трет мне салфеткой куртку, говорит: «Саша!». Папа говорит: «Я кажется никогда не намазывал тебе говно на хлеб, я просто хочу, чтобы ты меня поняла». Я же, выворачивая рукава – соскальзываю, соскальзываю, соскальзываю.

(07.05)

Милый отморозок, выстрогать воспаленными руками палку из слов, которыми пользовались А.П., М.Л., Осип, Хармс. Навести прицел замиранием чувствительной паутины Чайковского. Что они делают? И кто им это дал? Язык – деньги на рынке. Глупо оскорбляться, если на нем купят все для фашизма, все для убогих похорон. И снова – на слова Осипа, Хармса.

(10.05)

Милый отморозок, за темными лесами, за кремлёвскими стенами, за двоящимися в затертых глазах по красной площади войсками – все, что я люблю. Так получилось – здесь все, что я люблю. Автоматический помощник в трубке не понял мой вопрос. Видимо, вариантов не так много. И ни один из них я не знаю. Мягкая, как серый каракулевый мех и голубой лапник – ночь после девятого мая.

(11.05)

Милый отморозок, милый. Карнавал ненависти над планетой. Весенние черные часы. Время! Люди из лучших, своевременных, ясных побуждений надевают маски политической позиции. Чтобы прокрутить ещё раз земной шар. Чтобы перестать быть собой и уже отдохнуть друг от друга в ненависти. Волки, зайцы, черти, зайцы.

(18.05)

Милый отморозок, смерть просит пространства. Как ядерный взрыв, как черная дыра. Отойдите, дайте мёртвому быть вечным камнем. Ему нужно много дней. Наверное… я не знаю – во время войны смерть не слушают. И камни копятся.