Очень личные поля

***

Дорого раствориться в прекрасном месте,

всегда есть по краям очень личные поля,

разроешь снег, а там лимонная косточка,

с темной, разъятой серединой,

просится завернуться во что-то мягкое, цельное, корневое.

С кем разминуться в этом прекрасном месте?

Все сложено из мелких неровных кусочков, ничем не укреплено,

попади в щель и начнется распад,

медленное невидимое разрушение.

Но стоит качнуть дерево и все остается ровным,

ветви смирны и тягостны,

корни свободны, не видны;

словно в каждой трещине есть укрытие.

***

Я возвращаюсь домой,

опьяненный пивом и марихуаной,

и пытаюсь сложить в голове

все сегодняшние чеки,

чтобы добавить их в таблицу трат.

У меня есть деньги,

просто считать – это привычка

из прошлой жизни.

Я вспоминаю как это тяжело руками разломить яблоко на две части.

Когда в кафе звучит голос П. я не поднимаю головы.

Когда звучит украинский голос я не поднимаю головы.

Я представляю лимонное дерево в моем патио, и его ароматные, похожие на мутантов, плоды.

Русский преподаватель португальского говорит мне повторяй:

Eu sou Ucraniano.

Eu sou da Ucrania.

Повторяй.

И я повторяю.

Eu sou Ucraniano.

Eu sou da Ucrania.

Я не поднимаю головы.

Я поднимаю с земли уродливый лимон, похожий на гомункулуса

и думаю,

что теперь за лимоны можно не платить.

Вот о чем я думаю.

Я также думаю о том, что сделало лимон таким –

все эти впадины, деформации, мутации цедры, многоликость.

Вот, я уже прохожу мимо Jardim Zoologico,

сквозь холодный вечерний воздух,

сквозь густой животный запах,

совершенно ничего не чувствуя,

и как будто что-то припоминаю.

***

Между тем, за лимонным деревом прятался некто Мишель, черное неподвижное существо с большими удивленными глазами.

Я всегда находил его бесшумно сидящим на краю соседского забора, когда с наступлением темноты выходил покурить в патио. «Ну привет» говорил я, смотря в его растекающиеся зрачки, одновременно с этим (словно за ответом?) поворачиваясь к возвышающемуся по правую руку жилому дому. Будто нарисованный акварелью он стоял передо мной весь в разводах и буро-зеленых грибковых пятнах, чей голый торец возвращал меня в родные пейзажи брандмауэров, одиноких балконов и горящих окон.

***

Утро это стук капель по листьям, звон посуды за соседней стеной, грохот оконных роллетов и парадной двери (а также тревожный ее электрический замок), перебранки с хитрым черно-белым существом (Мишель был очарован). Далее: звук сыплющегося в миску корма, жужжание индукции, трескотня масляного обогревателя, гул осушителя (desumidificador), авиадвигатели, мурлыканье.

***

тело сквозит

дни напролёт и навылет,

у него есть язык,

голос, имя,

есть отчество в котором горечь,

есть отечества морок,

и мало помалу

это тело

вытекает из тела

своей страны.

одно из другого,

и ни одно не свободно

***

Обилие цветов (растения, пастельные фасады, черепица) даже в дождливые дни все еще сбивает с толку.

***

Впрочем если пробираться через ещё кусты этого увядающего царства

можно почувствовать пронизывающий ветер,

услышать шум взволнованной реки или снегоуборочной машины.

Возможно завтра кто-то скажет тебе пару ласковых,

потребует закрыть свою пасть или наступит на ногу,

но сделает это не со зла, а так, по привычке.

Утром ты просыпаешься от рева пролетающих

самолётов, выглядываешь в окно,

а лимонное дерево все в снегу.