Луиджи Баллерини. Кефалония 1943-2001: монолог в двух голосах (перевод с итальянского и предисловие Ольги Соколовой)

В настоящей публикации приводятся отрывки из поэмы, которые сопровождаются примечаниями автора и переводчика. Полный текст поэмы будет опубликован в Jaromír Hladík press в начале 2024-го года.

«Бойня дивизии Акви», известная также как «Кефалонийская резня», – одно из мрачных и катастрофических событий, которыми была полна Вторая мировая война. С точки зрения человеческих жертв, для Италии она стала самым трагическим событием, которое последовало за перемирием с Союзниками антигитлеровской коалиции.

Поэма «Кефалония 1943-2001» (2005) Луиджи Баллерини – это «монолог в двух голосах». Они «принадлежат Гектору Б, итальянскому солдату, павшему в бою (возможно, расстрелянному), и Гансу Д, немецкому предпринимателю, рожденному в рубашке, которому все сходит с рук – и до, и во время, и особенно, после войны. Отношения двух этих "персонажей" к случившемуся крайне различны: отношение Гектора Б предельно четкое и неизменное, отношение Ганса Д – намеренно замалчиваемое. Из это следует, что само приглашение к диалогу на этих страницах имеет чисто символический смысл. Первый из участников – непосредственная жертва, второй – косвенный палач. Но именно на второго пало самое тяжкое и невыносимое подозрение в том, что он является неотъемлемой частью культуры презрения» (из аннотации к поэме Баллерини).

В этой поэме, которая развивает традиции Данте и итальянского герметизма, прямое называние трагедии заменяется косвенными отсылками, метафоризацией войны через образ футбольного матча, где каждый забитый гол – это образец предательства и брошенности. Напряжение внутренней борьбы создается с помощью продолжительной длины строк, смены ритмов и внутренних рифм. Война, которая ставит под вопрос культурные ценности и поэтическое слово, требует поиска новых решений. У Баллерини – это задыхающийся, как при тахикардии, расшатанный синтаксис, который «остраняет» сухую фактографию войны. Противостояние охватывает языковую ткань поэмы, в которой сложный синтаксис сталкивается с разговорной лексикой. Противоречивая модель «монолога в двух голосах» совмещается с полифонией языков, которые обретают собственные голоса: древнегреческие мифологические номинации и маркеры разговорной итальянской речи, либретто классических итальянских опер и народные неаполитанские песни, миланские пословицы и фразы-каламбуры, фонетически похожие на немецкий язык, которые изобретали дети в период оккупации Италии немцами, заимствования, идиомы и цитаты на европейских языках, китайские идеограммы и зашифрованная на криптографическом алфавите фарфаллино «Божественная комедия».

Актуальность этой поэмы, с одной стороны, вневременна, поскольку любая война – это катастрофа для человека и крах человечности per se, но с другой стороны, именно сейчас возрастает трагическая значимость этого текста для русскоязычного читателя. Баллерини не просто осмысляет ужасы войны как события, в котором нет победителей и в котором палач сам же обречен стать жертвой неотвратимого ресентимента, но – что особенно важно – обнажает отсутствие эмпатии и сочувствия со стороны обывателя как основу, на которой зиждется лжепатриотизм, расчеловечивание и гуманитарная катастрофа.

– Ольга Соколова

КЕФАЛОНИЯ 1943–2001

монолог в двух голосах

A Paola

who ups the ante [1]

Fingebant... credebantque [2]

– Корнелий Тацит. Анналы. Кн. VI, 5.10.

Prima se la cuntaven su e poeu ghe credeven [3]

– То же, на миланском диалекте

ГЕКТОР Б

то, что я умер – бесспорно. Остались сомнения

в способе: согласно данным, павший от меча не обагренного,           

но после недоигранных атак коварные полезли слухи:

был без суда поставлен к стенке.

