Извините, у вашей собаки пластилин

***

Надо простить тех, кто рефлекторно выходит на улицы, когда на них жарит пирожки ОМОН

Зерно протеста слишком сырое //Гонится за крученым боке// Не считает количество станков в стране

Ритуальные изгнания поэтов диктатором, ритуальные обличения диктаторов поэтами

Свет убивает пленку, матрицу, чтобы остаться осязаемым долго – ритуальное позже придумают люди, а сейчас это движение Мира

Протесты или отсутствие протестов – голос Мира, исключающий человеческую волю

Рефлекторное ожидание чуда от любой рациональной смены оптики, вода испаряется из стакана, и однажды диктатор умрет, поперхнувшись этими каплями

Ритуальный оргазм: "А наконец-то мальчика убили"

Вещь, которая отказывается от ритуального, не лишается социального контракта на право коммуникаций, а просто перестает существовать в ритуальной картине Мира //Щебечет камушком в окровавленном кеде// Раздувается неведомо, подспудно, телесно ощутимо давлением водяной линзы под все тяжелеющим зданием (и нарывает в период протестов)

Ритуальные протесты – время коротких знаков

Вот вопрос – как мы, не ощущая камушков тропки, прошли путь от тяжёлых налогов, диктаторов, избитых мальчиков до жертвенного заклания

Путь от осознаваемого до карнавального не становится для каждой вещи трудным, сколько бы не было стёрто Миром вещей

Наверное, я так часто читаю о протестах, чтобы почувствовать, как меня правильно убили

Как долго будет ощущаться смерть тела теми, сделал это сейчас. Станет ли связным для них Мир после?

Рефлекторность ритуальности – способ говорить с Миром, или уходить от вещей?

Вяленые карпы советских дач объявили войну пивным мужичкам во имя смерти всех рыб

История всяк хороша, чем якобы не завершается, скелетом рыбным или человечьим

Что будет, если изобразить несуществующим все, что порождает насилие

Удочка встаёт на сторону рыб и вспарывает яремную вену рыбака

Вещь объявляет врагом каждый винт, даже, на котором держится смерть

Поэты вашей ориентации

И помните – предавать Родину нужно по субботам, по одной ложечке в день

***

стачан Миром новый человек – арахнофил, арахнофоб, арахнофаг

архитектурой зданий уничтожается дизайнерские гайд-лайны сетевых маркетов

теперь можно объявлять независимость в других местах –

"Это единственно правильный майонез".

Я выхожу на улицу с красным фотоаппаратом и фотографирую только красное

В родовых преданиях сказано, иные цвета – цвета измены и отчаянья

Но сдвигаться надо в другое –
Когда колористика чужих протестов – для тебя неосознанно – красный свет твоих ортохроматических текстов

Советские школьники – это дух эксперимента, утопии в действии, съевшей их мясо

Юстировка себя – не юстировка механизма – барабан выдержек может сорваться с цапон-лака – и прожив 50, ты себя юстируешь заново в эту важную для себя минуту

Почему механизм должен работать, почему он не может быть сломан и быть прекрасным?

И тот сосед, который следил за нами в бинокль десять лет, увидев, как мы заклеиваем черным окна для фотостудии, тут же звонит в милицию

...

День как день, а ты опять Кибальчиш

***

Расстраивается море телом лестничной клетки

Гаечный ключ поворачивает гайку соленых ребер до неправильного

"Извините, но у вашей собаки пластилин"

В кастрюле вытапливается сало нарратива

Грань чужого города, извиваясь, проходит под ожухлыми листьями тела

На стыке железных дорог не могу вспомнить, какой потерял узелок

Выгибает осатанелым шкафом душную мантию пылящегося нигде в новеньких ботинках

Липкая стопка мраморных блинов ожидания

***

а каждая оптика взгляда опирается на землю,

земля выходит из пещеры

и гладит тебя земляными корнями

...

каста поэтов бесполезна

она не дает результатов

у каждого поэта

в квартире сидит бабушка

и ждет, когда он съедет за неуплату

...

военные выжигают огнеметами землю,

чтобы она нас не убивала корнями.

налогоплательщики этой земли не заплатят достаточно,

чтобы военные выжгли всю землю

....

чтобы не быть военным,

теперь достаточно быть землей.

земли больше, чем оружия.

земля идет в наступление

***

Единственный стоящий бой – отвоевать поэзию у поэзии

А потом ничего не случится

Очередное предчувствие очередной гражданской войны

Выбери себе ссыльную каторгу, как номер в хостеле. Достаточно того, чтобы был душ и крокодил в клетке.

