Вслед за «Слепком истории» Лин Хеджинян и «Черновиком 9: Страница» Рэйчел Блау ДюПлесси: стихотворения пяти поэтов, поэток и поэтесс в поддержку краудфандинговой кампании «Полифема»

25 июня в рамках книжного маркета в московской фотолаборатории и арт-пространстве «Перспектива» состоялись поэтические чтения в поддержку издательства «Полифем» и краудфандингового проекта издания билингвальных книг стихотворений американских поэтесс Лин Хеджинян и Рэйчел Блау ДюПлесси. Приглашаем вас поддержать издание актуальной американской поэзии! 

Это мероприятие – не только важная коллаборация «Полифема» и «Флагов», но и многообещающая встреча молодых российских автор:ок и признанных американских мастериц Хеджинян и ДюПлесси. Рубрика «Вслед за...» уже стала традиционной на «Флагах»: под таким заглавием выходят материалы, посвящённые поэтическим диалогам (или процессам их создания) современной молодой поэзии и старших авторов. Примечательно, что ранее эта рубрика не выходила за виртуальные рамки журнала. На сей раз публикация собрана по следам прошедшего вечера.

– Владимир Кошелев

Лин Хеджинян

Из книги «Слепок движения» (1977)

СЛЕПОК ИСТОРИИ

Надеюсь, он говорил, мой дядя связан 

с поэзией. С любыми искусствами, разумеется!

− На самом деле я бы сказала, что он устоял,

заново углубляясь в детали,

слегка развернувшись вовне,

чтобы не потерять равновесие на

каменной кладке, представляя свои идеи

всем нам, желающим это услышать.

− Анекдот и история

горных пород. Он соучастник

оценивший этот зеленый. Нарастающая

эмоция, которая не занимает

и часа, а позже другая,

фильтруя все то, во что он мог верить,

я беспокоюсь лишь о себе и ничем не обязана

кисти кустарника рядом с цветком,

маркирующим каменный остров в тени

рыб и кувшинок. Черепахи

и менестрели времени зря не теряют,

когда попадают в историю

Перевёл Руслан Миронов

Рэйчел Блау ДюПлесси

Из книги «Черновики 1-38: Гул»

ЧЕРНОВИК 9: СТРАНИЦА

            «Я памятник воздвиг прочнее меди»

            – Гораций, Оды, III, XXX

1. Пустынные места с самого начала.

Изрытые бросовые участки,

где изнеженная астра, с волосками на лепестках, была.

Увидена пучками палочек для кофе, разбросанных за зданием.

Поднимались и поднимались

на холм под воротами через дорогу через поле

в пределы досягаемости некоторых мёртвых.

Усталая мама

внутри их раздражения

каждый день решает, что это не исцелит.

«Это продолжается уже много лет».

Раздражение, размах, какое-то другое слово на «р», ре- или ру-

некий словоголод рычащий

в своей репрессии

так что едва начинаясь, мир, молвь, медь

были бы, как и все виды пышного хаоса облаков,

РАЗВЕЯНЫ.

Перевели Александр Уланов, Александр Фролов

Иван Фурманов

***

наш город оккупирован фараонами, но – 

в году бывает май [joli] – и самотёка-в-солнце 

напоминает светлый сан-паулу шестидесятых – 

и я играл, как пеле [когда ты смотрела] – 

район-поле, мяч, ворота и конечная сизая точка 

твоего взгляда – ecoutez-moi, ксеша, ecoutez-moi..;

от кадров хиросимы и от первого поцелуя – всё та же тахикардия, 

а значит – война – ещё существует – 

и у цветного бульвара на флейте [настойчиво] ще-не-вмерла

оттеняет тревожное: бог – готовит ли жатву в россии?