Безвестность поразила даже тех,

кто признавал мое молчание, пусть и ценой сарказма

и отчаянья (неотвечание посеяло те ожидания,

которых я бы рад был избежать). Стремясь создать иллюзию,

что жив, я породил по праву и закону порывы истины:

возьмем одну лишь непорядочность, заметную особо,

когда позывы отвращения подвластны богу-массажисту

или когда она не квакает лягушкой и не кричит,

заслышав справа трубный зов и зов ответный слева.

Познать личину-маску – вот причина страха и прозрения

(быть там, стоять, петь, чтобы выжить,

понять, кто отдавал заказ, кто платит по счетам,

кто сбрасывал балласт). Живые, мертвые:

пока мы живы, бредем во след своих грехов

и притворяемся, вернувшись, мертвыми 

ГАНС Д

во мне нет сомнений ни твердых, ни мягких, раздутых вширь,

как парафин или рыбий жир, нет поводов для возвращенья,

чистейшего возрожденья, что плывет на свет или тянет в тень

притчи глухой про святых и ведьм: как ни крути, мой пример –

самый ловкий и безупречный, неоспоримый, навеки вечный.

Ну, словом, все мои «тебя не отпущу» и «вам скажу,

чтобы стереть след сговора по праву, и света,    

что поглощает в сеть тень смысла». Не нужно следовать

им до конца: нет образца в тех pro tempore [4] и недостатках

упокоенных, что с мастерством изгнания унылым скроены,

где колючая проволока вяжет молчанье с ветвями колкими печали

и страсти тайной. И я в своем стиле дарю вам корзины хлебов

белых, жарких, фебрильных. Поскольку нельзя даровать ничего

кроме тайных «подменных» подобий и писем,

что скрыты у всех на виду: у павших, расстрелянных, 

пропавших без вести в том сентябре, серебрящем дожде,

бьющемся по черепице, шелковице, смоковнице

ГЕКТОР Б

не скажу оппозиция, но суррогат переходный,

бледный синяк невпопад – символ не страха, а страсти,

чванная опухоль, повод для шуток. И не двойная игра,

не двойная оправа воли, что встает с громом лозунгов

(плугом бороздить колею, защищать мечом,

охранять бензобаки). Тем более, муки,

что и без веры ведут (хватит желанья) к славе святых

с высоким призваньем: Паломницу Мадонну умолить,

чтоб та всевышнего молила о том, чтоб изменить исход

неотвратимого разгрома. Итак, есть факты, и это нам дает

уверенность в смятении других, обман бесценный,

что отделяет замысел от объявленья; пора отчалить от элизий,

пенящих бульон смещенных и сгущенных референтов, 

чьи напевы – описание коллизий-возмещений:

«Быть с нами» может означать – увидеть Бога спящим

и бежать куда подальше от его кары и мечты расшифровать 

секрет его полета над землей, чтобы стать светом.

Оставим тем, кто их достоин (по классу и обычаю), те звездочки,

что есть у нас, и чертовы кюлоты [5], которых нет у нас, солдааа

<…>

ГАНС Д

чтоб притвориться жителем Олимпа, где артефакты Африки

вступают в бой с дверными ручками из алюминия и местным авангардом,

я бы без лишних слов отбросил все желанья в мире:

умею танцевать и фехтовать, и кувыркаться. Я разрешил отцу

увидеть мир и накопить на хлеб и кружку пива.

И праотцу, и праотцу отца. Бесстрастие мне нужно,

чтобы болтать без риска, с жаром, на жаргоне бойком,

придуманным психологом, о том, чего мне не хватает;

чтобы высасывать из пальца и писать о том,

чье очевидное терпенье дало мне стимулы бежать

от самого себя. Стрельба – не испытанье, не отдушина.

