Владимир Бекмеметьев. Активные объявления

АКТИВНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ

 

Разнствуют исходы,

А безумство у истока – одно.

Оно словно дремучий лес,

Где хочешь, не хочешь, а заблудишься:

Вправо, влево, вперед, назад,

А сбредешь с тропы.

Да, скажу я: кто коснеет в любви,

Будь готов попасть в цепи и в колодки.

Мне укажут: ты хорош поучать,

А не видишь, каков ты сам оплошлив!

Я отвечу: отменно вижу,

Ибо нынче я в светлом промеженье,

И авось сумею в урочный час

Так собраться и уйти из игры;

Но не нынче: неволя пуще охоты,

Слишком въелось страстное сумасбродство.

– Л. Ариосто, «Неистовый Роланд», Песнь XXIV [1]

 

Intro

 

Очень плохая связь, аппарат предложений сбоит,

обращаюсь на черный рынок, по которому мечусь гимническим снегом

в поисках распахнутого окошка, ведать ведуту,

хоть зыбко, но целое.

 

Уполномоченные операторы продают импланты,                 чтобы:

 

«Я слышу, как они шепчутся, всего пара внятностей»;                  чтобы:

 

– Здравствуйте!

– Здравствуйте.

– Можно замеры?

– Чего?

– Мне только один нужен.

– Что?

– Участок внятности.

– Цена и так символическая.

– Да?

– Да.

– Это как мул? Эмблема мира.

– Нет…

– Симбиоз-лев-вол? Без делёжки эфира?

– Ясно… Будете брать?

– Я подумаю.

 

Я потуманю.

 

Так я стала работать туманом, подворовывала идейки, некогда было сходить пролиться.

 

Топталась на месте. Кризис рациональности?

 

«Одумайся, найди Центр, в тебе могут собраться подростки, пуская слюнокружева», –

говорили коллеги, тучные, скучные, непочемучки.

 

Ну нет, мы это уже проходили (а я, напомню, топчусь на месте).

 

Центр анонимных болеков и лёлеков – лабильным колобком бродом

катишься в пасть пасмурную.

 

Зная, как на суждения скоры люди (слухи уже поползли,

скорпы уже поползли, с витрин хроники макулатурой ума уже поползли;

химеры размножались во мне, круглосуточные иерихоны совсем доконали

во мне),

взяла схизму, и из меня вышла жена, кроткая, как ты любишь,

не тинейджерица-тигрица.

 

Оформила Infinitum Доставку.

 

Когда пришёл, осмотрела тебя.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте.

– На мою голову подойдёт?

– Что?

– Гнездо.

– Цена симбиотическая.

– То есть?!

– Гнездо в подарок.

– С чем?

– С участком внятности.

– Я уже покупала.

– Непохоже.

– Издеваетесь?

– Ещё один остался…

– Сколько?

– Вы же уже покупали.

– Гнездо?

– Гнездо в подарок.

– Устыдившись, я помещал твою обнажённую грудь в грязное гнездо

среди обглоданных детских косточек: разве грудь может давать пишу?

Пищу я привык заказывать, швыряя в табло Вавилона камнями.

Сжимая камни в ладошке, я каждый раз представлял,

что выбрасываю/вырываю твою грудь.

– Ой, а можно я ещё подумаю?

 

 

Исповедь Охотника

А предсказание твое – такое:

Взойдет звезда, придут волхвы с золотом, ладаном и смирной.

Что же это может значить другое,

Как не то, что пришлют нам денег, достигнем любви, славы всемирной?

– М. Кузмин

 

1.

Неолиберальное сознание сокрушилось,

когда нашел себе заедливых крашей:

исландское эмбиент-техно: когда треки на 10-40 минут;

британский атмосферный джангл: когда становишься секвенцией, и

рабы поют в 3 раза быстрее, испуганные призраком нерождения

Монтегю Джеймса.

 

Позже заметил, что культурный истеблишмент

(желаешь сказать: отшлифованный истребитель людскости?)