***

как мне: папу – утешить-целовать?, 

как: похоронить до конца – стариков?,

и освободиться (?), говоря словами иных/других; 

думать о тебе [как-старик-сван] часто, но недолго,

как о кислых щах моники витти, об одежде светлых тонов,

а тебе – как будто

всё равно, что держать в руках – 

мужчину-меня, иголку с ниткой, красную книжицу, 

карандаш – серебристый и большой, как вся вселенная, – 

которым ты [над соловецкими островами] соединяешь звёзды,

готовясь (может быть) со мной расстаться

***

            д.

так – лечишь    сердце – тонкими пальцами, 

ставя несколько [в тексте] tilde-заплаток подряд,

что подобны (примерно) ~~ плеску понурых волн 

и морской болезни    от музыки (духовной): 

канье уэст и агни́ парфе́не – две точки на оси, 

две родинки – в мужской и женской (по одной) 

яремных ямках

***

            к.

спросим, трогая холодную почву курской, как 

и [смело] границы друг друга: paul

умер? – или просто исчез в конце.., 

спросят – в последующее время: 

что значили эти очереди у кинотеатров?,

но мы, кажется, не ответим, всё вглядываясь в них

и в образы ангелов, оставшихся [и нет] спасать 

неспокойную землю

Лиза Хереш

НЕПОСЛУШНАЯ КОЛБА: РЯД ОПЫТОВ, КОТОРЫЕ ВЫХОДЯТ ИЗ ПОД КОНТРОЛЯ

Вслед за «Слепком истории» Лин Хеджинян 

1. Когда я капризничала, мама говорила мне о том,

будто ничего раньше не гуляло вокруг меня так,

как эти липовые хвойные деревья. 

2. Пляска Витта, теорема Виета заражают меня и вытаскивают игрек из уха –вот он, фокус, что ты не поймала на лампе в гостиной.

3. Гиппокамп, как голубь, не может вертеть головой,

он пригвоздён ковриком к полу. 

4. Солнце неповоротливо,

у него раздута трахея. Видно, гормональное заболевание

сдавленных желёз давит на глаза спящему терьеру, он начинает капать слюной на нас, и мы стоим под его чистыми кометными всхлипываниями. 

5. Ничего не знает меры. Я прикрепляю градусник под руку, но его форма лопается, как стручок гороха, и мне в подмышки врастают ртутные шарики. Я подтягиваюсь на физкультуре всего один раз, но пары металлов губительны. Одноклассники задыхаются в листьях очерченных матов. 

6. Я постоянно позволяю любить тебя больше, чем мне следует, это очень опасная игра. Таким же образом я худела, заливала муравейники водой. Руки, слёзы, напряженные мышцы у глаз – это всё автономная работа, обслуживание постоянства моего несчастья. 

7. Благодаря тому, что собственная злость интенсивна, а не экстенсивна, я так и не записала ничего, что придумывала в те моменты, когда злилась. Ни одной строчки. Это большая удача, потому что они ужасны. Вставать под душ с временной татуировкой, она подчищает следы.

8. Ни одно стихотворение не создаю с намерением хорошего, должного или высокого. Половина скармливается мне, как батон белого хлеба – я прихожу в это топкое место уток, чтобы меня покормили, а они посмотрели, нянечки зелёных рубашек. Что-то создаётся; зрители, которым предназначается, отплывают, у них полные корпуса, стройные ноги. Это мужчины. 

9. Фактура прерывания, перебивания, затыкания – вот, с чем надо познакомиться ближе. Искусственно сдерживаемый рост дерева, который становится пожарной лестницей ближе к ямочкам мухоловковых гнёсен. Снятое с огня. Обжиг, окунание. 

10. Может, такова и теория французского письма – несобранное тело и 

несобранные стихи. Корзина фруктов полна, но в неё заполз некто, он выдавливает виноградины вниз, как подкладные яйца. 

11. Писание и молчание – готовка и сытость. Противорвотная гигиена. Чистые простыни, солёные волосы лба. Бесконечная учёба чтению, я ужасная ученица. Путать буквы в словах и мешать макароны венчиком в тесте. 