Но застрелить любого, кто ослушался и, если б мог,

стрелял в ответ, – есть приговор. Тот, кто вложил в победу все,

не может признавать униженных врагами. Гомер, шутя,

не даровал бессильным дно отчаянья, но толику удачи

и скорби высшей, что им позволит вред чинить другим,

знать и страдать. Все ясно: нищета – вот алиби навек,

из своего парадного окна я вижу, как этим пользуются люди,

живые, мертвые. Я, что умеет фехтовать, плясать и кувыркаться,

и кто отцу (и праотцам) позволил мир увидеть, умножая

пшеничные хлеба и чудо-рыбу – источник вечных аллергий

ГЕКТОР Б

не любит в старости герой чесать бока о надувную пальму,

приобретенную в аэропорту среди других снарядов для полного relax

(как губки, вечные вибраторы); нет, для него война не оборвется вдруг

расшатанными досками и бегством от фактического сходства,

и преждевременным качанием оси абсцисс, гласящим,

что вот-вот родится мысль и жидкое, желанное согласие,

едва прикрытое соломкой интереса: мы боремся

с палящим блеском umheimlich [6]: вы не были простыми немцами,

вы были судьбой, беспечной и не ведавшей досрочной мысли.

Не знавшие плодов противоречья, гнусные примеры,

предложенные теми, кто даже не трепал печенки Греции

(плюс яд полуденного солнца), вас убедили, что цена позора будет меньше,

чем позор презренья: и можно убивать всех тех, кто продается,

но презираемых нельзя купить, нельзя добить стыдливо.

Достойно, честно, справедливо было, если б Чампи,

приморский каменный жилец (привыкший к прямоте владыки Пилоса,

но не привыкший к трепетным порывам жрицы-Пифии),

вдруг перестал бы жить умом [7] задетого канатоходца –

со всеми кувырками, плясками, штыками, – призвав народ

по праву требовать посмертной правды от ненавистного врага

(вражда с которым стерта временем, кому – откуда только прыть –

потомки рвутся оплатить наличными оружие. И вообще,

с нас хватит массовой резни). Ах, было бы et equa et robustosa et forte [8],

если б он видел бездну, что под его ногами громадными разверзлась,

в которой сторожат не праведных (смиренных и спасенных),

но оскверняют источники и алтари и тот Линготто,

которым снова нация гордится! Временами, восстав от городской дремоты

(и от речей, которые не движутся, не слышатся, не вьются

вокруг да около посланья с намеком на эмоции и опыт),

возможно, сам же мститель Чампи – еще один судьбы избранник,

фигура образная, что шанс дает цепляться за солдатский бред

(о, как прекрасна та страна, где слышно «да») и презирать презренье,

которое подходит как перчатка, как головоломка? А если не презренье,

то хотя бы прогнившую удачу, корзинку, от которой содрогается любой

                                                                                                                              ребенок,

и незаконный зяблик, и ласточка, что кротко ловит комаров

ГАНС Д

пока наш отряд сидит в лагере черных борозд, растерзанных глыб,

удаленных от мнимых живых, меня утешает любой осознанья вопрос;

признаюсь, смущение за мой же народ скрывает исход терапии:

если одно вам приятно уменье – делать деньги из денег –

так испаряется все наслажденье от вашей родной истерии.

Во избежание перипетии, органы внутренние извлеките,

в ткани льняные их всех заверните и по отдельности храните

их в алебастровых канопах. При этом реплика останется желаньем,

а повод – это скудость мысли, выставленной напоказ.

Нам больше не придется прятаться под страхом плотных одеял,

к которым мы уже привыкли. Приход-уход первично встроен

в план неминуемой победы, которая исправит зло

победы изначальной. Социализм… вот дерево, что выросло в неволе:

хотел бы я вкусить его плоды, чтобы познать эффект.

И разве не важнее после проигрыша выиграть войну?

Пусть поражен Вермахт, но выиграл Стрейнджлав,

и для него тревога повторенья сна сравнима с поиском эквивалента

Graecia capta [9]. Кто мог вообразить, что в резком возрождении упадка,

который мы считали полностью своим, ваш был еще обильней,

глубже, ненасытней: quis talia fando Mirmidonum Dolopumve aut

duri miles Ulixi temperet a lacrimis [10], если действительно бы обратил

                                                                                                                           вниманье?

Наша борьба была судьбой, чтобы сказать:

Товарищи по итальянской армии, фашистской Италии…

и национал-социалистической Германии были… бро…ше… ны

предателем Бадольо, но у вас, дети странной иллюзии,

по колена в pietas [11] равнодушия, не было вовсе ни синтеза,

ни клочка антитез, ни ипостаси, ни даже надежды на равный матч,

или престижный гол [12], который бы мог придать смысл ядовитый резне,

опаленной струей вашего черствого оппортунизма.

