Ясмина Топич. Записать пустоту (перевод с сербского Анны Ростокиной)

(ПАХЛО ДОЖДЕМ)

Пахло дождем. И ощущением,

не поддающимся словам, не поддающимся описанию.

В незнакомом городе, в добровольном изгнании,

по ту сторону допустимой жизни.

Когда улицы незнакомы, но узнаваемы

и есть стремление в движении руки

к неоткрытой точке на карте –

Во вращении педалей, быстром мелькании

огней светофора.

Пахло дождем. Неочищенным картофелем

в духовке. Он, желтый, затем румяный,

похож на участки сморщенной кожи.

Позже – снова улицей.

Искусство и сила педалей маркируют места,

а метро, похожее на Дунай, шумит под землей, как

червяк, без дождя не умеющий выбраться на поверхность.

Запах. Когда ты один, чужак в чужом городе,

и у тебя ничего нет, кроме еще не созданного искусства;

И небу нужен стимул, чтобы пролиться дождем!

Впечатать шедевры в почву

и смыть кровь, заново окрашивающую фасады...

У тебя ничего нет, только руки и ноги и прокатный велосипед:

наматывай километры всегда одинаковыми, узнаваемыми кругами.

Один из них вытянется в дождевую каплю, и потом еще сотня,

еще тысяча прольется и смоет следы.

II.

Проводим вместе время, говорим, гуляем,

позванивают велосипеды в майской ночи –

лишь бы вывести запах одиночества.

Краснеет зонтик незнакомого каштана,

пока из парка по соседству не подкрадется

запах бузины и морось:

призрак отравленного родного города.

В тебе улицы как магистрали.

Несутся быстрые спортивные автомобили,

страждущие страха, перерастающего

в истерию возможной жизни,

так же, как и в познаваемом –

Вы с городом меняетесь на скорости, и в замедлении момента

вас несет большой и маленький Дунай,

а кабак «Живот» нам обещает ладное пищеварение.

Музыка во мне все тише. Скрипит сидение,

взвизгивают тормоза. Красота ухоженных мест;

Барочные мальчики и крепкие женщины, веселые старушки

из дома престарелых по соседству,

сто евро стоит каждый сотый кирпич с гербом

Франца Иосифа.

Таинственные проститутки, которых видно лишь

в неоновой рекламе, розовой и голубой,

отличные товарки. Незаметные.

Соседи по субботам решаются включить на всю катушку

Пако де Лусию, и все же нет здесь живости гитары.

Музыка моих стихов скрывается меж стен квартиры.

Теперь в музеях тишина, шедевры могут отдохнуть

от каждодневного употребления.

(Моцарт пока что не пугает ребятню, но, возможно, будет!)

Когда стихают городские голоса

и не срабатывают аппараты в выжидании дождя,

у меня с собой лишь карандаш и стих

на языке, понятном только мне.

Да и вообще, кому еще есть дело до дождя.

СТУЖА В КОСТЯХ

В этом уголке кафе

места больше нет ни для кого!

Но есть вид –

на стакан, стол, стекло,

метель –

Несущественный пейзаж!

Смотри, как трепещет этот тент на ветру,

беспокойный, как время вдвоем!

И взгляд, перемахнув через край стакана,

Добрался до черты моей тени

Короткие новости, пауза – и разговоры.

А я вижу этот навес над нашими головами,

что беснуется и хочет вырваться!

Приглушенный свет благотворен для приглушенной тоски

Неумолимые спазмы в животе

в борьбе с решением.

Падает взгляд на преломленную поверхность лица,

гнет ее, как соломинку, не полученную к напитку.

Не произнесено, но отчетливо видно.

Быть бы мне просто гневным куском ткани,

больше ничего не накрывающим

и летящим ко всем чертям!

В ЗДАНИИ

Надо было пройти через все это заново:

Жаркие дни в июле. Растерянность и испуг,

двукратное выжидание.

Словно дождь все время накрывал собой

вопросы и немые ответы, где-то вдалеке.

Затем – терпеливый уход и пребывание

все в тех же четырех стенах.

Надо было заново узнать

все то, что было ясно и тем,

кто размеренно говорил с кафедры,

прищурив глаз:

– Вещи не будут познаны!

