Эксперт по рождению (перевод с норвежского Дмитрия Воробьёва)

круг золотой     солнце желток 

рот сплетён     бородой 

голова крючком    из волос 

спутаны мысли      зуд в теле

сложенном из костей 

в этом гнезде 

ветер гуляет моё нерождение и уносится прочь

всё на земле станет одинакового размера

будет шлифоваться корпус о корпус

пока не настанет день когда

всё станет одним и тем же

а оттуда пусть унесётся    в ночь трещину перепонку

исчезнет как искра вспыхнувшая между желать и 

не желать стать стать чем угодно лишь бы не рождаться

продолжать кричать   как пустой свет дня    кричать без рта

Привет, меня зовут "Ещё-не-рождённый"

Меня зовут «В-пузе-житель-задерживает-дыхание-и-считает-все-шаги-до-матери»

Прошло девять месяцев, но я не появлюсь, потому что мой отец сказал, что убьёт меня

Я думаю: может, мне и не придётся рождаться, если я начну помогать по дому. Вот почему по ночам я крадусь за водой, таскаю дрова и отгоняю хищников палкой. Должно быть, соседи заметили мои следы вокруг хижины  

Я зажимаю рот, но всё равно учусь говорить. А вдруг я стану слишком большим, и мне в любом случае придётся родиться, я ничего не могу поделать: Ууууууу ууууууу

Когда я родился в первый раз, отец пырнул меня ножом прежде, чем я успел открыть глаза. Внезапно. Я умер до того, как стало больно. Но успел разозлиться, поэтому думаю придётся ещё родиться

В другой раз, когда я родился, он задушил меня пуповиной, хотя любой подонок должен знать, что варить козленка в молоке матери его — вдвойне скверно. Он просто злыдень, его нужно проучить, думаю продолжать рождаться

В третий раз, когда рождался, я едва успел поздороваться, как он размозжил меня камнем. По крайней мере, он мог бы сначала поздороваться. Думаю, продолжу рождаться, хочу свести счёты 

Когда я родился в четвертый раз, он заехал мне ломом. Я пытаюсь встретиться с ним взглядом, прежде чем он чертыхнётся, но он избегает взгляда. Избегание — это признак слабости. Я намерен родиться, это будет последнее, что я сделаю  

Когда в пятый раз я рождался, он собирался рубануть меня топором, но я сказал: слышь, я знаю кто ты! Он был ошарашен. Я такой: я намерен продолжить пытаться родиться. Он испугался, я заметил это, начинаю его понимать 

На шестой раз я завопил: я видел, как ты поседел, ублюдок, время на моей стороне! И тогда он ответил: если ты попытаешься что-нибудь натворить, я прикончу твою мать. Надо же, как низко пал этот человек. Думаю, продолжать рождаться. Но с этого момента я буду действовать тише 

В седьмой раз рождаясь, я не сдержался и заорал, мол, если ты тронешь мою мать, я откушу тебе хуй. Он ответил: кусающий хуй отца своего, никогда не родится. Я не нашёл, что на это ответить, и он забил меня на смерть той же лопатой, которой потом закопал. Должно быть, это — ад. Мне нужно родиться дважды, чтобы выбраться отсюда

А на восьмой раз я подготовился и прошипел ему: убивающий своего сына, с таким же успехом может трахать свою могилу. Он этого не ожидал! В приступе ярости он забил меня молотком и продолжал фигачить даже после того, как я испустил дух. Вот это была движуха! 

Рождаясь в девятый или десятый раз, я ухмыльнулся: помнишь меня?! И тогда он слетел с катушек. Он, по ходу, ударил меня раз сто по лицу отверткой и кричал: «сдохни, сдохни, сдохни!» Я воспринимаю эти крики как добрый знак, я продолжу делать то, в чём я стал экспертом: рождаться 

Рождаясь в одиннадцатый или пятнадцатый раз, я сказал: чмо, я убью тебя нах, так гласит пророчество, и тогда он ответил: я знаю. Вот почему ты убиваешь свое продолжение, если тебе интересно, из самозащиты. В нашей семье – это дело чести. А потом он растоптал мне ноги, бросил в муравейник, сидел в походном кресле, цедил пиво, наблюдая, как муравьи очищают кости от плоти

В шестнадцатый или двадцатый раз я сказал: я бы уже умер от старости, если бы ты позволил мне жить. И впервые он прикончил меня голыми руками. У него удивительно теплые и мягкие руки 

