Андраник Антонян. Мир после паузы

1.

  

О симфонии кайнозойского соловья. Движение, расстегнутое трамваем, намекает на различие внутри хруста. Извержение утр. Неваляшка пришла из Японии, там — где арбат делит сердце на луч из сахарной ваты. Фотон, ты сильнее, чем кажешься. Двухполосное искусство – исчезновение пульсирующей дистанции между клаксоном и карандашом. Осы стеклянного воздуха дробь янтарного января, где глаза на воде горят. Рябь, натянутая на кожу.

 

2.

 

Утопаю в генезисе. И окаймлен простором. Я не знаю имен пейзажа. Я подчеркнул это, как дверь, надетую на запястье. Твои губы — ползущий карбоновый паук, изо рта в рот. Шевеление листьев из одноименной оперы.

 

3.

  

Здесь нечего изображать, кроме полипов. Я окружен чувственным сближением. Помада забвения раскрасила лицо черновика. Я разбил сердце, оно оказалось оловянным/деревянным/стеклянным.

  

4.

 

Я смотрю на глаза. Они ползут по мостовой складке. Безмятежность стояла везде: у мамы на работе, в Белом доме, в офисе Туроператоров для поездки во Владикавказ. Но осень люди выбирали сами. Осень люди выбирали сами. Осень люди выбирали сами.

 

5.

  

Пауза — винил между снами. Я, побег из травы старых песен. С ленточным кофе на зубах снова проронил свою субъектность (на которую смотрел сквозь пальцы) жесткую, как слезы. Ночь — это п(р)орванный монолог. Молотьба лазурным творогом, где яблоко яблоню с(т)удит не осторожно. Взмах.

 

6.

 

Острота глаз трущоб. Вычихивать из себя что-то большее, чем руки танца. Я люблю тебя, потому что ты ешь: хрустящая, как небо без марли, встреча с зеркалом на губах. Антарктический гребень (произведение дна) сгорает, как палец, окунаемый в ойкумену. Сжатый блеском, стою резиновый, как кувшины постельных сережек. Дуга обзора снов. Полет летнего ободка. Спи, ободок!

  

7.

 

Версия, созданная, когда ручка упала на пол. Она смотрела на меня глазами девушки, которой не нужно оплачивать счет за свет. Вижу размытые огни, как на пластинке — на даче, пока дедушка обдумывает иглу травяной выдачей мелочью.

  

8.

 

Я несу фонари на руках, они чертят на глазнице острый, как стук, оборот. В нем современность — это несвоевременность. Я поперхнулся глыбой. Я повернул гробы. Из них вышли дети, свежие, как апельсиновая корка! 

  

9.

  

Читать январь, как река. Это моя победа над восемнадцатым веком. Когда ты хочешь чем-то поделиться — стоять в очереди не лучший вариант. Стоять в очереди всегда перебор против шерсти. Улетать, не как гиря, без прицела достаточных оснований. Букет, раздеваемый в лифте. Строкой помаран, как гелий.

 

10.

  

Я бы хотел свое «почему», но я не знаю где греются вишни! Осень, читать пыль. Сырая циркуляция озноба. Хлыст — падчерица сережки. Болт моли в желудке жалуется на прокрастинацию. Мыло стирает связки горла, растущего из листа со дна сна, теряющегося в клубе шаттлов штампа. Штамп : обратная сторона резца, толкующего о. О — полесье судорог новолуния. Я черчу исходящие сообщения.

  

11.

  

Выхожу в пространство, где пересечение острых ля. Мы скользили по кривой. Струя, как дым, поднимаемая на плечи. Если я наткнусь на камень, паучок перевернется. Долгая, как растущий день, длина электрического голоса. Как тут уснешь? Во многом щуп дошел до бумаги и там расстался. Как дым, поднятый на ноги, взмах — яблоко на дорогу. Стена моя: витраж ограбления. Передай небо другому.

24.04.2025