О МАЗУТЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Состязатели сходят на островок костра
С незапамятных времен
Хитроумец, кавалер, странник, воитель, игрок
Выказать нá людях во что горазд кто кого
Первый сорвется, бросит вызов с ухмылкой в костер
А соперник, немедля, мол получи подлец загадку
Третий читает на углях, выводит условия схватки
По соседству копошится собрат
истопник обольщений и сторож пожаров
Со всех сторон – дом, в котором возможно
Герметичный, ажурный
В любой арке мелькает выстроенная сцена
В доме видно
Двор горница ольха алмазы
В эту ночь я – борец-мотылек
Собиратель солярки и поджогов
Вкоротке проследите полет поперек
Среди искр висит в рогах воздуха слово.
Тут что слово – вопрос, и он ждет
Даром что риторический, в нем – намек
махровый и отличный, как граната, как гранат
Не вещать теперь надо мне, пора овеществлять
Всем честным мастям, да играя валетом – тузам.
Сказано – сделано.
Что вообразимо – неизбежно.
Теорему обоснуем. Вызов века принят мной.
Зажжен фонарь
И высокий долг платежом будь красен!
Бьет воздух струна
Барабанная дробь. Итак – смотрите и учитесь!
Нота взята
НАЧАЛО
В безумной камасутре представлений
В томящем автоклаве испытаний
Под рухло-вязким азу
Творения полей и воли
Веком выжат сок –
Горький, темный, соленый.
Под подкованной подошвой,
Укрывается, уходит
В суглинок, благодатный, тучный,
Вниз уходит, единородный,
За пазуху подземных королевств
До недр земли, до плотной жути,
Где не руда и не море
Вплоть до потери рассвета.
Не будь помянуто к ночи
слово.
А ночь болотна. Дышим тлением
азотным. Нам, точь-в-точь лазутчикам,
почти по шею в сточной жидкости,
живого с неживым соединении,
и, может быть, иные пытки дантовые
воспоминаются. Вверху, над головами
то вспыхивает, то гаснет огонек.
Прогоркло и обуглено пахучим
Мне дегтем так зрачки потрите, чтобы
Им выцедились боль и ясность. И тогда:
Что я буду видеть пред собой?
ВИДЕНИЕ
Как разом то узрел и сын архангельский
Давно горит гром-ящер из предания,
Как тлеют, рдев в утробе звёздной, ядра,
Горит в Геенах, в безднах, в снах саргассума,
Голгофою в котельных разложения,
Горит огнем сквозь камеры и трубки
В подвальных проводах и в сходках, в отражениях
В очках отчизны, в стопках и – в стихах.
Ночной дорожный съезд обсыпан
Хрустальным бисером с блуждающим огнем
Он множится в шахматных стёклах,
стоящих переломанным ребром
Обводящим инкубаторы забываний
Под твёрдой смолой припрятан катакомбный
Лувр, музеон
Запретных плодов
И захудавших дό ветра пород.
А в неминучий день, когда проматерь
В горнилах Града полыхнет опалом, –
То будет томной Евы возвращение?
Алмаз утрá, скифов дымовой сигнал нам…
И клик кремней же – наше ей приветствие?
Чтобы в вороченном тепле мы
словно нежились
и снова бредили:
О дева пламени, о дева темени!
ИНТЕРМЕДИЯ
Хворост трещит.
Вокруг все молчат.
Крылышки горят
А мотылек летит.
Обещанное – глаза открыть!
Заключаем:
ЭПИЛОГ
Возгоранье звезды – субпродукт производства пустот.
Но в Альфе, от омутов черных и быстрых течений,
До винных кружений от вкуса омеги
Сквозь тягучие сумраки праотцовского леса,
Раз взято – светило железно свой азимут лоцману шлет.
В небосводе над ритором, настырно мерцая, смеется, зовет жар лучины.
По светящейся нити мы следуем. Голос
В нашем слухе раздастся, голос всех поколений,
Пока мы не выйдем в оставленный сад
И из кадки в сосуд процедив готовый елейный настой, мы
Зажигаем свой фонарь.
Автокомментарий: Идея поэмы пришла в голову мне давно – лет десять назад, кажется. С тех пор часть под названием «Видение» лежала и ждала. В ней идеально слились сразу несколько уровней/высказываний – это сплетение знаковых для меня соображений и приемов. Попытки за прошедшие годы создать к этому фрагменту начало и конец привели к появлению ряда других стихотворений, но раз за разом к «Видению» новые части так или иначе не подходили. А вот сейчас, наконец, все сошлось, будто само… и если это давно до боли знакомые слова, то скорее всего потому, что так и должно быть.
Что за идея, которая возникла годы тому назад? Отчасти шуточная. (Отчасти, вы уже поняли…). Пастернак, как мы все знаем, говорил (что он говорил почти не имеет значения: известные нам, нашему миру слова – такие), что «стихи могут быть о мазуте». Имея в виду, конечно, что они могут быть о чем угодно. Пусть последняя мысль сама по себе – мелочь; мало кто захочет страстно поспорить с таким утверждением. Однако слово поэта существуют отдельно от интенции, стоящей за этими словами. Слова поэта – вызов. Далее: сказать, что стихи могут быть о мазуте ещё ничего не доказывает. Для искусства, как и для научного метода, рассказать о чем-то – низший уровень, а высший пилотаж – показать это что-то на деле. Так где же твои стихи о мазуте, Борис Леонидович? Не было их, конечно. Пусть теперь они, наконец, будут. Сначала я предполагал название в духе «Про это» – «Про _______». Чтобы сохранить для читателя возможность предмет разгадать. Но в итоге решил заполнить пробел в названии самостоятельно: о мазуте.
Чтобы сказать, что стихи могут быть о чем угодно, Пастернак выбрал самое земное, приземленное, низменное, прозаическое, не вдохновляющее, что приходило на ум. Но вам уже понятно, что весь трюк в том, какими эти обещанные (обетованные?) стихи о мазуте на деле оказались…
– Джон Наринс