Судьба – это спокойно, потому что человек, как сторонний – это неотвратимо

Все не связно. Связность находится в нас. За азотной кислотой онтологичности, за раком в золотом руне. Герой не дошел, потому что перелом основания черепа и никто не подстелил (как обещали эпосы) золотого руна.

Речь вещи порой звучит устало, как речь чиновника перед визитом следственного комитета. Просто Мир устал, Мир устал.

Все закончено-незакончено. Аппарат, который на любой диафрагме не ловит резкость, а угадывает по чайкам костей

Новая казнь человеческая – быть в раздробленном множестве, дышать в раздробленном множестве

Умирать молодым нельзя, старым тоже. Значит мертвой чайкой в море, стать солью на китовьей коже. Рефлексы соляных кристаллов – занесённая и упавшая над прыщавой от бомж-пакетов студенческой коже дубинка. Иногда не фотографируешь человека на документы, а констатируешь побои.

Превратить пыль на полу маршрутки в тот свет, который она отражала

Превратить обескрыленную пыль на полу маршрутки в тот свет, который она отражала

Мы будем петь и пост-пост-пост от обескрыленной чистоты-пустоты героических сюжетов

Быть человеком и рыбой, которая не знает куда идти, а просто идет

Процент бриколажа в написанной тобой иконе достигает 120 процентов

Падающие предметы не оставляют звука, но тебе так прекрасно не знать это

Ты собираешь на себя воду, и она становится твоими чешуйками

Ты становишься молодой рыбой

Быть маньяком, не быть маньяком

Это неверная постановка вопроса

Всегда найдётся человек

Который напишет лучшее стихотворение этого века

Исключительно для того чтобы насиловать тебя мёртвой

День как день

А ты снова на панельке

Царапаешь поэтические каракули

Будь здрав, сив да кобыло́к

***

Эй, пацан, а сколько ты зарабатываешь стихами?

Отстань, я произвожу невесомые по Марксу продукты

Коллективные ритуалы компульсивного страха, где человек не отличен от всего остального

Коллективные ритуалы – аптекарская резинка на дверях телесного-духовного шкафа, где случайным образом свалены запчасти тебя

Этично ли падать кружке сейчас, когда ты жертва семейного насилия

Или ей нужно упасть в другой момент

Уничтожая любой символ времени, пытаешься убить время в себе

Капитал, как максимальная видимость рациональности, обнажающая детскую травму первого взгляда на себя в зеркало

Будучи мужчиной, можно быть женщиной

Будучи белым, можно быть черным

Должно быть этичным то, что создает этику?

Возможна ли этика без насилия?

Этика обновляется тогда, когда насилие становится чрезмерным

Это крайний случай

Или правило мира?

Неконструктивное свободолюбие

Право униженных, травмированных, подчинённых на интуитивную, эмоциональную злость

Право сильных на интуитивное принуждение

Одна и та же лишённая этики привилегия на насилие

Насилие в тебе – нож на твоей кухне

Ты режет им масло десятки лет

Но вряд ли сможешь сказать, что такое нож

Новая Этика, Большая этика – ты обнимаешь свое насилие,

Ты становишься ему другом, лучшим другом

Насилие – больше не плоский лист бумаги

Волокна вновь становятся деревом

Шветки детских травм

Внутренние клетки этических побед

Нужная жестокость съеденной воды

Дерево-история ждет мудрого садовника.

Пробитая пулями шинель отца

Не место камлания

Не грязный кусок ткани

Часть Мира, мимическая морщинка истории,

Безапелляционно владеющей тобой

Искусство – это попытка рассказать историю, которая рассказывает тебя

Насилие бессмертно, но поддается контролю и обучению

Всегда

Насилие должно называться насилием

Любая часть мира,

Примененная для разного

Обязана называться своим именем

Оправданное убийство **** врага остаётся убийством

Насилие над ближним ради блага остается насилием

Нет насилия допустимого или нет.

Как Мир, пришедший к тебе –

насилие неизбежно –

как неизбежен с ним твой шаг –

к Миру или от.

Сухая арифметическая разница

Между тобой, себя осознающим

И тобой, существующим безусловно, от Мира

Река во сне, которая то ручей, то море, но тот берег, чтобы не было там –

недостижим, невыразим, безусловно страшен

–

И пульсирующая память об этом страхе, не властная тебе

Должна быть сказана максимально отчетливо –

–

Между тобой, себя осознающим

И тобой, существующим безусловно, от Мира

Ты

–

Лишенная берегов чернильная клякса, рефлекторно ползущая во все стороны

–

Насилие всегда рефлекторно,

Но иногда помогает чувствовать себя в голосе Мира.

Дискурс насилия – не теория всего, а один из инструментов, пирог, в который ты вкладываешь свою начинку

Такое же эфемерное определение как матка дыма, месячные бетона