ГЛАЗА РОЖДЕСТВЕНСКОЙ НОЧИ
этой рождественской ночью
никто не пёк хлеб
нити для вышивания/выживания
вышагивали как оловянные солдатики
по широкому паркету
выдумывая формы
военных сапог
тик-так
так-так – долбили часы
их звук скрипел по крышам –
выше выше выше
мне вспомнилось
давнее дербентское лето
кожа на ногах мамы
от жара
налилась пунцовым ниже платья
по преданию
под нами
под покосившимся столбом-землей-камнями –
пятьдесят шесть килограммов глаз
их вырезали ножом
у каждого жителя города
за сопротивление
в ожидании кары
все жители молча выстроились цепочкой
их живые глаза –
смотрели в разные стороны
их мёртвые глаза –
смотрели в разные стороны
в такие минуты
нельзя отличить
мёртвое от живого
разве нельзя сопротивляться одним глазом? –
спросила я экскурсовода
но мама утащила меня
в магазин за сметаной –
лечить ожоги
после того дня
я научилась рассматривать
чайные сервизы радужек
не заглядывая в зрачки
и пить чай
много раз в день пить чай из них
тах-тах
тик-так
так-так – поднимались снизу
отзвуки ударов лома по льду
куски льдин
разлетаясь
походили на куски стекловидного тела
с отражениями разных лиц фонарей
в музыке это называется крещендо –
напомнил зачерствелый хлеб
с праздничного стола
КРОВЬ И ЗЕМЛЯ
И.М.
1.
тогда ещё не было кофе на вынос
было:
мозги на вынос
любовь на внос
тогда
страх войны стал летучим как водород
и исчез
жвачка и coca-cola
свободой
сводили челюсти
она сидела у микроскопа
думала:
как соединить
ткань мороженого и ткань вина
ткань множественности и ткань индивидуальности
ткань вины и ткань радости
тогда
начиналась пересадка почек
самых первых почек на весенних деревьях
бригаду по забору органов
уже называли стервятниками
под их руками остывали тела
(тёплые до начала операции)
каталки в больничных подвалах
звучали как расстроенные орга́ны
под пальцами учеников
трансплантация
встраивалась
в зубодробительные границы нормы
теперь
так хочется спрятаться
между селезенкой и непересаженной печенью
как в тёплом изгибе линии жизни
но собственная ладонь напрягается
даёт пощёчину
возвращает в реальность
ты вновь боишься войны
жвачка и кока-кола
выглядывают из мусорного пакета
2.
в то время
её пытались пересадить с одной земли на другую
как пальму с берегов мёртвого моря
в бюргерскую плошку
или как кедр в кеды
оказалось:
у взрослого человека
две пары родителей
каждая хочет вогнать в свой размер
как вгоняли в деревянные колодки
китайских девушек
разве можно ответить:
что важнее – кровь или земля
кровь её родной матери
(свобода подгоняемая любовью)
транс-план-тировалась
в европу
вернуться на свою (не советскую) землю
она смогла лишь через двадцать пять лет
у неё был план:
найти свою/чужую дочь
теперь
найденная
своя/чужая дочь
иногда приезжала к матери-крови
надев европейские туфли и элегантные мини-юбки
но
вновь и вновь возвращалась
к матери-земле
натянув негнущиеся в подошве лодочки
замазывая зеленкой мозоли
постоянно одёргивая вниз
сшитую соседкой мини-юбку
и опять
на земле
ночь за ночью смотрела
в пьянящий близостью тайны
смешивающий её глаза и чужие клетки микроскоп
совмещая ткани для пересадки органов
пытаясь отвязать человека от аппарата
дать свободу
чем отличаются
свобода от аппарата искусственной почки
и
свобода слова-жвачки-кока-колы
одна – всего лишь освобождение от болезни
другая – сама как болезнь
как миф
что больше? – спрашивала я себя
Вскоре пересадку органов запретили. Ходили слухи: трансплантологи воруют детей из песочниц/забирают органы. Люди без почек как собаки на поводках сидели возле кроватей. Так и умирали, не сняв строгих ошейников. Перед смертью их кости рассыпались в труху. Как рассыпался Союз, оставив острые осколки в почве/почках.
Она уехала/транс-план-тировалась в Индию. Вслед за мужем. Строить атомную станцию.
Научилась танцевать танец живо-та.
Полюбила багряные пятна на лбах индийских женщин, запах мускуса, цветущую живо-кость утра, красный перец и куркуму рваных закатов.
3.
