Издательство «Русский Гулливер» публикует книгу стихотворений поэта, переводчика, фотографа и музыканта Александра Фролова «Внутри точки», ранее существовавшую только в электронном виде. На «Флагах» – три стихотворения из «Внутри точки» с кратким комментарием Александра Уланова и фотографиями Александра Фролова, использованными при оформлении новой книги.
Стихи Александра Фролова – способ встретить мир в его яркости, множестве взаимосвязей и превращений, в неожиданности, ненадежности, становлении, в неповторимости мгновения и предмета. Внимательность, открытая событиям, порой захлебывающаяся ими, не уклоняющаяся от боли и одновременно спокойная, так как опирается на множество встреченного. Одновременное движение по нескольким путям – что порой подчеркивает графика стиха или его расхождение на несколько языков. Поиск речи, говорящей свойствами предметов, преодолевающей отчужденность описания, отказывающейся от стандартов синтаксиса. Опирающейся на принципы композиции музыки и на пристальную смутность фотографии. Это стихи нон-фикшн – увиденное, а не придуманное.
– Александр Уланов
ТУМАННАЯ СПИРАЛЬ
Туман натянут как нерв в степень цвета (свёрток).
Дерево – вертикаль дороги,
рассыпающейся волосами по смотровым осям (взмах кистью),
чешет молоко из-за синего зуда,
закругляясь в бутон зрачка,
раскрытого пропастью в утренний слепок.
Северные книги раскрыты (повёрнуты) ладонями к нашим снам.
Ряды сухих виноградников.
Царапины на стекле говорят с тобой,
как плести диалог из пунктирного спазма в стае.
Пустынные камни – реплики из несостоявшихся разговоров:
параллельные скоростей дома и моего желания быть внутри.
Пустота огня –
пространство, отзывчивое голосу любой формы –
руки, приютившие двойника:
вычитание – сбрасывание кожи,
как слои измерений перелистывать в уме
(серпантин оплетает гору, лоза, костлявые пальцы) – проследить
бег теней вниз по ступеням к морю – перечень имен,
предназначавшихся мне при рождении,
топишь ради первого вдоха в одном сочетании букв, затем
в другом растворяешь глоток воздуха, добавляя ещё оттенок на
передний план, легкий шёпот, шарканье ног, доносящееся из окна,
в свете которого раскалённая пыль пронзает осью комнату,
как крики детей распускаются цветением внутри слуха,
когда движение мяча не совпадает с границами дозволенного.
Пульсирует точка – тёмный исток вращается,
пронзает любые конфигурации материи – кора –
узлы борозд,
соединяющих предмет с тишиной, чтением, тенью (воспоминание)
в центробежном стремлении слова затвердеть костью
в языковом скелете.
Останки мамонтов –
строчки, описывающие ледник – растут вдоль
твоего поверхностного взгляда на вздёрнутую серебром нить
повествования (дома стояли окнами к берегу моря, незаживающее солнце,
определенный порядок слов, частота смены зелёного на жёлтый, вторник или ноябрь),
достаточного для примечания раны в веществе, многократно использованного
в качестве примеров речевых ситуаций: пустые бараки,
хитин, обрушение синтаксиса – заполнить нарастающей темнотой
в случайных словосочетаниях, в их взаимодействии с другими,
такими же кипящими смолами, чтобы новые сгустки освободили
мгновение от времени, дав нам недостающее звено: проснуться.
Пелена рассеялась на цвет и струну, развернувшись в ландшафт.
КОЛЕСО
ржавчина дерева сухость не устоять холоду быть
необходимо железо спинки старых стульев вокруг
бездны горчичный свет лампочки над но в этом весь
дом тепло а не в белом сиянии снежных полотен
простыней экранное тело языка спящее –
материя –
вдова –
w(i)dow
от i до I – first second – первая секунда, первое мгновение, помощник
на судне востока – dow – палуба покрыта мукой: мешковина распорота –
ткань времени, что ты хранил в шкатулке на окне каюты, а теперь её обрезки
по всей поверхности деревянного пола, стола,
through the window glass
черный иней вползает: овдовевшая радужка – зрачок размолот,
и то чем он кажется – лишь тень перспективы над шестом (i),
звезда над столбом, увидев которую, ты воскликнул wow
(кто ещё помнит эхо твоего голоса – слово, ручей, снег в лесу ещё мягкий –
это останки костра, гвоздь без шляпки, рука без руки) –
закрашенный ноль –
лампа, окно, стол: треугольник в кольце,
чьи стороны оси письма (I) – спицы
в руках Ἄτροπος, Айсы, Morta, Скульды – вяжут шарф
будущего на основании Διός αἶσα
по выкройкам из кожи бога,
как за спиной продолжает стоять
твой жадный глоток жизни, воды, воздуха? – речи,
а тебя уже нет, и была ли? – речь
наматывается на магистральные лучи света, а ты – лучший
шлифовщик их граней – держишь в руках эти стрелы,
частокол, грифели бури? – нет,
это несколько букв
в конце стихотворения, у провала,
в провал?