твоего городка инфицирован призраками,

многие мачо-прагматисты заключили

брак с мелюзиной Маргарет –

во времена стозевного ужаса

произошёл посев:

 

«Такой вещи, как общество, не существует.

Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи»

 

Теперь для тебя гетто становится грёзой

(в России живут куда хуже, даже жихари),

новая школа, находящаяся под ведомством окраинной группировки карманников,

дает обещаний с лишко́м, даже сошкам и сухоножкам:

апостольские фокусы Фомы, пафосное открытие стигмы

 

(выдают ножницы и вино, пуповинное мясо,

повинность контры – приходить на открытие каждый день),

 

рейв же нуждается только в clever-mind-полюшке-поле:

хочешь стать копировальной машиной для флаеров, как панано,

флуоресцентный панинаро, затравенелой раной,

и с новым трепетом взирать

на небо рдяное

 

кру-у-угом?

 

В итоге: проходят годы, чуешь – никто не придёт,

 

(в руинированной куртке Каменный Остров – отдашь по сделке, как раритет?)

 

и твоими друзьями становятся только ветер и бензодиазепины.

 

А они по-прежнему заключают браки с мелюзинами.

 

2.

Напрасно ты читал (класс третий):

 

Библиотека русского фольклора в 15 томах

Издательство: М.: Советская Россия

Переплет: твердый; 3850 страниц; 1988 - 2000 г.

ISBN: 5-268-00784-X; Формат: стандартный

Язык: русский

 

(а также Гауфа, Андерсена и Одоевского)

 

– стимуляция интереса к народно-религиозным корням,

укрепления национального самосознания,

«антифилистерский» пафос,

ощущение незавершенности,

неопределенности, зыбкости

миропорядка и одновременно

исключительной метафизической

открытости.

 

[фрагменты разрозненного пазла]

 

парализованная бабушка (1 шт)

 

первый муж парализованной бабушки, умерший от алкоголизма (1 шт)

 

почти парализованная бабушка-алкоголичка (1 шт)

 

муж почти парализованной бабушки-алкоголички, умерший от аклоголизма

(1 шт)

 

второй муж парализованной бабушки, мошенник, ждущий её смерти, дабы жить единолично в её квартире, но замёрзший на холоде в канун Рождества, умерший (1 шт)

 

безработный отец-алкоголик, вымогающий деньги у почти парализованной бабушки-алкоголички, умерший (1 шт)

 

безработный бездомный дядя, сын парализованной бабушки, вымогающий у неё деньги, обкрадывающий безработного отца-алкоголика, вымогающего деньги у почти парализованной бабушки-алкоголички, живой (1 шт)

 

[пронзительная музыка]

 

Потом оркский детдом, весна,

но мир ещё не полностью расколдован.

 

Дом дэт, где нет обеденных столов, лети-

неси, давай, свой жар на дальний столб,

так губы – ряби двигают сосцы, и потрясение

так трепетно, так прожекто́рнo,

но недотрога территории висит –

потешная фортеция, покорно,

ища, где фарос прячет:

«Стадом быть щадящим».

 

Напрасно ты,

что внутренний вельбот

при маяке, сон-эксимос, но больше прорубь-геноцид,

ведь ты острога на язык, зарыскиваешь, запрягаешь

парус, автоматичность парсить благих дел – зачем?

 

(Козлищ от агнцев отделить!)

 

Зачем просить?

 

– Почему тебе кто-то должен помогать?

Ты взрослый здоровый человек, помогать надо тем, кто нуждается в помощи.

Иди работать охотником на гарпий!

 

Напрасно ты, tovarich usver, не уметь любить.

Напрасно бросить ты талант на поперечку: Адвент иль Абвер.

Пусть: ты в каждый веник ввязываешь boy-B, живя как категория,

но

     ёбаная

                 харя, куда ты интегрирован теперь?

 

3.

в веки варварств, во чреве кинотеатрокитовом потерянный,

во время показа при тикающей бомбе-тапёре, ты молишься наобум, но уперто,

в чёрном храмике с тщанием, дабы нашёлся монстрик игрушечный,

цвета кострового и расплющенный,

воин-лев, скальд твой первый

(1 шт)

 

в день усыновления папертью,

заводной крокодильчик Бонхёффер (1 шт), зелёный и в кадке (и в кирхе),

отвлекающий от органной токкаты Баха и пассакалии Букстехуде

ещё и звонок: «алло, алло, папа,

онкология, правда?»