12. Долг отдаётся молчанием, это сложнее, чем было предположить. Словами растягивается желудок. Хватаю себя за руку, когда говорю о любви. Лишний жест сбивает моль, путающую стороны света. С полудрёмы даже она просит меня замолчать. Тёплая вода кипешит к листу. Не сегодня, хватит. 

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО БУМАЖНОГО ТЕСТА С ЗАЩИПОМ

Вслед за «Черновиком 9: Страница» Рэйчел Блау ДюПлесси

В детской комнате, куда я вхожу, отодвигая пушистую чайницу,

на корточках лежит йодль; его уши мягки, как ольховые синие килты.

Воображаемый переход к верху зубов – 

просветы между сырной тарелкой.

Лунные моря немыты. Собиралась

приступить каждый день, но слишком быстро сминается в комьях

шаг человека.

Кататонически запрокинуты головы чашки.

Гущи листьев показываются губами. 

Сервиз, со звоном толкающий на освоение плоских воронок,

надевает противосахарную защиту.

Мармеладные жужжелицы, серпы наждачных

опилок – жизнь, выросшая без меня, раздвинувшая почерк тела

на матрасе до крупных форм трухли от дерева,

в котором голом застыл улей. 

Меня многократно просили: 

отдай комнату, и, пока я сомневалась, сами грязные зеркала,

как сонные слёзы, закрыли путь. 

Посуда – тарелки в елизаветинских воротниках – дышит в лицо 

свернувшимся молоком. 

По подоконнику ходит взросление – телец, краснуха которого

пускает горячую воду по батареям. 

Я перешагиваю развёрнутую ладонь двери,

фотографирую счётчики, вынимаю затычку: 

мох, как бритые участки бород, бурые пластыри

овсяного клея, стулья, вставшие на дыбы – схлынивают

и колются, это затёкший мир, 

подложенный под другую ногу. 

Анастасия Кудашева

Вслед за «Слепком истории» Лин Хеджинян

Вслед за «Черновиком 9: Страница» Рэйчел Блау ДюПлесси

Нико Железникова

Я БЕСПОКОЮСЬ ЛИШЬ О

Вслед за «Слепком истории» Лин Хеджинян

               это время, такое же страшное, как любое время,

                                    и такое же смешливое,

                                           время, которому я мери́ло,

                                              – с чего бы? 

я смотрю на руки свои каждый день.

у меня по пять пальцев на каждой,

       без перепонок, но с длинными ногтями,

                     – лишь имитация опасности, –

пять беспомощных пальцев,

       так

       с чего бы? 

что нужно делать этими руками,

чтобы пальцы слиплись, срослись, позеленели,

                                                      стали склизскими,

                                     как слова, которые мне говорят

                                              на улицах незнакомые люди,

                                                     чаще всего – мужчины,

                                     как слова, которые мне говорят

                                                                    знакомые люди,

                                                        чаще всего – родные,

                                     как слова, которые я всё не решусь повторить,

                                                    они в горле ходуном ходят,

                                     как мокрота, как сперма,

                                       ни проглотить, ни откашлять,

             так

             с чего бы? 

труд этих слов отчуждает меня от собственной кожи.

у меня слабая кожа, она рвётся,

когда я пытаюсь открыть бутылку,

(мы истончились настолько,

                          что проваливаемся в текстуры мира?),

панцирь-чемодан, в котором

можно носить свои внутренности, – он бы мне пригодился,

мне бывает больно носить свои внутренности

в этом хлипком, как мусорный мешок, теле,

они то и дело его дырявят,

                      но кому не бывало на свете больно?

                      кому-нибудь здесь не бывало больно? 

разыскивается: кто-нибудь, кому не бывало больно.

            так с чего бы 

я – мери́ло этому времени?...

           такому же страшному, как любое,

               и такому же смешливому,

                     времени, к которому

      нас приставили секундантствовать,

          а мы растеряли все секунды.