Привыкнуть к отстаиванию очередей

у служебного окошка.

В ожидании печати

продлеваемого бесконечно времени,

и так далее... и для чего?

Ради бдения над книгами,

в которых долго пребывает тишь.

Пока несется пыль и гарь

на окна читального зала.

Надо было заново пройти

через все эти коридоры

и ни разу не обернуться!

(Это звучит так излишне и точно.)

Забыть среди многих имен

те, из-за которых все произошло...

Не подглядывать в замочные скважины загадок.

Вырасти.

Чтобы увидеть, что

через все это надо пройти заново.

Время, чтобы тишь заново поднялась

с листов, чтоб ожила пустошь, ведь

Все, чего я касаюсь, входит в меня и остается внутри.

СОЗРЕВАНИЕ В НЕПОДВИЖНОСТИ

Я расту (– Выросла!) среди летних теней

в таинственном движении по асфальту, к скуке. Словно

все еще длится: созревание, сладость зрелого,

перезрелого. Пресного.

В машине, в пути по кругу, радует ветерок,

внезапный смех – как пыль, отлетевшая в тень.

Собраны в одном месте, заперты в комнатах

наших страхов, уже проданы за бесценок.

Лишь несколько друзей действительно бодрствуют.

Переплетаются повести...

Мы едем в никуда. Пункты назначения – как порты

на седьмой стороне света, мигающие на телеэкране.

Необходимые иллюзии, чтобы возвращаться в себя,

лишь вкусив удовольствие. К свободе быть собой,

но все же в тайне. Здесь, во тьме, в городской мифологии,

среди всего, что не позволит нам быть,

еще один круг: шампанского и выпрошенного счастья.

Занятия симулируемой страстью.

Мы будем помнить друг друга по запахам кожи.

И, вижу, выстроены, как огни на автостраде,

мы и в безумии, и в скуке.

Что же перед нами, как не тьма.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ЗИМЫ

                              Неспешно заканчивалось лето ливнем.

                              – Йован Христич

В конце непременно должен пролиться ливень.

Воображаемая межа между легкостью и серьезным –

Мы окончили свои путешествия,

ведомые жаждой солнца и танца – всего!

Еще одно лето у нас за плечами и море,

огромный сантимент, в котором легко утонуть.

Мы покидали свои зимние клетки, как

обязанность поддерживать огонь в очаге,

озноб сугробов, мир во сне.

Покончено с пейзажами, за окнами

автобуса под солнцем, в светящихся закатных водах.

Плывя тем же путем

к старым добрым комнатам, я замечаю иллюзорность всего...

Города, подробно отраженные в воде.

В ночи, когда душа спит с открытыми глазами.

Города, в которых мы могли бы жить,

вдалеке от своих людей, стремясь к себе.

Смыв накопленную дождевую воду яда.

На миг отбросив маски.

Патетика льется из магнитолы водителя,

к родным краям.

Начали в этой комнате, в ней и закончим,

С новым предчувствием зимы.

Вспоминая легкость,

реальность своих конечностей...

В темном углу комнаты выжидает маска.

ЗАПИСАТЬ ПУСТОТУ

Под чистым зимним небом.

Представить поднятые белые флаги,

развеваемые ветром,

с еще не сбывшимся в ближайшем будущем,

чей якорь – стертое совсем недавно прошлое.

Погрузить мысли в текст ежедневной прессы,

вечно полной информации о том, что

по-настоящему случилось по ту сторону реальности,

в которой не живем ни ты, ни я,

но нет такого заголовка, который описал бы

ясный зимний день под обманчивым солнцем,

чьи лучи вычерчивают гербы на белых флагах

в их движении –

ненапечатанные заголовки...

Записать пустоту проще, чем кажется.

Достаточно потратить время на это. То да сё.

Куда сложней дождаться ночи, глядя в одну точку.

И все-таки она вертится.

Пока мы ожидаем нежного конца.

ОТКРЫТКА ИЗ ДОМА

стихи отечественные

Ты удивишься, с чего это вдруг я шлю открытку из

дома тебе в дорогу, тебе на пляж и в

ресторан на променаде. Пока солнце неумолимо тонет,

поверь, мы видим в воде одно и то же солнечное ускользание

Но

мое тело сжалось в самой глубине

этого полуострова, на суше, будто рыба в постели.