правда что-то бухтит

 

резиновый динозаврик (1 шт), шваль из круглосуточного ларька,

ряженое вздутие Адама, без пупка, утоп-планктон маргинеса как есть,

перемотная голь, чей ржавый йодированный окрас охолмляет веси –

рептильные морды да будут, так октябрь дьякует

в репетативном падымке, мекает настырный

ассортимент-сарацин:

будешь дальше настойки пить да в бубны бить

 

тикет (1 шт) потерянной пуговкой сна

на подкроватный экспресс, где гонитель

живёт, простынномаратель, подкроватный тапер

с пальцами теневами-и-вигилантами, в нигредо гиганта

меж тетив света залучает чахлых крохотуль,

чучелок, одиночек и чиполлинок

 

4.

«Ты страсть вдохнёшь и в мёртвый камень».

 

В руинированной куртке «Каменный Остров» сидишь даже дома,

no diggity.

 

Алло, Авалон?

 

Словно скованным певчим птенцом бесчинника в рабочей рукавице:

нагора сообщения, один демиургический перст.

Словно тебя воспринимают минус 3-5 лет

или даже поедают декадой, давним.

 

Ты в аду-отделении для наивных виккан, что осмелились уповать наповал:

настоящее, не стоящее коренных свеч.

 

Ненавидеть писать – и судорога-день-сурок –

когда прощальное рукопожатие кончилось, через 5 лет?

Когда ослабило хватку, лишь тогда словил ласку,

set tripping?

 

Ладони чуда-чести при сжимании палки «чур-да-

возможности» [брось в костер терапевтический].

 

Слушай, тебя взломали,

внутри болезнь-оползень растаскивает магический песок стеклянных

уз, расставляет гувернёром ларца фишки маджонга.

 

Что же ты вытворяешь?

 

Нанизываешь воробьиное мясо на дикорастущие спицы родины,

резервата.

 

ме

тельного дисканто-мета

тельного мясок её де ли ка

тесного сердца патр

имониальный

 

нимбы патронов

 

свешиваются люстрами

 

облачными венчиками

 

но нимбы матрон?

 

как же – нет

сердцу нужно понять что

секвенцию сердцу нужно

 

нянчить в печи

 

кассетный треск маленького взры

во мельне зерно через фильтр горит

 

эмбрион протягивает фитиль трут

 

истину меч

 

Тоже возьми мой мир, мой Мио, и брось в костёр керамический.

 

Тоже брось палисадник-исчадник, дощатый забор,

(ich) адник чадник, рефлекторную feria,

весь этот shit, весь этот щитомордник,

весь лицешум, сожги фрегат Ферамонум,

murda killa,

шквал лучше же, когда:

«Хвои шуят, — шуят

Анна – Мария, Лиза, – нет»?

 

Вымогаешь у взнузданного кре́четового потока речи крестовый поход,

якобы препинанием святынь, и обсценные тявки детей-тысяцких

из палеофона становятся историей литературы, мшелоимствующих

филологов.

 

Когда детское войско разбито, замечаешь:

упудренные старики снова стали ходить в пурпуре,

облачились в пергаментные одежды пришедшего Псевдосудии:

сверхдосыта пировать в дикой судьбии

 

улиц, кремировать цикломены красные,

копировать повадки пи́столетов

поли́сменов

эпохи немого кино,

весело и смешно,

нанося колото-резаные

удары-диадемы на лбы дофинов и дофин.

 

Ты попытался забыться, но они влезли в болезнетворные сны,

как в винные чаны с напедикюренными стопами начальств,

пока алой прошвой серебристую ткань рассекало, той её

белоснежной рукой, сердце располовинило;

пока шпорой прошлого оставался между

туловом-гневом и вежеством-мулом.

 

С отвращением, сами копронимы, швыряли на тебя гобелен

с вышитой домодерновой мордой, допрашивали.

