Вслед за «Собаками демонстрантов и солдат» Алексея Парщикова: стихотворения девяти поэтов, поэток и поэтесс

Опираясь на название стихотворения Александра Фролова, мы можем назвать материал «Вслед за "Собаками демонстрантов и солдат" Алексея Парщикова» техническим заданием, которое должно было привлечь поэт:ок, работавших с ним, к идее некоторого компромисса. В какой-то мере это означало критически отнестись к корням собственной поэтики, подумать о том, насколько сильно Парщиков мог влиять на неё, и о каком Парщикове в таком случае  может идти речь – о какой грани его творчества, какой части поэтического наследия? О какой технике или тематическом множестве? 

Сам выбранный текст также стал точкой отсчёта не просто так. Работая с категорией политического, автор:ки, опираясь на собственный поэтический исследовательский взгляд, использовали собак демонстрантов как инструмент – зрения (как в тексте Александра Фролова), преломления действительности при сохранении традиционной парщиковской строки (как у Виталия Шатовкина), распаду связи между демонстрантом и собакой, субъектом и объектом (как у Анастасии Кудашевой). В конце концов именно этот тематический поворот при сохранении силы авторского языка позволил материалу стать в каком-то смысле постпарщиковским, то есть показать невозможность обращения к фигуре поэта без уже сложившегося авторского голоса, музыкального рисунка, ритма обозрения художественного пространства.

Александр Фролов

Виталий Шатовкин

ТРАФФИК СОБАЧЬЕГО ЛАЯ

Утром я брился камерно и языком тепла

слюна копошилась сонная в дрейфе отвердевая:

из встречных углов потайных закадычная стая –

морзянкой скулила и пятилась на зеркала.

Всё это было, как если бы, натасканный диверсант

пересекая границу сливался с вихляющей линией,

а после, следы заметая, ветвящиеся как Коран,

ложился на тайницкий грунт армейской ушанкой в инее.

В их месте любовном вся польза и лай сведены

настолько, что наигравшись замками висячими крутят:

дверная отмычка плюс выпавший волос жены –

их пар обоюдный, как будто в нём опиум курят.

Здесь только разбег на прохожих и тень на стене

в которую намертво встроены гром и рессора –

скользнут и растают в густеющей травме забора

и будут к кровати твоей пробираться во сне.

Анастасия Кудашева

Р А З В О П Л О Щ Е Н И Е

↑

тайна восходит из сокрытого

как русалка из воды

↑

выныривает и смотрит испытующе

на всё что существует не нарочно:

воссоздано-безвыходно-правдиво

↑

русалка становится статуей

а водоём – каменным льдом

↑

душа тайны взошла в существование

и мы глядим насквозь бесплотную русалку

как Преображённые после полуночи

↑

навсегда окунаясь в незнание о том

каково это: обращать внимание на воплощение

внутривременных «самих себя»

↑

В С Е В Б И Р А Ю Щ А Я  В О Д А  Р А З В О П Л О Щ Е Н И Я

████████████████████████████████████████
████████▀▀▀▄▄██▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀█████████ ████▀▀░▄▄█▀▀░░░▄▄▄▄▄██████▄▄▄▄░░░▀▀█████
██▀░░▄▀▀░░▄▄███▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀██████▄░░░░▀██
██░░░░░░▄█▀▀░▄▄▄▄██████▄▄▄▄▄░░▀▀█░░░░░██
██░░░░░░░▄▄███████▀▀▀▀▀▀▀▀█████▄░░░░░░██
██▄░░░░░░▀██▀▀░░▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄░░▀░░▄░░░▄██
████▄░░░░░░░░░▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀░░░░▄▄█▀░░░▄███
████████▄▄▄▄░░░░░░░░░░▄▄▄▄▄█▀▀░░▄▄██████
████████▀▀████████████▀▀▀▄▄▄▄███████████
██████████▄▄░▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀▀░▄████████
█████████▀█████▄▄▄▄▄▄░░░░░░░▄▄██████████
██████████▄▄░░░░░░░░░░░░▄▄██████████████
██████████████▄▄▄▄▄▄███▀████████████████
███████████░░░▀▀▀▀▀░░▄▄█████████████████
██████████████▄▄▄▄██████████████████████
███████████▀█▄▄░░░░▄████████████████████
████████████░▀▀▀▀▀██████████████████████
█████████████░░░░▄██████████████████████
██████████████▄▄████████████████████████

Дарья Данилова

ТЕМНОЕД ПОТЕРЯЛ «ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ»

Собака, выросшая из кости,

распознает все виды музейной пыли по запаху,

как Шерлок Холмс все виды табачного пепла,

как таможенная собака находит кокаин в надушенном саквояже.

Собака, выросшая из кости знает:

вот кувшин с обожженным горлом –

обожествленная эллинская утварь,

вот – труп Гектора, влекомый концепцией,

вот чистые носки и новая зубная щетка,

вот-вот случится, но не случилось

«Я дам тебе яблоко».

И когда собака спит непроглазным лазным сном

она понимает: ангелы-иваны непомнящие родства

проносят лезвие в мыльнице

и фотокамеру в игольнице,

и часовщицу-кукушку в часах.

Собака, выросшая из кости,

во сне извалялась в шерсти Уитмена,

укусила себя за хронохвост – родился Улисс.

