Луиза Глик. Посланники (перевод с английского Александра Шимановского)

КОНЕЦ ЗИМЫ

Над тихим миром птица плачет,

пробуждаясь одиноко среди черных веток.

Вы хотели родиться. Я позволила этому быть

Когда еще моя грусть вставала

на пути к вашему счастью?

Погружаясь вперед,

в темноту и в свет одновременно,

жаждущие чувств,

будто новая вещь, желающая

выразить себя,

весь блеск, всю живость,

никогда не думая,

что это будет чего-нибудь стоить,

никогда не представляя, что звук моего голоса

есть не что иное, как часть вас самих –

вы не услышите его в том мире

так отчётливо снова,

ни в птичьем крике, ни в человечьем плаче,

не отчётливый звук, а

настойчивое эхо

во всем звучании похожее на прощай, прощай –

одна только длящаяся линия,

что связывает нас друг с другом.

ДЕНЬ ВСЕХ СВЯТЫХ

Даже сейчас этот пейзаж еще собирается.

Холмы темнеют. Волы спят

в своих голубых ярмах,

поля уже

убраны, снопы

одинаково связаны и сложены вдоль дороги

посреди пятилистника, когда вылезает зубастый рот луны:

Это бесплодие

сбора или моровая язва.

И жена, высунувшись из окна,

протягивает руку, как бы в уплату,

и семена

отчетливые, золотые, как бы зовущие

иди сюда,

иди сюда, маленькая

И душа вылезает из дерева.

УХОДЯЩИЙ ВЕТЕР

Когда я создал вас, я полюбил вас.

Теперь я вас жалею.

Я дал вам все, что было нужно:

постель земли, покрывало из синего неба, –

удаляясь,

вижу это еще лучше.

Ваши души должны были стать необъятными,

не то, что сейчас –

маленькие говоруньи.

Я одарил вас

голубым весенним утром,

временем, которым вы не умели распоряжаться, –

вы хотели большего, еще один дар,

предназначенный для другого создания.

На что бы вы ни надеялись,

вы все равно не найдете себя в саду,

здесь, среди цветущих растений.

Ваши жизни не похожи на круг, как их:

Ваши жизни – это полет птицы,

который начинается и заканчивается

в неподвижности, –

в виде отзвука этой арки

от белой березы

до яблони.

ПОВТОРНЫЙ ВЕТЕР

Я думаю, это повторный ветер,

сказала моя сестра. Совершенно

как первый, но он кончился,

точно помню. Ах,

каким был этот ветер, столь сильным,

что деревья роняли свои листья.

Вряд ли,

сказала я. Что ж,

они были на земле, сказала моя сестра. Помнишь,

как мы бегали в парке в Сидархерсте,

качаясь на соснах, ломая их?

Вы никогда не бегали, вдруг сказала мать.

Вы были хорошими девочками – всегда оставались там,

где я говорила.

Но никак не в наших мыслях,

Сказала моя сестра. Я положила руки

ей на плечи, обнимая. До чего ты смелая,

сказала я.

ПЕРЕКРЕСТКИ

Плоть моя, нам нет больше места вновь странствовать вместе,

и потому я чувствую нежность к тебе, еще сырую, совсем незнакомую,

как ту, что напоминает мне о любви, когда я сама была юной –

любовь, которая так часто оказывалась ложной,

но никогда не по своей воле, по своей силе.

Слишком требовательная в том, что пообещать невозможно –

Моя душа была так страшна, так жестока:

прости ей грубость.

Как будто это и была она, моя рука осторожно движется по тебе,

не стремясь задеть,

но желая, наконец, достичь выражения, как всякая сущность:

Не по земле я буду скучать,

я буду скучать по тебе.

ПОСЛАННИКИ

Нужно лишь только дождаться, и они найдут тебя.

Гуси летят так низко, над самым болотом, сверкая на его черной глади.

Они найдут тебя.

А олени...

до чего они прекрасны

как будто тела им не мешают. Осторожно они выходят

сквозь бронзовые панели солнечного света.

Зачем им так стоять,

если б они не ждали?

Почти неподвижно,

пока не заржавеют их клетки, не задрожат на ветру кусты,

приземистые и безлистые.

Нужно лишь позволить этому случиться:

этому крику освобождения, освобождения – как луна, оторвавшаяся от земли

и восходящая полным кругом стрел

пока они не предстанут перед тобой

как мертвые вещи, оседлавшие плоть,

и ты над ними, раненый и властный.