Александр Малинин. Свадебная операция

*** 

Привет, сердце это фарш.

Человек ракета, направленная на человека. Есть ли что-то уместнее,

вернее точнее?

Сегодня утром я купил возлюбленной два пиона, две склоненных головки, под трансляцию воскресной мессы.

Что им предстоит увидеть?

На другом конце света, мне тоже не нравятся эти параллели: разрыв, приживление, связь с телом.

***

Я возвращаюсь домой после очередного урока португальского,

на котором я, кажется, много и неубедительно говорил о футболе.

Возвращаясь домой,

я останавливаюсь на Praça de Espanha,

чтобы посмотреть на полную, очень яркую луну (lua).

Хватит пальцев одной руки, чтобы перечесть сколько раз в этой жизни я останавливался

просто для того, чтобы остановиться,

останавливался просто, чтобы остановиться,

просто, чтобы посмотреть на луну.

Смотря на луну, на яркого свидетеля моей ясности,

я думаю, что из всех точек на земле это единственно возможная, находясь в которой

я, идущий через пустой, полуспящий город, мог остановиться,

для того, чтобы остановиться,

просто, чтобы остановиться,

просто, чтобы остановиться,

чтобы остановиться и посмотреть на луну.

***

Сегодня Лиссабон впервые показался мне большим (бо́льшим, чем кажется).

От Марвилла до Синематеки два часа нормальным шагом (где-то после Беата открывается

пустырь с маленькими грустными лошадьми) через холмистую заброшенную местность, с несвойственной этому городу низкой концентрацией паштеларий, мини-маркетов и китайских лож. Темнокожий вагабонд на одной из темных частей этой карты, обращается ко мне на вы (o senhor), любезно указывая «нормальную» дорогу в столь поздний час.

Возрастающая невидимость этой книги тяготит до никотиновой жажды (бесстрашие).

Хочется, чтобы фильмы Каурисмяки не кончались. Хочется быть невозмутимым как Пеллонпяя.

***

оживленно как на байше

у привлекательного снимка

я же буду стоять как одинокий лайк

у этого бедного текста

приговаривая пекло о пекло

как бы устанавливая связь

между темными фигурами

юноши солнца этой речи

***

Во второй португальской школе мы все с выключенными камерами: люди без лиц, голоса́, имена участников конференции.

Не это ли суть языковая школа? Невидимость и язык, который продирается сквозь временное, безликое пространство связи. Куда?

Мой язык продирается туда, где на месте зуба зияет кровавая лунка, в которую забиваются остатки пищи и продукты горения, где сияет кровавая луна, не дающая мне покоя и сна. Так, мало-помалу затягивается плоть, лишнее отмирает.

Мой язык должен бы продираться сквозь все слова мира, чтобы описать приращение и обретение, но вместо этого с наваждением шарит по дну кратера, крошечной пустотке, где прежде был кусочек плоти, в котором коренилась часть меня.

Завтра в российском консульстве, в этом угрюмом царстве вчера я возьму тебя за руку, воплощение всего, ради чего стоит жить в этом мире, как законную часть меня. Я возьму в руки себя, чтобы не думать о лунном море, пульсирующей лунной плоти, блестящей тревожной низменности.

Завтра война на миг кончится и начнется церемония, свадебная операция, быстрая и формальная, как и подобает счастливым душам. И мой язык коснется твоего языка, и твой язык коснется моего.

***

На последнем фильме Монтейру у меня урчал живот.