горстка заточенных спичек – зажги букву A (факел,
освещающий воды всего алфавита) в слове w(i)dow-(A) – падение в боль,
арка над пропастью, когда горло вжимается в свои стенки – впустить
длинные ножи или вакуум – вытолкнуть огонь до самого wed-ding – опоясывающий,
назойливо повторяющийся, замыкающий в кольцо звон, слияние первого с множеством подобий – I c weeeee...Δ– рыба или дверь,
где растворяется пятьюстами вспышками – ow – в потоке исключений,
стон незаконнорожденного (out of wedlock), его первое aaaaaa,
завиток дыма над факелом,
от чего небо выгибается, сводит судорогой – Е,
обретающее зрение – две точки вверху, становясь ударной Ё в твёрдом нёбе;
не испытывая препятствия
шеренги невидимых узлов системно движутся
в направлении пришвартованных кораблей,
как сорняки оплетают мраморное сердце события – разорвать
строгий порядок слов в языке, впустить восток,
хоть и мешки с мукой почти пусты – соберём города из сухого тумана,
осевшего над грани предметов,
сошьем паруса для лёгких драккаров-интонаций из материи будущего,
как текст – из промежутков, что не даётся любой иерархии смыслов – текст
из одной литеры, её пепла – растолчённого зрачка, которым мы видим
нервы грядущих событий, что сеткой опутали Δ, и я,
разделенный на четыре
стороны света,
отворяю тебе тишину
перекрёстков.
ЛИНИИ
Как не крути, но мы выводим гнёзда с заглавной буквы.
Ссыпая имена в одну ладонь –
для второй –
проступающее поле,
белый лес,
герметичное веко, поливалентно,
срезает зерновые шипы
с северной стороны шума (замирание),
узлы трещин
на осадочном,
повторяющие расширение материи
вдоль взмаха твоей руки –
крыло бабочки
сметает города, каменные всплески – стаккато,
скалы идут штрихами под твою игру пальцами,
к жерновам бушующей соли по рассечённой белизне –
быть звенящей линией,
что выкипает через каждое слово
из преступления нами нас
в отказе от любых опор,
от взросления в букву,
выветривания из черствеющей дикции –
не чувствовать разницу,
который ты сравниваешь наши окончания
в одинаковых жестах для
перелома льда
в твоём крике
стоишь,
забинтованный
клочьями обращённых
в растяжение аквамарина
имён,
как рука в мелу
немеет,
периметр обездвижен,
ветви,
рвущие известь листа
текут сквозь насыпи тел
к разнесённым по карте обломкам цифр,
которые складывались в основание твоего высказывания по поводу расположения
агонизирующих фрагментов на дугах сосудов –
пьющие песок книги
(неплотно сжат кулак, и свет свободно льется между строк, рот открыт, окно,
оборван горизонт, костры вдоль берегов, чьи блики –
россыпи росы на скулах каменных львов –
фонтан прячет отражение в брызгах – лицо, обломок здания
в конверте взгляда продолжается движением значения по внутреннему
своду криков аистов над горящими полями –
молоко на привязи улитки:
шипит сочетание
вьётся волос вокруг иглы
(линия рта неподвижна, пока лезвие летит вдоль пересохшего русла воздуха –
зреет в корнях, как серой нитью сшиты перечни зимних дней в этом городе,
в потёках ржавчины веки прохожих неподъёмны;
за ними предметы остановлены дымом зеркал),
утонченность иглы бы нам,
когда проходим сквозь стены лишь поодиночке –
города, не выпускающие нас за бетонные скобки своих гнёзд, что название каждого выстилают, вцепились когтями в медное эхо наших шагов под заходящим солнцем за свою способность всплывать в представлении, чтобы мысль отделить от себя упавшей тенью на песок, утоляющий жажду страниц,
плавная
изогнутость берега,
траектория наших прогулок по тихим окрестностям,
интонация нарастает к концу в твоём вопросе
почему сегодня
снег говорит рваным скрипом,
отвечая в (в)место каждого,
оледенелая зелень, принимает настороженно
тепло,
когда говоришь в тёмный объём языка
или конвульсивно повторяя слова из детской
считалки
распороть тесноту
– вставки –
из утреннего пепла
построй свет, листва:
переулки – пока слово твое долетит до меня –
разобьется о
твои волосы
глаза – под струями песка
ищут смолы горечь, вертикальный
огонь, восковой частокол
шевельнулся не раз, когда мы
листали стены телами, легко
повторимые паром остывшего
чая
(отяжелевшая паутина в углу над тобой, когда вдали
на горизонте разрасталась заря),
занавески на окнах
швыряет ветер, как чёлку рукой поправляла в набитом под завязку
трамвае, переулки, мосты, шелест книг в темноте, я тебя укрываю
течением форм, не давая проснутся под потоком дождя, союзы,
переломы пути, растащи по углам остатки голосов,
кость прорывается сквозь тонкую кромку воронки
у каждого нового слова ,
клокочущий конус значений замыкается в точке,
где грани несут на себе
несколько цифр вложить
первый звук в язык.