 

Обронил слезу (как зуб 33-ий, т.е. как надо), 

признался в ошибках (как гриотическая persona non grata):

ничего и на шиллинг в тебе нет, брате, кроме этой любви

к буре в Тивериаде.

 

Потом сам напросился в конвой,

сам пожелал в Дальлаг,

но тебе с Королевой крутить любовь,

ну просто нельзя никак.

 

А теперь ты отшельник, охранник, охотник: нет, тебя зовут не Пётр.

 

– Принеси мне сердце Королевы Гарпий, больше я ничего не хочу знать.

 

 

Песни Охотника

 

1.

Чай не агнчими, но гончими по лесам бытие почать (тачскрин),

масштабируя окна трясинных болот до херувимских полотен,

где венчанное виной бедных червей воображенье

не реет и носится, а роет и мреет

публичной осью.

 

А мы, малы, ляжем с тобою под длительность дылдистой двери

на круглосуточный ветропой – вистл; пропадужиной под сосной;

после скверной резво́й, звея, двинемся в сезон новый,

где король ольховый претворяется в прах, и охальник

недужий отбрасывает костыли – ах, тылы –

молочные зубы.

 

Зудит метафизика укромно-

сти.

 

Как в лесах тискать скитника;

как ядокровно спившимся Зигфридом в яме киснуть;

как ферментировать царский листвень.

 

Как клевероядным ротным в пасти кляпца пропасть;

как Тиндера регулярный ЦАП; как колико-cхваточный

симбиоз гипно-Отца и скомороха Исаака.

 

Как крохи Рембо побег в Абиссинию,

как, как, как… обессилеть.

А мы, малы, желаем укромно –

Но ни хоромы, ни дома, только небо огромно.

 

2.

Меж камышей стигийских,

осочки ичкерийской

часочки профетического гнева

тошнит зигзагом Мизгиря –

возницы венчурных кривизн.

 

И львиная крапивинка огня

так зря… в беззвездном сумраке

Эреба.

 

...но дым Отечества милей, чем лоск могил,

и Мефистофель энергичный в выцветших глазах

легата мил; и склизкий корневик – отродье

сельской хлипи; и летуна надгробье, созрев-

шее под кипень кашля глашатая; и птички

витье шалое («чив-чив») –

старик анафематствует

 

как человек-устой,

чивый земляк

уединенный дивий,

от дубравы вепрь

подрыв

и бурев-

ой бурав

 

убив-

но человек –

невольник-beef и индикатор дани ветру,

костянка-грамота, сиротный кочеток под

инфинитной стаи грай –

свирец, свисток

 

...но дым, но mea culpa, но гид-

ры культи феминные

царев(н)ы гетто букв

 

…но «гм» отечества милей, чем восп-

аление закатное

агатное кызыл

апокалип

-тоз

 

Старик,

чей взору непокорный контур –

Псатирелла,

чей золотарь – монарх,

чей Молох –

олух полудохлый.

 

3.

Хвои высоковерхие, вои-

ны ныра жестоковыйные.

 

Купол коверкает до

молодецкой упали

надежда, что дерево

превращается

в катапульту?

 

Так и страшает культя-

тишна лесовая, силенция

расшатанных корней, фантомно

крона болевая –

граище потенциалами –

птицами большими и малыми,

чьи крики предупреж-

дают:

«Смена локации, смена локации,

новый сезон, новый сезон

отъявленной навигации».

 

Кроме того, кричит

в тыльном камне пульпит:

«Увы вам! И дрону, и дому,

и трону, и гусарскому эсхатону».

 

И дрогнув? Нет.

Всхлип Иудин проглотит Пётр.

 

За продолжение поцелуев во время трёпки,

кипиша под брюшком почвенников вовзят,

ёрзали да попали в игралище,

не телосожжением,

но телосложением

в ямище

 

ведают

 

зря разве

ведают

вепри народные, хепри-

солнцеукладчики

 

вятшие

 

тявки...

 

кочуют средь сосен, втуне

несомы в обличье колтунной суки,

а когда говоришь: «Иисусе»,

приходит уполномоченный

клокотун.

