Игла газ

Хорошо бы литературе быть там, где неопределенность. В попытках сказать о том, о чем сказать невозможно (для определенности и возможности хватит обычного языка). Но это путь к чему-то, пусть неясному, но удерживаемому в фокусе, иначе взгляд соскользнет и разобьется на тысячи молекул в броуновском движении, никуда не приходящем.

Текст может идти в открытое пространство и узнавать, куда идти, по мере того как идет.

Хорошо бы литературе быть неопределимой («как положено писать» – уже заранее штамп). Но можно высказать относительно надежные предположения относительно того, как не стоит писать. Слово (как все другое) не несет абсолютной истины, но позволяет частично что-то увидеть и встретить.

Текст может собирать нечто рассыпающееся, но работающее в состоянии рассыпания, благодаря этому рассыпанию. Не касаться (прикосновение уничтожит), но идти вокруг – и видеть с многих сторон. Быть незавершимым (кто может быть уверен, что увидел вполне?). Но иметь частную завершенность, когда контур чего-то проступает чуть яснее, и на основе увиденного и встреченного можно попробовать всмотреться во что-то еще. Постоянно ускользать – и идти навстречу.

Хорошо бы литературе опираться на возможности языка дальше его стандартов, на ассоциации от предметов, на то, что говорят слова и предметы при их встрече (так и появляются новые смыслы). И ограничивать эти возможности, отсекая возникающие лишние смыслы, если она желает встретить более связное и живое, чем перечень.

Текст может открывать новое и новое при каждом прочтении – но это расширение и углубление, возможно, прыжок, не теряющие связи с тем, что уже было открыто, не заставляющие начинать заново.

Хорошо бы литературе быть почти ничем, только одним из средств взгляда, встречи, более интересной жизни. Занятие ей не оправдывает ничего. Но она может попасть в область рождения.

Текст может быть постоянно нарушаемым равновесием (но таковы и шаги).

Хорошо бы литературе быть попыткой отказа от себя, выхода из своих клише, всматривания во внешнее. Но всматривания своим образом, тем, который и создает пишущего.

Текст может быть личным делом, его прочтение кем-то еще не имеет значения. Он работает здесь и сейчас, индивидуализируя сознание, находя дорогу к человеку или предмету. Но его прочтение может изменить сознание другого – и тогда работа текста оказывается очень длительной.

Хорошо бы литературе спрашивать – но и отвечать, не в виде формулы, а показывая проживание важного, того, что невозможно, внутренне противоречиво, но тем не менее существует – как она сама. Не описывать, а встречать и видеть. Приходить из несловесного – смутных ощущений от взаимодействия с людьми и предметами – и уходить в несловесное – как встреча, как действие изменившегося сознания. В объем из линии письма. Не говорить общего, приближая к частному.

Текст может быть одновременно неуверенностью и точностью. Газ и игла. Точнее – игла газ.