Медуза

КОНЬ

Большой белый конь сожрал мой осенний листок.

– Я им комнату хотела украсить.

– Чам-чам, – ответил.

На языке древних значит: «Я принял твоё подношение».

СТАРАТЕЛИ

впрочем

сегодня реквием

а завтра подумаю

Стратегия лишенца – вытаптывать по полю проборы, пока не свалишься без памяти. Чем больше их белеет, тем дальше отступает нависший некрофильской топографией город – вот западная сторона того сквера, вот длинный сводчатый подвал с счастливой новостью и наконец – последнее пристанище поползня. Так всегда было – оплываешь полипами незначительных деталей, соскальзывая в контекстуальное чтение мест, не отмеченных ничем видимым постороннему глазу. Не уставая, трудятся маленькие старатели нежности:

жертва

⠀⠀⠀⠀⠀⠀выживший

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀живущий жизнь

Я нахожу себя ниткой, натянутой между археологией чувств и природой рабства, не разбиваемой никакими потрясениями, но вдруг с треском надрываюсь от случайного взгляда, облипаю песком, пока облако меняет форму с десяток раз – растворяюсь в раздвоенном молчании. Ты шутишь, будто это последняя бутылка воды, и не знаешь, как прав.

НЕ-ОБЫКНОВЕННЫЙ ПОПОЛЗЕНЬ

У него на голове маленькая полоска в цвет клюва – будто наспех накинутая, но незавязанная на затылке маска. Маленький зорро, не-обыкновенный поползень, ямщик.

.

.

вырыла ему ямку

столовой ложкой

. 

.

Тью тью тьтэг тци-ит. Мёртвая птица похожа на камень.

Стыдно, что в такой момент можно думать о красоте. И о чём угодно. Я надеялась на парадокс – застать тебя улетевшим.

.

.

ухожу – не вспоминаю

неестественную позу 

.

ухожу – не вспоминаю

слежавшиеся перья

.

фантомное колечко

от вцепившихся сильных лапок

с собой унесу

МЕДУЗА

Медузу сочинили в полдень, из палящего солнца, – глядя, как его лучи расходятся в безветренный эфир, и от этого – из нитей рассыпчатых как мука – костенеют даже легчайшие льняные занавеси. Но где костенеют занавеси – там по разным нелепым причинам всë ещë движутся люди, впрочем, некоторые с не менее окостневешей волей,

kato kyrie kato

и эта возможность избежать подчинения и подавления алеет теперь таким сказочным цветочком, что больше мысль ни от чего не расцветает. Прежде всего – дисциплина труда, осмысленная работа, сосредоточенный на себе отдых и наращивание скорлупы. Хрупкость и цельность.

ЕВОЧКА

Пауза имеет прямое отношение к смыслу.

Она, на венском стуле, в тёмных плотных колготках, наклоняется к ногам.

Захватывает ткань пальцами – щипок – выходит облачко пыли.

Вчера услышала фамилию Моцарт – сегодня cидит перед ним за столом. Но даже за пылью кристально ясно: из двух всегда несчастней тот, кто подглядывает; впрочем, одно дело, когда он(а) в силах оречевить свою кражу, а вот если...

– Когда мои волосы немыты, незнакомые люди проявляют ко мне повышенный романтический интерес.

– Это что, ньюрал мэшин?

– Наблюдение.

– Да что ты.

Я был достаточно знаком с Евочкой, чтобы знать, что та складывала жизнь из двух слов.

⠀

первое было такое

. . . . . . . .

⠀

а второе такое

. . . .

(даже странно что оно вдруг так быстро закончилось)

⠀

«Она я, – говорила она, – и она вымарала с карты, с планеты название города, где он сошёл с ума. Все рейсы туда отменены».

Она рассказывала, кстати, что балдёжник приходил к ней сегодня сильно причёсанный и с большой коробкой мягкого свежего печенья. В жесте почтения к его празднику она разжевала орешек с варёной сгущёнкой.

Позже мы с ней по традиции выясняли, кто почему не спал допоздна. Почтеннейшей причиной, по согласию обеих сторон, была признана выкраденная голова режиссёра Мурнау. «Будоражит, и снится исключительно криминал».

Про себя я, конечно, знаю: высокое тихое небо – всё, чего хочется. Но Евочка – вображуля и ценит только тех, кто вроде сына Йо Фредерсена.

– Потому что только сын Йо Фредерсена знает, какая Мария – настоящая.

⠀

что тут скажешь,

евочка

нет дорог светлей

чем те

в которые мы отправляемся одни