ТРЕНОГА
На мостовой, куда свисают магазины,
лежит тренога и, обнявшись сладко,
лежат зверёк нездешний и перчатка
на чёрных стёклах выбитой витрины.
Сплетая прутья, расширяется тренога
и соловей, что круче стеклореза
и мягче газа, заключён без срока
в кривящуюся клетку из железа.
Но, может быть, впотьмах и малого удара
достаточно, чтоб, выпрямившись резко,
тремя перстами щёлкнула железка
и напряглась влюблённых пугал пара.
Le trépied
Sur la chaussée pendouillent des boutiques,
se prélasse un trépied, tendrement enlacés,
sont couchés une bestiole exotique et un gant
sur les éclats noirs d’une vitrine brisée.
Enroulant ses tringles, le trépied s’élargit,
un rossignol, plus dur qu’un coupe-verre
et plus doux que du gaz, semble à perpétuité
incarcéré dans une cage de fer informe.
Mais dans le noir une simple poussée
pourra peut-être redresser cette ferraille
qui, faisant claquer trois doigts,
alertera un couple d’amoureux épouvantails.
НАРКОЗ
Истошной чистоты диагностические агрегаты
расставлены, и неведение измеримо.
Плиточник-рак, идущий неровным ромбом и загребая
раствор, облицовывает проплывающих мимо.
Но ты, Мария, куда летишь? Камень сдвинут уже на передний план,
и его измеряют. Ещё спят, как оплавленные, каратели.
Наркоз нас приводит в чувства — марлевый голубой волан
падает на лицо. Мы помним, когда очнулись, а не когда утратили…
2007
Anesthésie
D’une pureté assourdissante les appareils de diagnostic
sont disposés, et l’ignorance est mesurable.
Le carreleur-crabe en losanges saccadés se déplace
et badigeonne de mortier ceux qui passent.
Mais toi, Marie, où voles-tu ? La pierre, au premier plan déjà,
est mesurée. Les exécuteurs dorment encore, comme liquéfiés.
L’anesthésie ranime les sens : un volant bleu de tulle
sur le visage tombe. L’instant du réveil marque la mémoire, mais pas celui de l’oubli...
2007