Алексей Порвин. Семь стихотворений из книги «Песня о братьях»

В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла новая книга поэта, переводчика и литературного критика Алексея Порвина. В поддержку сборника мы публикуем на «Флагах» семь стихотворений из «Песни о братьях» — и приглашаем приобретать книгу на сайте издательства и в независимых книжных магазинах страны.

Познания порвинского читателя не научно отстранены и не политически ожесточены, его отличает большая, если не сказать патологическая, любовь к слову, которая возносит его до высшего регистра — поэтической формы, нуждающейся в чистовике («поэзия — ты форма очищения»). Фило-логия, а точнее сказать — лого-филия, практикуется как повседневность, нечто неотъемлемое от существования.

— из предисловия Екатерины Захаркив

ЯМБЫ-2021
(фрагменты)

*

Купальщик столь поспешен, что одежда

опомниться не успевает и хранит

тугие очертанья тела, раздуваясь

смиренным ветром, что пришёл с линкора

разведать, чем песчинки золотят округу

(не купольным ли блеском) — не забыть бы звон,

на палубу заплёснутый карманом;

вдали лотками оттесняя горечь,

торговля нагревает воздух.

*

Канализаций покорённые ветвленья

не верят в корень, созданный людским

желанием двухвесельным: о левом

весле сказало чистое биенье,

для правого не нужно слов, когда

волна оттолкнута поближе к песне,

несомой птицами к базарному теплу;

от отпуска останься, целлулоид,

жди — часа своего, как время — нас.

*

Призывное «тай тай» адресовалось

снегам последним: налетай, сыграем

в дворовый сумрак, мчащийся по следу

такого же, пока крепки сосульки

на пастбищах, осеменивших прозу

надмирным облаком, проблеявшим зарю:

банально, было много раз, но всё же —

мы переводим имя за руку, внушаем

несвязанность поднадоевшей формой:

кто принадлежен окончанью «а» в глаголе,

а кто-то нет: но смотрят в нас, как в небо,

былые боги, представляя интерес

для порошка заморских рассуждений.

ПОЭМА «ПЕСНЯ О БРАТЬЯХ»

(фрагменты)

*

Ночной пейзаж, озаряемый

полицейскими сиренами, прибрежными маяками,

фарами машин, вспышками желания,

чья хаотичность не даёт покоя, но сама при этом —

покой

В кленовых ветвях застрял воздушный шарик

Если он лопнет, резкий выброс воздуха в листья

спровоцирует ускоренный обмен темноты

на дыхание и шелест, но пейзаж ночной

отшатывается в ещё большую тишину, когда

загораются цифры на центральном счётчике

Теперь все в курсе, сколько знаний и сил вдохнули

в попытки выявить схему и ритм, в попытки упорядочить

Знание оказывается оглушительнее, чем хлопóк

*

Летом и зимой гудят раздаточные установки, пеленгуя

копошение лучей в людских сердцах,

плеск теплых морей в солнечном сплетении,

солоноватый, одолженный у волны, взгляд

на течение времени

Раздают определения, внушают идею дефицита

Толпы страждущих маются в очередях, возлагают

надежды всей своей жизни на акт раздачи

Пелеоглий и Геловроний уши себе затыкают

восковыми берушами, лишь бы не слышать

низкий гуд

Помощник жреца теряется в догадках,

куда деваются огарки свечей, поставленных

по всем сгинувшим в океане фактов

Волна разъедает шестеренки и микросхемы

прославленных механизмов

Вместо фитиля — пустота в свечном теле

Свитая со всем возможным тщанием в плотную нить,

единящую

восточные и западные районы Внутреннего Слуха

*

Легко переусердствовать: уже не раз лопались

велосипедные камеры,

объём нагнетаемого воздуха оказывался непосильным

Пассажиры начинали задыхаться — верно, насос отбирал

слишком много их общего дыхательного резерва,

дарованного бескрайним пейзажем

Лопались колёса, резиновые камеры слетали с ободов,

взвивались прямо в лоб капитану

Глазные искры, рожденные зрением, росли,

и каждая со временем заменяла целую галактику

После каждого подобного инцидента капитан заводил

странные разговоры, засматривался на

неподобающее, начинал понимать сны,

говорить на языках

*

День, когда земля постучалась в дверь,

от чувства стыда освобождая юркое тело взрыва

(тело своё, а значит, принадлежное другому) —

братья возвели в закон

По опыту строительства городов, берущих в плен

камень, железо, огонь,

умеют братья себе оставлять лазейки

Бывало, тихонько напевая песню, ползёшь

в сырой толще стены, становясь

ещё более братом, а там,

за пределами понимания уже нежнеет

незакрывшийся родничок

Небу принадлежный, а значит, твой