 

ту-ту-ту

ту-ту-ту

 

На тёмном пузе леса мёртвые щенки,

ищи как щепки в бедном мире

до вновь сезонной течки Леты,

пока чернильно млеко

накося-высоси.

 

Пока не выкосит –

кусь кличевыми-свечными

зубами (х)рамовое пространство,

тёмную молчь новобранцев.

 

 

Рэп Охотника

 

миражи

сущности в виде пернатых цитаций оцарапаны

огнёвками маяковыми в туманном ажуре/ режимном

архаичными носителями прекрас/ экран лжи/ противен

не линзой Френеля фонароносных Фароса и Фарилона

фосфорные фараонки явятся немотствующему гриоту

 

ТВ-эфир

 

Пак-среднетяж в окружении фей кови хитрой

с пинтой имперского стаута

(нам истина глаза таранит

пока не выколет)

 

не зная преград нокаутирует гриота с экрана

тот в выкле обморока в низинах пока «дзинь»

велосипедного звонка не разразится и раздаст

ся птицом не мировичем рапсодией для язычка

и резонатора пока сон репортёр шинно накатано

расшаркивается перед опен-дором в Нифельхейм

 

голодание деклассированного брюха ума

а после латание кишок хюбриса

 

когда ещё бризы бывали смеющиеся

туристы-до-Бухенвальд

 

анамнезис Жозефа де Местра менестреля вьюги

платоновского психопомп-воробья отожравшегося на должности ландскнехта

дробить молоточками «кх» или «ммм» клювики и черепушки пестряди века

желательно

 

они буквально богатеют на мозгах

т.е. на переработке головных сегментов

оружейных модификаций

трезубцев трилобитов

 

здесь не желательна мизерокардия

 

макроскопическим красным клевером

трилистником подстреленного /свиристеля

перетасовывает голову и крылья говорит

«то Больск, Бийск, а не Братск» солдат-кордицепс

говорит из укрытия в муравьином танке Christus Rex

говорит как ржавый гнозис пожиратель вериги

говорит

 

и анархно-алчущего тебя истошно пташного

катапультирует в дремное кинцо нувориша

в царство камчатских крабов с пармезаном

 

зажаренный воскресает /нимбом жира

возносится во время созвон-режима

неиспользованные междометия клеятся

бульварными ромбами треуголками

к потолку/ ириской миграции производя

сталкеринг рэкетирствующего нёба с языком

 

но вина летит за тобой птицей Сирином /теперь

трайбалистским лингво оставляя хонтологические порезы

на голографическом изобретении твоих друзей-гельветов/

однажды солдаты собрали гетто / Европу из наполеоновского легго/

оставили тэг геммы /теперь птица Сирин похожа оперением-риддимом

на летающую геликонию-гегемонию /эмансипированного серафима/

мегафон-хеликоптер /бетельгейзе коптящую взгляды

иссушающую малюток-кураторов

 

текели-ли неваляшек краесветных

норникелевых

 

ты же похож на подсолнух плюющийся антрацитовыми клычками

на паперти просящий «чылым» «чылым»

 

так и темно внутри карусельных в ночь ти-

гров служит гаруспик к чьему ливерному спичу

времяточиво прислушиваются отчаянные референты

субурбий а теплотрассовые арготьеры гроверы

экспрессем злыдоты готовят посевы Анти-Тесею

 

а кисейные барыши золотые Софии инфанты по вызову

цветов растрёпанных дурман вдыхают

 

земля-саблеглотатель задерживает хлебородный цикл

«эй борода в рубище наш кибуц с краю!»

«а я думал в центре»

 

ты помечтал, проснулся, но снуёт ого:

 

адгезия наречия во влажном волокне, кто спал?

задрапированные пары, глаза бы не смотрели:

гризетки, мальчики-муниципалы, тысячеустья

руинированного счастья, коллоквиумы накануне

belle epoque

 

ртутовращение годов, и гирька привесная

серьгой стучит в висок: ёшь твою медь,

доверия, ты, знаете, из плотоядных:

обеды (обыдь) снулою галактикой офсет.