И, отпивая из бутылки простую воду, я почти что

ощущаю соляные испарения, там, у тебя.

Послушай, погода здесь обыкновенно скверная,

как будто есть стандарт, который подразумевает, что

так и должно быть.

Иду на почту, описываю круг с невидимым

листом картона во внутреннем кармане:

церковь, школа, городской парк и так далее

вполне бы уместились на миниатюрном изображении!

Направленная стрелка указывает место,

где, ты предположишь, нахожусь я.

И, представь себе, ты отвечаешь на мою открытку

пригоршней мелочей, водой, несущей мое имя,

рыбой с рисом на тарелке, уже

съеденным, затемненным местом, что не

поместится ни на одной открытке.

Вот так я чувствую себя.

Открытка, ты догадываешься,

Вымышленная вещица.

Белизна, которую мне хочется заполнить, сравнивая

Два вида путешествий, недоумевая, которое важнее:

То, что здесь, в комнате, где каждый шаг –

невидимая черта, которую нужно переступить,

или

реальное движение тела, выгибающее нас, словно

кривое зеркало, а сон струится с каждым

отблеском солнца на воде, в то, что мы есть опять?

Не нахожу ответа. Я сказала, время здесь

неустойчиво, внутренние часы скачут, пропуская

один удар из пяти, но, впрочем, я начинаю повторяться.

Достаточно еще раз написать:

Жду, чтобы ты вернулся.

МЫ ТОЛЬКО В ЧТЕНИИ И ЖИЛИ

Потерялась в пространстве книги,

меня преследовали слова на незнакомом языке,

с теплой средиземноморской мелодикой, как пребывание

вдвоем на островах, где непременно возрождается радость.

И два пространства, очерченные тенями и музыкой,

стирали меня; Низводя на тот же уровень,

что и линия, не проведенная

в низу листа, вне сноски.

Там, где принадлежность замирала,

разгоралась страсть к написанному, одному

из возможных миров, смываемых,

как типографская ошибка. 

А пространство книги изменяло нашу форму

лиц, давало назначение. И я была. –

По-настоящему прижавшись к образам и строкам,

как некогда к плечу,

грезя о северных морях, таких живых,

из писем, разбитых на стихотворные строки.

Прислушивалась, когда же золотые хлебные жучки

поползут по коже, вздрагивая. Находилась

под полярным светом, на расстоянии руки от

инаковости иной, реальной жизни...

Но мы лишь в чтении и жили, сравнивая

то, что было до и после написанного, а твои глаза,

ореховые скорлупки на черте воображаемого,

Были и морями, и бессонницей.

Теперь проскальзываю мимо айсбергов, чьи имена

и назначение не узнаю.

И, как в глубоком, глубочайшем подледном сне,

какой-то голос призывает меня из круга света,

в котором больше невозможно быть.

Этим утром, с утра и до ночи.

РАВНОВЕСИЕ

Попытайся писать о мире, в который приезжаешь,

в ранний час, самое время для новой жизни,

искушений, что едва заметно легче.

Пока огни железнодорожного вокзала

гаснут перед тобой, встречая только начинающийся день.

Попытайся описать шагами каждый след города,

что оставит на тебе пометку, как на маленькой подвижной карте,

а с ней совсем иные ожидания.

Вдыхаешь воздух, выдыхаешь прошлое,

окружена и прошлым, и настоящим,

Вдыхаешь запахи, вбираешь мелкие узоры на фасадах;

потаенные площади, неизведанные улицы и

Новые голоса.

Отзвуки.

Фотографии и рельефы.

Попытайся написать о городе, не более временном, чем

жизнь сама! Не забывай людей, знакомства,

бары, улицы. Пусть твоим долгом станет сделать

невидимое видимым, и места пустот

или радостное празднование, будто бы и ты в веках.

Присмотрись как следует к своим шагам

и шрамам тронутых концом существований.

Возьми кого-нибудь за руку, чтобы вместе идти

все в то же предрассветное приветствие приезжим –

Попытайся удержать мир внутри себя и по отбытии,

как видимый свет, который затухает,

затухает и приходит вновь.

Грац, 2014