Матвей Соловьев. О неузнавании

ДОМ:ДВОР

*

Зверь, встроенный в ординарность дома: мимолётный бионикл

в тёмный лес погружает скальп — и солнце сечёт его,

словно в последний раз. Каменные плоды

выброшены в отвал, и маленький внедорожник

въезжает в усталый двор, срубленный на корню.

Мы в архаике кадра, сын, и в жилах полно воды.

*

Ритуальные ножницы, выкованные в золе,

завёрнуты в шёлк истомы. Прóклятая саванна

осталась в прошлом: теперь — запечёная глина и

хворост солнца. Гало фрустрации над чёрным входом,

пойма воскресной буквы: алой, как дробь мутанта. Так и

тянутся дни: просыпаясь в прохладе дома, мы выходим,

чтобы отлить — на сухой волдырь, на могильник фамильной

смоквы, что цветёт на пустом дворе. Наш маленький внедорожник,

распекаемый солнцем, молча врастает в грунт, как тяжёлая фура

врастает в бок группе велотуристов:

с катафотами и флажками.

*

Когда фургон соседа перевернулся,

кардан и передний мост основали как бы Гало:

что-то вроде Распятия, скользившего вдоль дороги

до встречи с тем самым камнем. Откуда бы ему взяться?

О НЕУЗНАВАНИИ

*

Не поэма, но слепок косой сохи: перегной

одноухой гидры с рыжей луковицей в лице.

Что и пёс, возникающий из возни, я пишу

лишь о языке: недостроенный лес в лесах,

тьма руины в ребре повозки, винный след

на голени бригадира: и походка твоя не та,

что была еще час назад.

*

Мы беседуем и уже близки. В этой чайной

[на дикой сопке] подают конденсат быка.

Страшно думать о своре гарпий, что

усеяли вымя дрона: я не знаю их языка.

*

Может быть, я стою за спиной, пока ты

читаешь текст, написанный в поезде на

Москву. И в руках моих теплый грунт, и

в постели твоей темно. Не узнаю твоих

пролежней, брат/сестра.

*

От летней кухни — где же они — ключи [?]

РОСТОК

      Е. Зернову, Д. Сабирову

В цикориевом проулке корчуют танк. Комья бронзовок на панцире из вериг — так кочует в ночи сатир.

В Берлине случится то же, что и у нас.

И даже наоборот.

Остается смиренно ждать, провалившись

в псалом, как в ночной пентакль.

ЭЛЕГИЯ

Каменный дрозд на болоте: пролежни алой руды,

Вспышки магния холм. Ты как руда,

я с тобой возлежу,

как легионы Рима в костях саванны,

как перепел бурый на дне фаланги.

Я Теслой любил тебя,

пока нефть торговала

                                собственным телом топким.

И не было в нас[?] ничего, кроме уровня мглы.

И как Геродот на марше — тихо в пробковом рту.

К ПРИХОДУ ДРУЗЕЙ

Я говорю: вы шли ко мне слишком долго:

[т.е. Черное в Золотом] — Что рыхлые бивуаки

при повседневности. Угощайте внутри себя:

о, рытвины на столе, о (!) искус артиллериста,

о — каменный пульс Давида — карманный ТРОЦКИЙ:

о добрый оруженосец, мальчишка-орфик

из города, где войска. Я говорю:

Я ждал вас, пока не понял, что вы пришли:

[Гвардия лунных псов] — Струнная Железа дороги —

напоминание: что поле пожгло коней & боевые слоны

форсируют микрофлору. / О, дикое молоко зари!

Военный совет: как солнечный мускул взят

в основании камня. Как призрачный Карфаген,

невесомая lingua franca [Молитва на Каждый день].

И я говорю: вложи нам камень в пращу, Центрифуга.