На семнадцатый или тридцатый раз, я рассказываю ему всё, что узнал об убийстве младенцев: убитые детки кричат по ночам, иссушают поля, коров молока лишают. Выжги клеймо на убитом детёныше, чтобы он оставался в лесу, свари убитого детёныша в семи котелках, чтобы он оставался в лесу. Отдай кусок мяса медведице, кусок росомахе, кусок кунице, кусок гадюке, кусок вороне, кусок матери, а последний оставь себе. Пережуй мясо семь раз по семь, и убитый ребёнок останется в лесу насовсем. Смажь кровью козы, раковиной улитки, ламповым маслом три раза две стороны головы разбитой и тогда убитый ребёнок не посмеет вернуться. Сожги хижину, где родился детёныш, чтобы он не начал искать семью. Мертворожденного нужно убить ещё раз, а затем обманом заставить три раза родиться: один раз лицом вниз, другой раз лицом вверх и последний раз без лица. Этот детёныш должен сначала родиться при свете дневном, затем при лунном свете и, наконец, под дождём, и тогда ты должен дать ему жить, потому что он сможет обнаружить других убитых детей, куда быстрей, чем вы их заметите сами. Каждый должен запомнить каждое имя каждого убитого ребёнка, но никогда вслух не говорить, потому что тогда они вернутся мстить. Просто позовите, эй, Долговязый Шип, который сидел на ноге своей матери, просто позовите Жаждущего Слез, которого засосало в песок, позовите Раптора, который любит есть ягоды, или Паука-со-сложенными-лапками-который-умудряется-дождаться-пока-мухи-утонут-в-пальмовом-вине, или Ребёнка-черепушку-который-сосёт-грудь-как-масло-для-лампы, Ребенка-кожу-да-кости, который копается в пыли и наносит удар тебе в пятку, эй, Маленький Острый Язык, который лижет твое ухо. Во сне каждый видел равнины, где новорожденные младенцы ползают на четвереньках под солнцем, где курганы из высохшего яичного желтка отбрасывают тени размером с человека 

И мой отец вздыхает: «Когда же ты, ублюдок, наконец заткнёшься?» И снова делает то, в чём он стал экспертом — забивает меня до смерти

К восемнадцатому или восьмидесятому разу моего рождения, у меня уже была необычайно долгая жизнь в виде городских легенд и призраков, преступлений и репутации. Он стоит наготове с занесённым надо мной копьём, я говорю ему прямо в лицо: дай мне стать обычным парнем, тогда я стоял бы в своём углу, позволь всем обо мне забыть, как об обычном парне  

В семидесятый или сотый раз моего рождения я заметил, что он постарел. Он уже не убивает меня так, чтоб брызги крови вокруг разлетались, вместо этого он хнычет, мол, у меня ломит спину от того, что я должен постоянно сбрасывать тебя с горы, хнык. Раньше я мог сжимать твою шею, как лёгкий рулон туалетной бумаги, теперь же я должен так напрячься, что начинаю потеть, хнык-хнык 

Отвечаю в том же духе: пора позаботиться о себе, Отец. Да, не лезь ты один на чердак. Тебе надо правильно питаться, Отец, а то ты всё худеешь, ах и ох. Сколько не ешь, всё не впрок. Жаль, что тебе приходится тут бездельничать, ох и ах.  Старость — не радость, ясен пень. И это помогает. Он тает на глазах, убивая всё более машинально, в то время как я продолжаю рождаться  

Я рождаюсь в тысячный раз, старик лежит неподвижно, чтобы не тревожить свой геморрой. Я говорю ему: хорошее всё-таки было время, когда ты убивал меня, как настоящий мужчина, с яростью, инструментами и оружием. Твоё нытьё не только меня убивает, оно может убить само солнце!  

И я кричу изо всех сил: смотрите, вот, полюбуйтесь! Посмотрите на эту кожаную тряпку! Мой отец мог убивать, мой отец мог бить и пинать! Его все боялись, но никто его не боялся больше, чем я. Вы только посмотрите на него, а! Только полюбуйтесь на этого размазню!  

А потом я перекатываюсь на бок и душу его одной левой. И это не похоже на победу. Теперь я наконец-то могу убивать! И я хочу вам сказать, что это никакое не искусство. Далее я сдираю с него шкуру и вешаю её на ветку, как мокрый флаг 

А потом я перекусываю пуповину, да! — наконец-то я родился! 

И тогда я обернусь и 

впервые посмотрю в глаза матери, 

и спрошу её версию