ДВЕРИ В ОДИН КОНЕЦ. Фрагменты эпоса (перевод со словенского Владимира Фещенко)

«Двери в один конец» (Vrata nepovrata) — опус магнум словенского поэта, драматарга, переводчика и эссеиста Бориса А. Новака (Boris A. Novak), стихотворный эпос двадцать первого века, состоящий из трех книг (еще две пока не опубликованы): «Атласы ностальгии», «Времена отцов» и «Обиталища душ», насчитывающие 45 000 строк на 2300 страницах в оригинальном издании. У каждой из книг — свой собственный мир, каждую можно читать отдельно, но все три соединены одними и теми же героями и сюжетами, показанными с трех точек зрения: вместе они образуют более высокую и широкую цельность. Эпос Новака повествует, в том числе, о войнах ХХ века и переживаниях творческого человека и поэтического субъекта в памяти о катастрофических событиях и процессах, сквозь призму семейной истории и личной биографии автора [1].

Третья книга эпоса «Обиталища душ» (Bivališča duš), из которой составлена данная краткая подборка, создана в особой нарративной рамке: путешествие по океану на Север, в котором корабельным грузом становятся Души, Память, История и ее квинтэссенция — Рассказ. В глубокой нижней палубе хранится Память. Там древние мифы (как миф о Люцифере в песни четырнадцатой из нашей подборки) постоянно метаморфируют в более поздние исторические повторения. Автор реинтерпретирует Дантовский «Ад» как Историю. Герои преодолевают значимые символические пороги («Личные двери» в песни двадцать четвертой), встречают на своем пути мифологических персонажей (Первый грамматик в песни тридцать девятой). Восхождение по трапу на верхние палубы («Чердак поэтических душ» в последнем фрагменте подборки), с другой стороны, открывает входы в пространства Искусств как наиболее надежных хранителей Памяти.

— Владимир Фещенко

ДВЕРИ В ОДИН КОНЕЦ

Фрагменты эпоса

(2015-2025)

Из книги третьей ОБИТАЛИЩА ДУШ

Песнь четырнадцатая:

ПОДПОЛЬЕ ПЕРВОЕ — КНИГА БЫТИЯ

1

Сегодня Архив оцифрован.

Все документировано, с самого начала

до последних дней. Вот записи

всех секретных служб и госкомпаний,

никому — даже мухе — не избежать контроля.

Роясь в нем, нахожу скрытую программу внизу

файла, названного Агентство памяти.

Экран открывается: Сатана, Князь тьмы,

берет в руки магический пульт и указывает им

в никуда, где высвечивается надпись:

                                                                                  Пост-

                                                                      модернистская

                                                                 компьютерная игра

                                                                              «БЫТИЕ»

                                                                           написанное

                                                                 ПЕРВЫМИ ПОЭТАМИ

2

Голова Сатаны светится в полумраке.

Он нажимает кнопку на пульте

и является Люцифер. Голоса их отдаются эхом по всему аду.

САТАНА: Расскажи мне сказку на ночь.

ЛЮЦИФЕР: О чем же, князь мой?

САТАНА:                     О том, как все было, когда-то.

ЛЮЦИФЕР:  Когда мы все еще правили Небесами?

САТАНА:                                                                                Нет,

            об этом горько вспомнить, мне не по себе.

            Сегодня так красиво вечером.

            Лучше расскажи-ка, Люцифер, сказку как возник

            первый человек.

 ЛЮЦИФЕР:                                                                          Как прикажете, князь мой.

Экран небес включается огнями

с бесчисленными звездочками,

и птицами, и рыбами, и разными зверями…

***

ЛЮЦИФЕР

Был он ребенком, и мир преклонялся пред ним:

Сгусток свечения в своде небесном бескрайнем,

Речка из звездного млека течет по дуге,

музыка сфер — молчаливая рифма всех рифм…

Был он всего лишь ребенком, скучал он без выбора.

Три цветных шара надул он тогда шутки ради

Желтый, зеленый и серый — круги в пустоте

нарисовал он. Но не было главного — голоса.

Стал он тогда рисовать певчих птиц, и деревья

слушать, как птицы играют, и музыку птичьего пенья

но разобрать он не мог смысла их говоренья.

Вечных детей пожелал он, чтоб с ними играть

Стал он тогда самых разных зверей создавать…

Скука его одолела, однако, опять. Захотел он историй.

И сотворил человека.