Генерал Хуберт Ланц написал: Сложите оружие,

словно это depositio barbae [13] для мальчиков в тогах:

Мы не хотим этого боя. И нежно добавил: это прописано свыше

ГЕКТОР Б

der die das, der die das [14], закорючка удалась...

невинный дождь острит границы, изменчивые судьбы мер,

капризный зуд обид, что сократит псалмы и безоружный вой

невыполнимых прихотей, и парадигмы хлещут из клоаки

как мутные, забытые потери – им не сойтись в двойной игре:

der die das, der die das, суета и пирушки у нас, вам навек омрачат

ту историю, что подавляли и в квадратные скобки

обрывков восстаний включали. В ваших жадных руках

уже был чемпионский трофей – приз из золота, мишка берлинский,

остранение оптикой спеси, гонор наглый в финале игры… [15]

страсть-экстаз воплотиться мечтает, чтоб обман развязать,

но мы сами – капканы в бегах, пораженные полным похабством.

Сбитый с толку, фантомно-округлый, век в подвижном лесу

перемелет нас всех челюстями. Язык смертных, вращая дурные узлы,

ждет прозрачных приемов и слепящего тайной молчанья.

Der diedas капиталов раздутых, отобранных на распродажу,

разворованных, что остались в одних лишь воскресных походах:

сок грейпфрута, простой опреснок… и pancakes [16]?

Отказали отсеки и шлюзы, и море, хлынув, поглотило нас

<…>

ХОР

мы грустные, в горячке, муравьишьки,

ноющие дыры, вялые, потрепанные перья,

что скопировали ваши письмена, мы отупевшие

безрадостные перья, честно говоря, не очень-то доходные,

мы инсценируем, что вы разоблачаете.

Мы – надорвавшиеся прелести, ужасные

и жалкие доносы, отжившие идеи, с которыми

давно дерутся феи. Теперь вам скажем, почему ушли,

мучительно сплетясь, с тех полуулиц пошлой славы,

где мы маскировались перьями и подошли

так близко к смерти, что от нас и не осталось ничего,

лишь непристойности в других делах

<…>

ГЕКТОР Б

здесь, конечно, не просто ничья, важно быть впереди по голам,

отличающим человека от зверя (к примеру, гиены),

и успеть это сделать до окончания первого тайма.

Не замечая исступленной ярости, что их подавляет

как подпись, сжатая в квадратных скобках

(шепотом, глядя друг другу в глаза, надрывая бока),

сто, десять тысяч и больше страдающих душ,

под властью первобытного инстинкта,

движимых лишь одной идеей (все включено) –

любовью к родине, забили гол: «Раненный в ногу (как Гарибальди),

он отказался от помощи и оставался на месте. Вторично –

бомбой в грудь и лицо, полу-ослепнув [синтаксис,

увы, не совпадает с действием], он продолжал сражаться.

Подбитый в третий раз свинцом противника, стоял лицом к врагу

(бежал вперед?), и пал под клич: «Да здравствует Италия!»,

уверенный, одна лишь вещь имеет цену

и пленит сердца – служить примером».

