Иван Барно. Отблеск пойман

***

безостановочная махинация леса вырабатывает паромную переправу –

бесшумный поворот ангельской спины никогда не обернётся,

не заметит солевого за столиком на ночной заправке.

викарбовано: мерехтить сяйво заплутане у листі; лункий стогін понад небезпечним найнебом;

под грузоподъёмностью моря затрещали звёздные головы – яблоки распадались пополам.

ты – указательный палец – вот и я

примеряю на себя массандровский пляж: пирс удлиняется; из-под камня вызывается вода,

пробует себя на вкус.

***

целостность дерева разрушена ветром, слетающим с тех мест, где вода обезличена по сей день.

смотри на карту: реки начинаются на «д» – душ подсвечивает дельты, раскрытые для замечания.

отблеск пойман окном троллейбуса: это не звезда, Мельхиор, передай остальным – дары так и не были поднесены.

собаки лежат, иссушенные собственным сопением, подзывают кормящие руки. лишь солнце восходит.

любовники заклинают друг друга на любовь: «мы ещё встретимся?».

прохожий не опознан автоматическими дверьми торгового центра:

остались закрыты, как бы близко он ни подходил.

этой ночью из ломбарда на углу были вынесены: золотая монета с саламандрой, болгарка и цепочка из нейзильбера, ошибочно принятая злоумышленником за серебряную.

остались слова: шахрай, хабар, хиба.

зрештою, міське середовище було закільцовано.

***

таится текучее море – всё выглядит так,

будто подтасовываются ночные карты.

острота зрения: залом хоральных листьев, выстроенных

вокруг упавшего ребёнка. в этот медленный 

стойкий вечер никто не заплачет: 

всё уже собрано на случай засухи, предсказанной голодающими.

леза по неймовірним стегнам катедральних соборів – проспект червоної калини про всяк випадок

переиначен. говорить незамысловато: «мы иногда с ним гуляем», «не думаю, что это возможно», «хорошо бы выпить». 

путь расстроен – подойти к случайному дому и начать молитву. as long as it’s safe, и он начинает снимать трусы.

за окном ничего подобного: камышовая бухта с тех пор не изменилась, а солнце,

как всегда, зашло. така темрява трапляється лише раз в сторіччя.

***

охлаждённое материнство – окунание в озере святой анны.

чернеющая сталь ещё хранит покинутость рук мастера:

право на ответ становится должностью.

параллельные взгляды заостряются в направлении депо;

полупещерное хождение обозначает границы – мильный камень обретает черты.

чем дальше закинута рыболовная сеть, тем ближе становится полдень. сфера глаз разрастается в подобие сферы.

волость пополнена – на развороте не чути гуцульського співу: усі жінки забули слова, нема про що співати.

івасик-телесик, пливи, пливи від бережка – выхода к чёрному моря больше нет – ніц немає: ані їсти, ані пити; нині сухоліття і голод.

полость рта аскетична: сто быков были сброшены с демерджи. 

вдали кто-то сражается с кем-то.

***

реконструкция синагоги – восстание против

разрушения. чувствительность рук уменьшена: забота о чистоте.

небесное тело Баруха так близко, как не было

уже много-много лет. трогай меня, Бенедикт, теперь

можно – община распалась

на составные части; по названиям костей:

бестелесный атлант, после него имён

не предусмотрено.

на кресте – распад двойственности. скажи, отец,

это тебе принадлежит или тебе противно? ответ

не имеет значения, бо в дотику – виключеність і долучення.

а це одне й теж саме.

***

близость воды;

в этом районе города гораздо холоднее – путешествие

из здоровых частей тела к недействительным.

ночь все ещё снится. лопасти эдельвейсов вскрыты: оба плеча перед прыжком с вышки формують полонини – вони і дедалі збільшуються, відштовхуються одна від одної.

труд уточняется движением: пальцы удлинены – для сверхранней пахоты. 

взрослые с утра ведут детей на катехизис:

памятник папе римскому буде спостерігати чи вивчили дітки молитву богородиці.

из дневников наблюдений: раскрасневшиеся от горячего душа члены – был изощрённый зазор, а зрение – обострено.

твой тревожный сон всегда закруглялся случайным движением рта.

лежать и ждать/

лежать и ждать, пробовать фразу:

прошу, ляг на меня, я хочу убедиться в –

и не продолжить.

***

признаки катастрофы обнаруживаются сами собой:

ось розташоване місце десь глибоко в скелях.

птица будет названа потом – сначала весть о прибытии.

ожидание впадины – в сдвоенности полёта;

это так же естественно, как вдруг расплакаться в полном троллейбусе.

голова бесповоротна: местность определяет разбухшую схему тела.

вписаться в каменное углубление значит найти применение своим рукам.

в целом – ничего –

и это должно закончится.

когда прохожий останавливается, он теряет своё название.