Ада Лимон. Четыре стихотворения из книги «Порода ранимых» (перевод с английского Шаши Мартыновой)

В издательстве «Эксмо» из печати вышла книга стихотворений американской поэтессы Ады Лимон «Порода ранимых». Поэтесса-лауреатка Библиотеки конгресса США (2023), обладательница стипендий Гуггенхайма, Макартура и Women of the Year, Ада Лимон впервые издаётся по-русски. В поддержку выхода «Породы ранимых», переведённых на русский язык Шаши Мартыновой, «Флаги» публикуют несколько стихотворений из сборника — и приглашают присоединиться к заказу книги, уже появившейся в продаже. 

В отличие от предыдущих ее сборников этот ощутимо менее камерный, он открыто приглашает нас пережить общечеловеческое единство опыта, нашу связность друг с другом, с нашими предшественниками на этой планете и с другими природными явлениями и событиями — растениями, животными, птицами, далекими звездами

— Шаши Мартынова. Из предисловия

РЕЧКА УТОПЛЕНИЕ 

из раздела «Весна»

За торговыми рядами и электростанциями,

из ущелья за Оружейным Нижним трактом

и Меднопольем, но не доезжая ручья Рыжий Солонец,

бежит поток под названием речка Утопление, где

я видела самую красивую птицу за целый год,

опоясанного зимородка, увенчанного по-эгейски

синим плюмажем, не на высокой коряге,

а на линии электропередач, он в речке высматривал

рачков, головастиков и рыбешку. Мы

спешили домой, и стремления наши

туго натянуты были, как черный провод высокий, сцепленный

с телеграфным столбом. Я хотела остановиться, остановить машину

и присмотреться к той одинокой крепкой водяной

птице в синем венце, с синей грудкой

и необычайностью. Но мы уже

стали мазком, реющий рыболов — в милях за нами,

и тут-то я осознаю́, чему стала свидетелем.

Люди ничто для той птицы, висевшей над

речкой. Я ничто для той птицы, которой нет дела

до кровавых побоищ истории и до того, почему

эту речку зовут Утоплением, название

мне нравится, хоть от него я и ежусь, поскольку

звучит оно как приказ, как место, куда

идешь топиться. Птица реку так не

зовет. Не зовет ее птица никак.

Я почти что уверена, хоть и ни в чем

не уверена я. В этом мире есть уединение,

в какое мне не проникнуть. Я б за него умерла.

ТЕРНИИ

из раздела «Лето»

Вооруженные белыми пластмассовыми ведерками,

мы отправляемся в безопасности полуденного

зноя ободрать усыпанный ягодами ежевичник

на повороте гравийной дороги ее семьи.

Но не успели дойти до конца

подъездной аллеи — висит гусыня, удушенная

на сетке забора, бескровная и обмякшая. Длинная

шея свернута, распахнут жесткий клюв.

Умерла. Хоть нас спустили с цепи,

как верных фермерских псов, мы понимали, что надо

вернуться, сказать кому-нибудь, предложить помощь. И все ж,

обожженные солнцем и своенравные, какими лишь

длинные вольные дни кого-то делают, мы дошли

до чащобы и всю обобрали. Когда возвратились,

в крови от шипов и все перепачканные,

нас отчитали — не за то, что утаили

новость о дохлой гусыне, а за то, что ягод

собрали слишком много. За то, что весь день

собирали на солнце, не беспокоясь о расцарапанной

коже. Я все еще помню, до чего упоительно

это было. Как мы собирали едва ли не молча — две

девочки, никогда не молчавшие. Как умели мы

так славно грабить, брать и брать

новой мышцею этой, этим новым хрящом,

что пророс в нас навсегда.

ЕСЛИ Я ОПЛОШАЮ

из раздела «Осень»

Плющ съедает пограничную линию,

каждый усик множится

зеленым усиком, если я

оплошаю, зерна растащат

и поглотят щетинистые

мародеры, тут виновны лишь

я да полоска солнца,

что завлекла меня

лечь по-змеиному

на живот, в низкой змеиной

энергии, и искуситься

щелями промеж

миром и не миром,

если я оплошаю, знайте, я

глазела долго в расщелины,

и мне мерещилась

мощная система разломов,

куда можно бы скользнуть,

и я обрела исцеление

в этом знании

ловкого небытия.

ПОСЛУШАНИЕ

из раздела «Зима»

Собака поднимает голову

с груды мертвой

листвы и поначалу

спокойна, а потом сразу нет.

Не может меня найти. Ни

за кипарисом, ни

за все еще голой калиной.

Я, предательница, наблюдаю

за ней из окна. Тепло мне

за дверной рамой.

Что это — быть целиком

любимой вот так. Боже,

до чего ж она тщится

меня найти. Идя

к ней, я вижу, как

все ее тело трепещет,

когда я проступаю отчетливо.

Беру ее на руки,

потому что именно этого

хочется. Кто ж не хочет

взять на руки своего персонального

бога, быть прощенным,

угодив тому единственному,

кому служишь.