Но вместо точности сомнительных докладов,

возможно, лучше было б вдохновиться

билетом скопидомной лотереи – благодаря ему

десяток трупов, что лежит на побережье (в Пьяве,

где нет таверн), постановила – находиться в другом месте –

есть перевес безвкусный, новый закон

и сумма лозунгов, согласно логике которых

равны паредры, падре, отчимы и названные предки,

и исповедники-отцы. Те, кто держал бразды правления

res publica [17] и прочие мерзавцы сойдут

в наичернейший круг: все те, кто распрощался с разумом,

все высшие чины, что не смогли понять,

в чем же был смысл той бойни, представленной ими

как грандиозный кукольный спектакль

<…>

ХОР

кто обустроил свою жизнь и возвращенье жизни обустроил,

тому приходится всегда бежать и не пожать своих плодов,

кто переносит (отрицая) ожидание с отца на сына,

пугая сына, может как мачо делать вид, что пал на поле,

тот, кто вернулся навсегда, чье наслаждение – тоска

невозвращенья, чья жизнь подобна переходу от смысла

к звуку, что возбуждает смех: когда достаточно прикрыть

проход, который раскрывает правила игры и код, и беспорядок

сдерживания (резиновый, как и они, но если я играю, – бью

по воротам, где даже параноик чувствует угрозу). В сухом

расколе знака (залог вашей победы), который все опаснее,

чем больше раскрывается, Дуче всегда прав, немцы всегда

неправы. Latine loquitur? [18] Нефумнофугофу... [19] в целом, я справился,

но ясно, нет противоядья от того, что нажито в бегах

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

(2) ВО МНЕ НЕТ СОМНЕНИЙ НИ ТВЕРДЫХ, НИ МЯГКИХ, РАЗДУТЫХ ВШИРЬ…

«пропавших без вести в том сентябре, дожде серебряном…» – Отсылка к стихотворению «О чем нам говорит весенний дождик Марта?» («Che dice la pioggerellina di marzo?») Анжоло Сильвио Новаро:

   О чем нам говорит весенний дождик

   Марта, стучащий серебром

   По старой черепице

   По крыше, сухим веткам

   По саду, смоковнице, по стенам

   В золотых цветах… 

(8) ЧТОБ ПРИТВОРИТЬСЯ ЖИТЕЛЕМ ОЛИМПА, ГДЕ АРТЕФАКТЫ АФРИКИ…

«пшеничные хлеба и чудо-рыбу – источник вечных аллергий…» – этот пассаж отсылает к «Пиноккио». В поэме запрещенные в военное время хлеба из белой муки размножаются как рыбы, в чем звучит кощунственный намек на упомянутое в «Евангелии» чудо: умножение хлебов и рыбы. Это вызывает аллергическую реакцию на известие о чуде умножения и чудесах вообще (из личной переписки с Л.Б.).

(9) НЕ ЛЮБИТ В СТАРОСТИ ГЕРОЙ ЧЕСАТЬСЯ О НАДУВНУЮ ПАЛЬМУ…

«Достойно, честно, справедливо было бы… И вообще, с нас хватит массовой резни…» – Шрёдер, а вместе с ним и почти вся Германия, отказались участвовать в односторонней войне Буша против Ирака. Что касается Карло Адзельо Чампи, согласно газетам, отправившись с официальным визитом на Кефалонию в марте 2001 года, он надеялся, что правительство Германии официально извинится перед Италией.

«Чампи» – Карло Адзельо Чампи (1920-2016) – Итальянский государственный деятель, десятый президент Итальянской республики (1999-2006). В 2001 г. во время визита на Кефалонию Чампи сделал заявление, что «Германия должна принести нам извинения и т. д.», которое и послужило толчком к написанию поэмы, поскольку «извинения в 2001-ом уже ничего не объясняют» (из личной переписки с Л.Б.).

«содрогается любой ребенок…» – отсылка к миланской пословице: у каждого ребенка, появившегося на свет, есть своя корзинка, где лежит все необходимое, чтобы выжить (из личной переписки с Л.Б.).

«зяблик…» – конечно, Пасколи лучше всех изображает ситуации такого рода. Посмотрите, например, его стихотворение «Птенец ласточки» («Un rondinotto»).

(10) ПОКА НАШ ОТРЯД СИДИТ В ЛАГЕРЕ ЧЕРНЫХ БОРОЗД, РАСТЕРЗАННЫХ ГЛЫБ…

«вот дерево, что выросло в неволе…» – всякий, кто спросит, почему «огонь в храме» «подобен дереву, что выросло в неволе», найдет хлеб для своих экзегетических зубов в древнеегипетском тексте «Поучение Аменемопе».