 

автоматон сутулый, коверканьем льда сканью,

закончил картезианский сон, и озернён секрет

под микроскопом; и холод, эхолалия восторга,

скликает волчье солнышко в подзыбицу, в подклет.

 

рапирные наживы гили, гнили – режимы-slave, 

лежим мы в сжиженной могиле,

 

(«the smooth fluid grave»

 

«the vast liquid grave»)

 

манкирующие манекены,

макабром, таки да.

 

Salute! Holla!

 

Универсальные Системы Монтажа!

 

Универсальные Системы Падежа!

 

 

Outro

 

Прорывая артикулированными коленями классические топосы трав,

двигаюсь на свидание.

 

Хорошо, признаюсь: больше не могу вынашивать так каждый сайд-квест.

 

У Охотника застыл распорядок.

 

– Охотник, охотник, что ты делаешь здесь? Здесь так опасно!

– В верхах живёт Королева Гарпий. Мне нужно её сердце. Ты бы могла мне помочь?

– А что я за это получу?

– Пока не могу сказать, но ты точно не пожалеешь.

– Как я смогу попасть туда?

– Вверх по тропе.

                                                                 Не бойся яда и меча,

Частят

вши в неочёсанном пологе волос юнца – в небе гарпии кишат,

используя премиальные крики как лифты-перины.  

Боже, дай избавление от крыловожат-

ых на Плато Тихого Часа.

                                                                 Не бойся взгляда и отча-

                                                                                   янья [2]

Дети здесь перешли в режим ожиданья,

костяного восседанья в терапевтической рвоте

гаруд, костяной город – именинником, иные

из сонма сидят в лодочках тёмных, травят стоны,

и я перехожу в режим баюкающего дежавю,

бо́льшие люди – в режим идоломании,

но останутся ли у людей ладони,

когда этот мел ласково дастся по аску?

Или останется только аукающая хватка монодии?

 

                                                                 Ни беззаконья, ни закона,

 

Говорят, что королева гарпий – радистка, телефонистка, эфирный менеджер.

 

Телеканал «Планета», шоу «Storm-Talk», в эфире буря Тивериадская,

в гостях The Outcast Of The Universe, сильное заявление исихаста,

со сверстанным темнотой умом,

грандиозного эфирного зайца.

 

«Человек – прежде всего сообщение», – считает Охотник,

а я думаю: плоть – факт стороннего взгляда.

                                                                 Ни человеческого стона,

Что есть гарпия, я не знаю, не определена,

страх ветра может мучить тебя

в подпольские времена,

но ураган растормошит шелест леса,

вырубленного в сердце.

                                                                Ни урагана, ни грозы

Говорят, сердце гарпии – хитроустроенный аппарат, ротационная машина,

совершенный стригиль для распрей во время ирригации

коммуникации борь-

бы.

 

Вытаскиваю ползучее венецианское зеркало, движется по земле-нарекает:

Мария Темрю́ковна, гарпия, королева, старая, странная буковка.

 

Гарпия улетает – ощупываю лицо, своё и вроде вольно,

покрытое солью, безучастной, будто аристотелевская логика.

Будто вся оживлённая глубина геософии не стоит сопротивления

океангельским силам, живущим в капле слезы?

                                                                 Ни человеческой слезы.

Резонно: моя ладонь – не противень,

твоя не жаворонок, но хвилин,

витийствует в иерогли́фах мели,

леха́им!

 

«И вам не хворать!

Ваш грех ещё актуален?»

 

«Человек – прежде всего сообщение», – считает Охотник,

а я думаю: плоть – факт стороннего взгляда.

 

Просто-забей-на-помехи-в-связующем, в этом мы сходимся.

 

Я люблю задавать вопросы, пока есть стамина,

искрить стрессовыми секирами, беллонария –

женщина, что вызывает презрение, экста-

тически проклятая детская площадка,

где разбросаны мины.

[1] Перевод М.Л. Гаспарова

[2] Др.-польск. czaić się «устроить засаду, притаиться, подкрадываться».

05.03.2023