Пусть последним убежищем одиноких
Станет место волнообразных качаний.
– Уоллес Стивенс
Пошли смотреть жирафа, защищенного куполом. Зайца, пойманного за лапу четыре раза подряд, подавали к столу. К нему брусничный соус, ветка розмарина; яблоки принесены в жертву компотам но вот и они
Оторванные от берега, прекрасно-взволнованные прейскуранты: разливного пива, чебурека с начинкой, фруктового льда дожидается тонконогая девочка, светлый зазор между дивным купанием и ночным праздником. Как широк ее взгляд, измерять воздушному змею, капитану корабля. Не замирает флаг над Бригантиной, кипарисы мрут на кончиках башен. Отведаем же барабульки, посмеемся над мимами! Уходя с волнореза, поймаем блеск перьев толстой чайки: «Я убил собственного отца, ел человеческое мясо, и я дрожу от радости».
…И он бегает в теле собаки; хвост шепчется с травами. Так он может пробежать больше, чем прошел когда-то человечьими ногами. Ищет правды, забывается, гоняет палку, ловит блики, отвлекается на бумажку.
На горбатой спине Сурожа устроились палаточники и торговцы разностями. В колечке хвоста уселись дома, спят собаки: тощие и жирные – разным собакам тут удобно. Длинные усы – маршруты теплоходных прогулок, когти рыхлят виноградник в сонной погоне. Морда его на прохладном морском берегу, на мху; уши заткнуты медузами, и шорох воды по чешуйкам туда-сюда ласкает, спи, спи, не стоит просыпаться, видеть, не стоит усилий, спи, ай качи качи качи прилетели к нам грачи прилетели поглядели и на Бригантину сели Бригантина-то скрип-скрип а Сурож наш спит-спит улюлю спит-спит. Города присутствия торговцев самосами. Здравствуйте, ласточки-береговушки!
Я хочу самос, но я хочу фруктовый, а не с творогом. Хорошо, сейчас такой же черт с двумя спинами принесет, кинь в него от меня камень. Бескрылую гагарку кладут в могилу славной матери морских культур, символ мирных похорон. Улюлю спит спит
День лиц окончен, великая свидетельница всего, что было и себя самой засвидетельствовала нижеследующее:
Несколько вещей везде и во все времена, то же, одно и: седина в небе, неизбежность физической смерти автора, птицы, улетающие в Сибирь летовать; скорость движения любой эскадры определяется скоростью самого тихоходного судна – говорит учитель обществознания, повторяя урок для отчаянно отстающих.
Смахнув с пледа песок, ласточковые перышки, хлебные угощения, пойдем смотреть панду и бегемотов. Ослепленные побережьем, забудем невыносимую красоту горного контура. Нас провожает свет, оставляет. Это блестят осколки па мя ти. Она разбитая сверкает, как ночесветка.