(11) DER DIE DAS, DER DIE DAS, ЗАКОРЮЧКА УДАЛАСЬ…

«der die das, der die das, закорючка удалась...» – Сочетание немецких определенных артиклей и фразы, которая на миланском диалекте означает «затупившиеся карандаши рисуют каракули». Во время немецкой оккупации Милана (1943-1945) мы смягчали страх, высмеивая его, когда притворялись, что говорим по-немецки и изобретали фразы, которые, казались фонетически похожим на язык оккупантов, особенно с точки зрения детей (из переписки из Л.Б.).

(22) МЫ ГРУСТНЫЕ, В ГОРЯЧКЕ, МУРАВЬИШЬКИ…

«мы грустные, в горячке, муравьишьки» – отсылка к сонету «Noi siàn le triste penne isbigotite» Г. Кавальканти (1259-1300) («Мы, грустное перо и нож в волненьи» (пер. К. Шломо)) (из личной переписки с Л.Б.).

(30) ЗДЕСЬ, КОНЕЧНО, НЕ ПРОСТО НИЧЬЯ, ВАЖНО БЫТЬ ВПЕРЕДИ…

«Да здравствует Италия!» – такого рода воззвания занимали большую часть пустого пространства на солдатских открытках во время Второй мировой войны.

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА

(3) НЕ СКАЖУ ОППОЗИЦИЯ, НО СУРРОГАТ ПЕРЕХОДНЫЙ…

«плугом бороздить колею, защищать мечом…» – фразы «tracciare con l’aratro, il solco, difenderlo con la spada», отсылают к афоризму Муссолини: «Плуг прокладывает борозду, но меч ее защищает. И плуг, и клинок – оба сделаны из закаленной стали, как вера наших сердец» (1934).

«нас, солдааа…» – строка из известной песни времен Первой мировой войны: «Та-пум» («Ta pum»): «За мостом наше кладбище / наше солдатское кладбище» («Dietro al ponte c'è un cimitero / cimitero di noi soldà…»).

(8) ЧТОБ ПРИТВОРИТЬСЯ ЖИТЕЛЕМ ОЛИМПА, ГДЕ АРТЕФАКТЫ АФРИКИ…

«знать и страдать…» – в оригинале «noscere без S (или с двойным S)» (a noscere senza la esse (o con la esse doppia)). Имеются в виду паронимы: noscere («знать») и nocere («вредить, повреждать) (лат.).

(9) НЕ ЛЮБИТ В СТАРОСТИ ГЕРОЙ ЧЕСАТЬСЯ О НАДУВНУЮ ПАЛЬМУ…

«кто даже не трепал печенки Греции…» – перефразированный лозунг Бенито Муссолини «Надаем по печенкам Греции» («Spezzeremo le reni alla Grecia»), высказанный в речи 1940 г., который стал идиомой и сейчас часто употребляется с иронией.

Пилос – греческий город на Пелопонесском полуострове, родина Нестора, гомеровского героя, мудрого старца.

Линготто – район Турина, где располагался одноименный автомобильный завод фирмы Фиат. Завод был открыт в 1923 году и на тот момент был самым крупным автозаводом в мире.

(10) ПОКА НАШ ОТРЯД СИДИТ В ЛАГЕРЕ ЧЕРНЫХ БОРОЗД, РАСТЕРЗАННЫХ ГЛЫБ…

«канопах…» – ритуальные сосуды в Древнем Египте.

Стрейнджлав – «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу» (1963), фильм Стенли Кубрика.

Бадольо – Пьетро Бадольо (1871-1956), премьер-министр, который принял власть над Италией после свержения Муссолини 25 июля 1943 года. Он объявил нейтралитет и подписал перемирие с англо-американскими союзниками. Однако после этого он не отдал соответствующих приказов относительно урегулирования отношений и гарантий безопасности для итальянских войск со стороны немцев как бывших союзников, что и стало причиной трагедии дивизии Акви.

(11) DER DIE DAS, DER DIE DAS, ЗАКОРЮЧКА УДАЛАСЬ…

«море, хлынув, поглотило нас» – последний стих из «Ада» Данте Алигьери (v.142, XXVI песня) (пер. М. Лозинского).