***
Извините, сударь, это я, мадам Флобер, которую вы противопоставили
войне,
пока вы лежите, как толстый кот на конфорке метафоры,
не отличая рану от раны.
Кто был вами призван, преклонив колено кровоточащего дня,
и кого представили героем?
Того, и этого, и другого –
и ни тот, и ни тот, и ни тот
не был повязкой на горящей коже.
Ответьте мне, сударь, есть ли хоть кто-то, кто не
вынюхивает любовь, как лань – воду?
***
Козероги наращивают шерсть,
готовят себя к грядущему.
По ночам цапли зовут друг друга,
крупные хищники метят границу,
а я перешагиваю через зеркало,
закутываюсь по горло в плащ.
Разве страх – отец памяти?
Это было твоё лицо или моё? Твоё или моё лицо было омыто рассветом
и лисы, которых спугнули спросонок из зарослей –
были ли они знаками грядущего?
Даже когда я отправилась навестить себя в прошлом,
не застала себя дома.
Каюсь, я пришла только раз,
оставила в дверях записку.
***
В твоих больших ладонях утешается черенок лозы
и нектарницы зелёным золотом поджигают твоё окно.
Парусники душистого горошка
отплывают по краснеющей ране твоего рта,
освобождают его от груза слов.
В темноте речи раскрываются тебе навстречу орхидеи,
их бело-золотая плоть, как Вирсавия, купающаяся в лунном свете.
Любовник мелкой моли пробирается,
опыляет их и бросает, как ты,
его физиономия измазана пыльцой последствий.
Губы лилий округляются в последнем поцелуе
и остаются раскрытыми –
по краям жуки-солдатики сверкают каплями крови.
***
Эмоции, как звёзды попкорна, больше не выскакивают
из автомата сердца.
Бледное сердце следует себе за каким-нибудь незначительным преступлением,
чтоб очистилось от скверны, дало себе пощёчину, пострадало,
топчась как на помойке кабан: жизнь, дай мне основание!
Как месяц с лицом в синяках
движется над своей пустой миской.
***
Я скажу, Геката, решительно, как моя мать, бывало,
умаляла людей и богов,
но не тебя, Геката,
стоящая на развилке дорог.
Из плутовства или по простодушию ты выбрала
бросить слова в лицо смерти?
Я хотела бы приобрести в твоей школе
навыки чёрной луны.
Мои руки полны полого времени –
дашь ли мне урок последнего предела?
***
Настал черёд последней богини,
той, которую сопровождают конь, львица, ворон.
Передо мной всё ещё мерцает её воздушный оттиск:
смотрит направо, несёт золотое яйцо,
смотрит налево – рубиновое яйцо,
и из обоих вылупились дочери.
Разбили золото, голубизну, раскололи
сказку небьющегося котелка,
посеяли болиголов на клумбе памяти.
Они – новые фурии:
кусают и судят, чтоб доказать, что прошлое –
странное растение, перекати-поле на ветру,
феникс, песком пробивающийся из песка –
а может, это я, которой трудно расстаться.