      что если всё это время было лишь чем-то,

             что необходимо растратить?

      что если всё это время нужно было

говорить не о том?

      говорить не о том – разве не в этом существо речи?

          разговор о неважном как неуместное

                                       признание в любви… –

но разве не в этом существо любви? 

я беспокоюсь лишь о паре слов, сказанных невпопад,

                     – но что есть я, если не пара слов,

                                              сказанных невпопад? –

             а могло бы

       быть черепахой, которая

             чувствует время как воду,

неотступна в движении

             и молчит об утратах.

НЕПОДХОДЯЩИЕ МАТЕРИАЛЫ

Вслед за «Черновиком 9: Страница» Рэйчел Блау ДюПлесси

Я памятник себе воздвиг нерукотворный

                             – А.С. Пушкин

для этого дела я беру неподходящие материалы:

      клевер, оклеветавший вымощенную плиткой дорожку,

                                                будто она тропинка;

  отколототые знаки, тихие соглядатаи смысла;

неслучайные связи; чьи-то прикосновения;

        чьи-то недобрые взгляды,

   словно я – враг всем тем, к кому прикипаю сердцем,

    но я и есть враг всем тем, к кому прикипаю сердцем.

обессмертить значит схватить, тут нет места свободе

и очевидно любое желание бегства.

        не любовь, а невозможность любви –

                                       вот что обещает величие.

         (я не знаю, в какую сторону читать эти слова,

                 но в каждый миг отчаяния

                                              я улыбаюсь).

руины одиночества, развалины – раны истории,

           незаживающие порезы

на пламенеющем теле нерукотворного памятника

               и моей жизни,

                               и моему словоголоду

                                                       рычащему,

       и моему желанию говорить не о том. 

               в моих глазах это тело

                                в форме солнца –

                       но и оно под запретом.

            как так вышло, что

       в слове «свобода» нет места свободе?

каждый раз, когда солнце встаёт на дыбы, каждый раз,

когда солнце кусает следящее небо до крови,

          помните:

       все слова, что есть у вас, не забудутся теми,

                                  кто прикипает к вам сердцем,

          отныне и навсегда

   одиночество вашего слова,

как и все виды пышного хаоса облаков,

    развеяно,

                                 и вот где

                        нет места свободе.

 не лучше ли было бы позабыться?..

Ульяна Баранова

         27.3 Пунктиром, плита, узнавание – слова не из лучших (воображенье
         наблюдает себя).

         30.1 Я замыкаю свой ум, чтобы спать, не преступая порог
         своей скромности.

         141.18 Желание – визуальный историк.

         – Лин Хеджинян в пер. Аркадия Драгомощенко, фрагменты
         из «Композиции клетки»

ПРИГЛУШЕННОЕ РОЕНИЕ

Я засыпаю, каменница,

разомкнутая травинка, язык, отброшенный поцелуем.

Метаксология сорняка,

взращенного намерением (?)

Если б я знала, что это,

но я могу только видеть.

Ты замкнут или разомкнут? xenia – области расслоения;

мой испещрённый мозг;

терпение – преодоление тугого воздуха самой собой.

Бесконечное ёрзание на стуле. Мне нужно: переливание костной жидкости;

крови, которая замкнута.

Фиксировать все объекты (объекты-связи), проваливаться внутрь чужого схватывания.

Исследовать частички отмершей кожи предметов, чтобы добраться до? Гениталий?

Остановиться на подступах к саду,

Из мошек-лимонниц составив

алгоритм узнавания.

Кто вымучил:а свой мозг для встречи?

{– Объясни мне цветок лимона через его детали, птенца через скорлупу}

Зелень, придушенную сумерками, через своё отражение.

{– Мой минимальный гастроном отношений – известняк до и после}

А что твоя комната?

Я была вхожа в некоторые объекты.

     Они не рассыпались.