***

Сатана молчит. Жмет кнопку на пульте

и все звезды, все живое исчезает в темноте.

Исчезает и тот первый человек, во тьме.

Песнь двадцать четвертая:

ЛИЧНЫЕ ДВЕРИ

— Сквозь эту дверь  все ли души проходят?

Спросил я, молча надеясь, что страх мой

Скроет шагов моих оглушительный стук.

Заглушит его стая душ с одним прахом, с одной судьбой…

— Нет, капитан отвечал, эта дверь предназначена

Для тебя одного. Только ступишь, захлопнется за тобой

свет погаснет, ночь станет еще темнее,

ты станешь тенью среди теней,

в огромном-огромном пространстве

и мир протянется к подсвечникам звезд,

и язык обретет формы времени, неведомые доселе,

сто один плюсквамперфект, как фонтан

памяти, бьющий из родника, омывающий

прогалины настоящего времени. Только будущего нет.

А точнее: туда не попасть. Там в снегу всё

Там вечный снег. Снег из звезд, которых больше нет…

Песнь тридцать девятая:

ГРАММАТИКА ДУШИ

1

Встал я пред Первым Грамматиком, он вопрошает:

Что за часть речи — душа?

Я отвечаю: душа — существительное.

— Разве душа — это дом, это памятник, судно морское?!

Двойку  я ставлю тебе, сядь на место,

Высказал строго Учитель грамматики мне,

Взором тяжелым окинул меня, порицая.

3

— Ну, продолжай! — всё настаивал Первый грамматик.  — О чём?

Переспросил я. — Ну как называем мы слово, которое

и велико, и прекрасно во всем? — Прилагательное.

Я бормочу, заикаясь. — Теплее, теплее! губы его

Кровью наполнились от нетерпенья:

Не прилагательное. Помогу тебе я.

Что же такое тогда это слово? Числительное?

Облик учителя резко меняется в цвете.

— Может, предлог? — я в отчаяньи предполагаю.

— Грустное время у нас, где грамматика — терра инкогнита

и для поэтов, острым меня языком он пронзает;

что ни скажу, все невпопад получается.

Местоимение! — молвлю я в панике. — В чем будет смысл

длинной той песни твоей про обиталища душ,

если не выучишь птичью грамматику,

если не знаешь о том, что язык есть разгадка

целого мира космического?

Классной доски уже нет на стене, да и нет и стены уже,

Строгий учитель стирает три четверти неба, в размахе,

и появляется с неба Фигура, до боли знакомая, крупная

неописуема и удивительна,

больше не Первый грамматик, но женщина

— это же Мо! [2] —  воплощенье присутствия и отдаленности…

Вглядываюсь глубоко в эту тайну, так мило явившуюся,

шепчущую в тишине:  Душа — это Глагол

                                    Душа есть Глагол

                                    Душа — это Глагол

Песнь шестьдесят седьмая:

НАГАЯ ДУША В СНЕГУ

5

Снег, снег, снег, снег, снег,

Снег, снег, снег, снег, снег, снег, снег,

Снег, снег, снег, снег. Снег.

***

Снег, снег, снег, снег, снег,

Снег, снег, снег, снег, снег, нагая

душа глубоко в снегу.

9

Снег

за ночь покрыл

весь свет.

Снег цел, бел и чист

как пустой незаписанный лист

бумаги.

Мне жаль, что тебя здесь нет,

я бы бросил тебя на снег

а потом бы бросился сам

на тебя

под тебя

внутрь тебя

среди смеха,

клочков, хлопьев

ледяной морозящей ваты…

Но ведь затем и есть

на свете

поэзия.

Голос — цел, бел и чист

как пустой ненаписанный лист

снега.

Я брошу тебя в этот стих

и брошусь затем в него сам

на тебя

под тебя

внутрь тебя

среди смеха

хлопьев, клочков

морозящей ледяной ваты!..

Песнь семьдесят восьмая:

ОДИННАДЦАТЫЙ ЭТАЖ —

ЧЕРДАК ПОЭТИЧЕСКИХ ДУШ

1

Этаж одиннадцатый — на самом деле, чердак.

Чердак поэтических душ,

лирических и эпических, бедных и еще беднее…

Здесь всегда леденящий сквозняк.

Двери хлопают с громким лязгом.

Ржавый ключ потерян навеки.

Каждый стих здесь обходится дорого.

            А за дверями теми, шумными, грозными

            — двери другие, побольше, темнее, тише

                                                                       Те двери — в один конец…