имя-рек
вместо имени
внедряется в жизнь
как внедрился в сценарий
никогда не снятого фильма
или
в ежедневную молитву
о чуде
из-за быстрой трансплантации лиц
под почву/под воду –
не успеваешь запомнить имя
вспоминаются лишь
имена рек
пройденных вброд
в этот бред
внедряются революции-теракты-землетрясения-запреты
из них выносят органы для спасения больных
много-много почек лежит на детских грузовичках
возле песочниц
на подносах в приемных отделениях –
как фрукты
к праздничному столу
никто к ним не прикасается
как к чужой крови
как к чужой земле
но однажды вдруг происходит
пересадка
из одного усатого троллейбуса в другой
с тем же номером
но ты уже не находишь сил
поднять ногу на его ступеньку
открываясь/отрываясь от всего этого
оставшись на остановке
преодолевая ощущение уходящего
вдруг понимаешь:
важна лишь фиксация на каждом –
особенном мгновении
важно лишь одно выцветшее фото
прикреплённое мамой к стене
почерневшим от времени пластырем
на нём
я и моя дочь мне по пояс
ловим треугольное солнце
на цветущей горе
только в этой точке
кровь и земля совпадают
4.
через много лет своя/чужая дочь
возвращается
перед ней – странная антиутопия:
запретили – всё
войну и трансплантацию – разрешили
стервятники вновь снуют туда-сюда
пекари пекут печенье
в металлических фор-
мочках – пятиконечных звёздах
добытых из сундуков бабушек
на мочках мудрецов –
тату абстракций
но разрушенное зрение
не даёт взглянуть в микроскоп
не даёт вникнуть в абстракцию
не даёт понять
какой орган пересадить
для спасения земли/крови
5.
я – транс-
фор
мат
орная будка
мой фор
мат –
язык
я – транс
план
тирую
энергию план
неты
все про
вода
во мне –
вода
одна вода
хотелось бы –
руда
6.
нужно встряхнуться-переодеться-накрасить ресницы-достать микроскоп-начать всё сначала –
решительно говорит она –
пересаживать почки-сердца-глаза-детей-деревья
вот увидишь – все приживётся
мы
идём
идём
идём
выходим
к большой воде
наши жизни
проведённые врозь
выпадают под ноги
белым-белым песком
этот песок
напоминает
«плавание обречённых»
на корабле «сент-луис»
ЧАЙ
вот холст лежит как снег
а снег – как холст
покрой зимы рассчитан на разбег
и смерть
зима идёт
как брошенная женщина
на мост
и прыгает с моста ломая лёд
ломая небо в рваных облаках
зачерпывая нёбом
как ковшом
всю грязь земли
включая
голубиную печаль
ковид и страх
оставив на холсте
картины мира
только мир – молчит
под лентой новостей
ему себя не жаль
пока не гаркнут – пли
налей мне чай
ЧУДОВИЩЕ
в первые мгновения
война вбила мне кляп в рот
я оказался внутри чудовища
его зловонные внутренности
облепили руки-ноги
связав их
потом
стало ясно слышно
как оно скрипит челюстями
шуршит хитоном жирных боков
бьет хвостом
перемалывая/переваривая мясо-кости-железо-кирпичи
из его чёрного чрева
я не вижу
слепящих солнечных бликов
не слышу
мурлычущей голубиной свадьбы
мне снится
как сухие карикатуры высасывают молоко
из молодых жарких тел
как жалобно звенят под крестами
перетянутые скотчем окна
снится
как серые люди с лицами-снарядами
лицами-аэростатами
закрывшие все заплатки на небе
все запахи
запахнув военные мундиры
играют в карты
поставив на кон
жизнь
когда-то
я умел красиво
нанизывать слова
на горькие стебли бессмертника
ПЛАСТИКОВЫЕ ТРУБОЧКИ ИНЫХ
три года назад
дочь выходила замуж
она – русская
он – украинец
свидетели – американка и бразилец
регистрация была в гонконге
наутро
дети привели меня в кафе:
«когда бываем в этом городе
всегда здесь завтракаем
в том числе и поэтому»
зять указал на объявление:
«в этом кафе
не используются пластиковые трубочки»
на рисунке –
пластиковая трубочка
перечеркнута красными линиями
крест-накрест
«трубочки могут повредить
желудок черепахи
она погибнет или станет инвалидом» –
пояснил он
в тот миг показалось –
жизнь навсегда изменилась
она стала совершенна
или почти совершенна
нам удалось родить поколение иных
они думают о желудке черепахи
значит
больше нигде никогда
не будет войн
зачем я пишу о войне?
в том кафе
мы выпили кофе
теперь
три года спустя
снится один и тот же
чёрно-белый сон:
под обломками стен
не успевшие стать иными
дети в камуфляже
напоминающие
изломанные пластиковые трубочки
в просвет этих трубочек
желудок черепахи
кажется небом