Лиза Хереш

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ПРОГНОЗА ПОГОДЫ И ПЕРЕМЕНЧИВАЯ ОБЛАСТНОСТЬ

1

Где даже каштан отчуждается в падении,

Съезжает с пригорка фолксваген с нескольким

прищуром, и бланк погружается в кабинку –

только сплющенным щукам можно увидеть

двумя глазами крестики – против всех

и за движение в Хельсинки, западнический

нерест, выкуп невест с меренгой пенистых

слюнь. Картинки с жвачки пускаются в плавание –

агитация витых петуний голосом подаёт

за остановку времени. Кампания провалилась –

витально, то есть то, что ближе к телу из жна,

не хочет срывать кандидата с куста.

2

Мы проигрываем выборы, говорит Кирстен Данст,

падая в лунную воду фатой-офелией. Головастики брасом

разъедают в плечах костюм – свадебные гостинцы,

кромка ванной от хозяйского мыла бриться

собралась; так обеляется щека, режемая обидой.

В доказательство сухая горшочная почва

рассыпается на листе, как голубиная почта

по кротовым тоннелям. Футболист возвращается

в их жильё, его крылья одеты в восковой корпус,

тающий пот. В лазарете зреет гномий архипелаг,

и голкипер бьёт, понижая жар, в лобный сад:

это китчевый гладник стоит против шерсти собак.

3

Отличительный знак-репейник лепится неприятелем

на спину, как сцепка в квадратах рубашки, Телемах

раскормленный валится в лужу. Избирательна память

хранящего тайну гос – купюра в горле у платья,

расправленная на свет. И легко бордер колли на плос-

кость другую площади переходит, стоит показать

ноги, свободные для укусов. Демонстрант

вынужден оборачиваться спиной. Лозунги лузгаются,

кукурузы початки. Поле равносторонне для всякой

верной традиции, топырящийся стакан в кармане.

Он бьётся донышком внутрь, натыкаясь

на плавательный дизайн давки.

Алексей Ларин

СОБАКИ СОЛДАТ В ТУМАНЕ БРОСАЮТСЯ ПОД КОЛЕСА

До конца зимы, возможно, совсем потеряются пальцы.

За глазами закрытыми широко опроклятился взгляд в занозу:

Уязвленные Даром, прячась, винят проникающий кальций.

Словно хутор окраинный мир остаётся тревожно не познан.

Покидает квартиру друг, оставляя мираж врага,

Пока корни панелек врастают грибницами в галлюцинации,

Пока не заструился абсент по ветвям, как выскальзывающая строка.

Но от чувства вращенья эринией воет собачья нация.

И бросаются под колеса щенки сиротливых солдат.

Чтоб не стать кабелем, Иасон спускался в тела собственного чертоги

По вращающемуся пути в Аид, параллелен которому ад.

Став Марией там, возвращаюсь собою к Марии в итоге.

В черно-белом березовом коде глазам голубым места нет.

Афродитовою водой нас выхлебывает весна –

И журчим по ее языку, оставляя фиалок след.

Так, и не произошла война.

Святослав Уланов

СОБАКА СТАНОВИТСЯ ЮНИКОДОМ

                  Механизм защиты сломан, и кто знает, каким он был.

1.

вблизи площади где

время замерло словно взгляд Осипа Мандельштама

тени демонстрантов отброшенные листвой

шепчут движение древнему циферблату;

антикитерское сердце разбито но мир идет

[в полдень пространство не встречает сопротивления].

2.

биение шагов

внутри ветки –

невидимое глазу сражение

языка и внимания:

архитектура больше не удивляет; ее задача –

забрать у времени свойства года

[ничто не тает нечему замерзать сырая земля

 происходит как вдох и выдох].

3.

запечатать эманации вещей

в знаках общего пользования

так ветер

становится заложником перехода;

собака становится юникодом.

Владимир Бекмеметьев и Иулания Семёнова

***

После раздела земли (её не добычь)

на уликовые изюмины (микроафишы вина);

костными лемехами на спальные малёхи

сатанеть – невозможно – брось собь:

наивно крутить рукоять полевую

навьей машины прежнему прочим от той

бо(!)якой стальгрузи, Ononis Spinosa обуздан

(зааминен и заменён).

На кряж покосились гнездули – малые солнца.

Пëс зацвë! н-о

не патрульной игольницей (не гикай регистром его) –

то идутное листвие. А выпас редутный гвоздик

героически вековыспренных?

Но иулания говорит: «Вековыпаренных –

веков долгота мера малая».

Уламок лап ликования, ножных лодыжек,

языков хвосторыхлых в пастях беззубых

рыл, в пуле не дышащих мысом-сопаткой.

Замирволили пасево архонты зарина:

Schrader Ambros, Ritter и Van der Linde –

от имён остается духмяный убыток.

Жаль поэтов Георгов, чёсом убиты на входе

в активность агона – аттракциона каприччос.

Медленный скач щёлока на площади эскулапной,

«в ужасающей обыденности операционного покоя»

скулит (в кувуклии клинической) Иисус Нави́н,

до самого вечера посыпает голову пеплом.

Словник – кираса из засоленных лепестин

мяса.

Змей, Ливьяфан, Рахав и Танин.